Гибель дерзкого лорда

      За недолгую жизнь я единично страдал горячкой. И то - будучи окруженным столпотворением близких мне людей. Выздоровление сопровождалось добротными пожеланиями, теплыми прикосновениями, и я, разжигаемый пением Талии, собирал волю в кулак, просыпаясь от длительного кошмара. Когда я посыпался, никого из членов семьи не оказывалось рядом, кроме прислуги. Мне становилось невыносимо грустно, но спокойствие на душу накладывал утренний свет, сливающиеся в унисон голоса прохожих. Никогда бы не подумал, что мне придётся снова проходить через озноб и холод, в окружении которых я становился слабым мальчиком. Но я не мальчик. Я - лорд Итан Форрестер. Я не показывал слабостей и дальновидно смотрел вперёд, считаясь со всеми и каждым, решал чужие ошибки, чтобы... умереть?       Вдруг, тишину, прерываемую треском свечи под ухом, разрывает чей-то низко посаженный голос: - Пей.       Под затылок пролезли толстые пальцы. Он с легкостью заставил меня приподнять голову, отворить слипшиеся губы и выпить отвратное содержимое чаши. Я сморщился. Похоже, что наступило утро. Принятие лекарства, точно знаю, осуществляется утренним режимом. Так я научился отличать временные рамки. И до сих пор, сколько я не пытаюсь, удержать отсчёт времени удаётся примерно на десять минут. Ход времени достаточно странно пролетает для меня: оно идёт или очень быстро, или невыносимо вечно. Не могу отделаться от мысли, что я нахожусь здесь уже достаточно долго, так долго, что подушка приняла форму головы и отлеживать не надо.       Пошевелил языком, дабы смочить эмаль и десны слюной. Вкус лекарства, по домашним рамкам, дерьмовое. Даже интересно, какими силами я удерживаю это внутри, хоть и готов проблеваться при любой возможности. - ...сколько осталось времени на заготовление последнего компонента? Я затаил дыхание. Снова зарождается разговор. Единственное доступное развлечение - подслушивание перебранок взрослых. - Два дня. Ни больше, - отозвался более знакомый голос. Он, кажется, обещал мне объясниться (и заставляет пить какую-то дрянь, отчего я прикован к кровати). - Он стабилен? - Начинается корректировка многослойного ороговевающего эпителия, на поверхности правой руки образуются капсулы с чешуйками. Смотри. - Собеседники примолкли. Руку распрямили и подняли. Как ни странно, для меня новость не стала чем-то неожиданным. - Белые и черные. Снова повезло, Тамуэль, нам снова несказанно повезло. - На моей памяти - редкий феномен. - Не редкий, - ровным голосом продолжил более знакомый собеседник. - Для пяти лет - норма. А ты с нами всего год, я полагаю. - Бело-черные вымерли. Со второго поколения о них ни словом, ни духом. - Не. Далеко на юге, откуда я родом, племена в основном состояли из таких гибридов. Правда, так было в прошлом, - заключил собеседник, кладя моё запястье обратно, выбитое из-под простыни. - Надеюсь, наши боги простят нам эту ошибку. Знаешь, вариаций убийств немного, я их делю на самые типичные: во-первых, исключительная необходимость, под гнётом инстинктов самосохранения, или, во-вторых, ради пресного удовольствия. Кстати, кровожадность наиболее характерна для людей, существ наподобие Итана. Все люди - жалкое подобие убийц, якобы сплотившихся под знаменем демократии. Но правят в их мире монархи.       Второй собеседник не ответил. По комнате раздался сухой скрип досок пола и удаляющийся топот. - Лучше бы ты спал, Итан. - ... - Я знаю, что ты слушал.

***

      По комнате пронесся свежий воздух, отдающий потом и жаром, будто что-то горело. Я проснулся на мгновение, видимо, перед принятием лекарства. И провёл сознательно в ожидании оного несколько минут. Было страшно тихо. Никто не пришел за мной, а осмотреться не представлялось возможным, поэтому я решил поменять положение - впиваясь когтями в простынь, отполз к краю и в итоге повалился на деревянный пол. Плечо пульсировало в приступе резкой боли.       Нельзя отступать. Это правильно. При пожарах лучше держать дна пола, чтобы не задохнуться угарным газом, как мне рассказывал отец давным-давно.       На этом непродолжительное бодрствование свершилось. Я снова начинаю терять сознание. Болезнь крепко вцепилась в организм и не спешила отступать, создавая новые сложности. К самому большому сожалению, я не мог видеть, совсем. Веки налились свинцовой тяжестью подбрасываемого снотворного на досуге. Хлоп - голова припала к прогнившим доскам, запах которых отдаленно напоминал о родных краях и железностволе, но я бы никогда так сразу не вспомнил. Только предположение, только навивание на относительно знакомое, что приятно.