Тихой поступью Леви шел к себе в покои, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к малейшему шороху за стенами замка. Он двигался на ощупь по длинному коридору, касаясь холодными пальцами краев выступающих грубых каменных глыб, заделанных в стенах. Под пологом мрака он чувствовал себя спокойней, и лишь дрожь в руках выдавала его тревогу. В кромешной темноте ничего не было видно, и даже всегда горевшие у дальней стены свечи, сегодня не зажигались. Тени безропотно спали, сливаясь с крадущейся в темноте фигурой, и, обволакивая, залезали своими черными пальцами в голову, сплетаясь с тревожными мыслями. Леви дышал, глотая воздух, и словно что-то вязкое и густое стояло поперек горла, зажимая ему нос черными пальцами спящих теней, не давая глубоко вздохнуть. Сова на ветке шумно заухала, заставив его вздрогнуть всем телом. Приоткрыв дверь и пролезая внутрь покоев, краем глаза он заметил, как сова наблюдала за ним, не моргая, следила за его движениями в темноте своими огромными глазами. Протиснувшись внутрь, он скинул капюшон, и, глубоко вздохнув, выдохнул ненавистный вязкий воздух из легких, прислонившись спиной к двери. Коснувшись горла, он ощутил мерзкий холод на шее от своей же руки. Под озябшими от страха пальцами гулко, отдавая в горло, стучало сердце. В покоях горели свечи, и их огонь отражался в окнах, отгоняя темноту. За дверью вновь ухнула сова, на этот раз крик ее казался громче и четче.
– Сердце бешено зашлось, но яд на их губах, вселил немного смелости в меня.Леви прошелся вперед, смотря на танцующие на стеклах окон огни.
– Ты здесь? – послышался знакомый голос за стеной. – Любимый, Эрвин? Муж мой? – тихо проговорил Леви, подходя к приоткрытой двери.На свет, из другой комнаты вышел Эрвин. Подняв голову, Леви увидел смятение на его лице и тревогу. Свет от свечей падал на правую часть его лица, тогда как другая была прикрыта пологом черноты. Тишина, и лишь их загнанное дыхание наполняло комнату, вместе с тихим треском огня оплывших свечей. Бросив взгляд на сжатые кулаки Эрвина, Леви заметил блеснувшее в свете лезвие кинжала.
– Зачем кинжалы взял с собой? – спросил супруг, мотая головой. – Не смог, – промолвил Эрвин, сев на пол.Опустившись на колени, у ног Леви, он сжимал окровавленные кинжалы. Наточенные, как косы срезавшие колоски пшеницы на полях, и такие же острые, как молодой взошедший месяц, рассекающий обрывки ночного неба.
– Они не спят, – сказал он, глаза прикрыв. – Не смог вложить кинжалы - чужие руки замарав. Страх поразил меня, вина сомкнула вокруг меня свои оковы. Он был всегда доброжелателен ко мне, он верил мне. А что осталось от всего? Лишь кровь его на мне, предательством клеймя. Вина, как липкой грязью, забралась ко мне под ногти, Грызя меня и отравляя всё внутри. А слуги говорят со мной – не спят, Винят меня, и смотрят – осуждая. Кричат во сне, что знают – это я Убил их короля И вздернуть обещают. – Мужчина ты ли или кто? – промолвил Леви, опускаясь на колени рядом с Эрвином, стараясь мягко обхватить его сжатый и липкий от чужой крови кулак, своими уже теплыми, отогревшимися пальцами. – Возьми их, положи в чужие руки, и вернись обратно. – Я не могу. Не спят. Ты слышишь? Как копошатся за стенами они. Ты слышишь? Как зовут меня, Бросая взгляды. Лжецом, убийцею клича меня. – Дай сюда. Я сам измажу их, кровью королевской. Вложу кинжалы в руки слуг, Покуда ты винишь себя Уже убив.Разжав кулак Эрвина, Леви забрал кинжалы из его рук, и поднявшись с пола, посмотрел на него сверху вниз. Накинув капюшон, он скрыл свое лицо под темной тканью, став тенью.
– Встань. Вымой руки, Смой чужую кровь. Здесь нет вины твоей, что ведьмино пророчество сбылось. Узри ты собственное превосходство. С водой уйдут следы, Кровавые улики, Что под ногтями въелись в пальцы.Эрвин на шатающихся ногах встал с пола, проводя взглядом уходящего Леви. И после его ухода, еще долго стоял с кувшином воды и тщательно омывал запачканные руки, прислушиваясь к шорохам за стенами и вздрагивая каждый раз, когда за окном ухнет сова или завоет волк. Присохшая кровь быстро отходила, но пальцы всё ещё оставались красными от трения грубой мокрой ткани о кожу. Эрвин с силой тёр свои руки, сдирая кожу. Звуки на улице становились громче, и волчий вой, казалось, слышался уже у самого окна. В углу что-то копошилось, словно мыши, скребло стену. Дыхание участилось, а сердце забилось быстрее. Эрвин замер, когда услышал, как тихо отворилась дверь. И почувствовав чужое присутствие, словно чье-то касание в темноте, затаил дыхание.
– Смотри, – послышалось ему. – Я руки замарал, как ты. Я обагрил их кровью той же. Вложив кинжалы спящим слугам - вина падет на них. Всё в крови королевской в их покоях. Покуда спят мертвецким сном они, И на чужих губах мой яд оттает, В кровати навсегда уснет король, с дырой в груди, Где сердце трепеталось.Выдохнув, Эрвин повернулся лицом к Леви и, взяв его мокрыми красными руками за подбородок, подался вперед, теряясь во мраке его накинутого капюшона – целуя супруга.