Продолжить сопротивление или сдаться?

Марко устало потирает шею. За время матча затекли абсолютно все мышцы. Он чувствует себя разбитым, сломленным, а это никуда не годится. Хуже всего то, как Роберт и Марио продолжают предавать его. Нет, не клуб, а именно его — они празднуют свои голы прямо перед его носом, а после виновато подходят с ядовитыми «Без обид?» «Как же это раздражает». Внимание немца, наконец, привлекает интересная картина. Ройс подходит к Янузаю, не трогающемуся с места уже пару минут. Такое чувство, что вот-вот, и малец зальет слюнями пол. — Не иди туда, — Марко встает прямо за спиной бельгийца и умиляется, когда тот дергается, как натянутая нить. Немцу знакомы эти чувства: не отводить глаз от откровенной сцены, когда мужчина, которого ты жаждешь всем телом, после тяжелого матча намыливает себе тело, и струи воды стекают по его накачанным мышцам, обтекают бедра, ноги. Роберт всегда знал и пользовался этой страстью Марко: выходил к нему весь мокрый, обернутый в разве что полотенце. И у Ройса всегда сносило крышу. — Давно ты… здесь стоишь? — взгляд у Аднана как у запуганного олененка перед рысью. Боится, что его сейчас растерзают. «Боже, мальчик, если бы твое желание было самым худшим, что тебя ожидает впереди». Немец прекрасно знает, что предстоит ему испытать. Жгучую боль расставания, ссоры, крики на всю квартиру, возможно, он попытается ударить своего любовника, а тот в ответ сожмет его запястья и посмотрит таким холодным взглядом, что захочется провалиться сквозь землю. — Все пять минут, что ты пялишься на него, — Ройс пытается отшутиться, боится выдать себя. Его закулисье, его истинные эмоции всегда были под замком для окружающих. О том, сколько шрамов на нем оставил Левандовски, знает разве что Обамеянг. Марко пытается улыбнуться, как ни в чем не бывало. Нет, никто не должен догадаться, как ему больно сейчас. — Он прибьет тебя, если приблизишься на расстояние двух шагов. Немец знает: предупрежден — значит вооружен. Лучше бы этот маленький Аднан, такой невинный и еще не испорченный, не совался к разгоряченному Бюрки. Тот же его на клочья порвет. Марко покидает душевую в спешке, сейчас им руководит лишь одно желание: поскорее оказаться дома, прыгнуть в постель и на несколько часов забыть обо всем. Ох, если бы он еще мог забывать после того, как просыпается… *** У Марко подкашиваются колени. Ноги ноют так, словно их залили свинцом. Еще пару шагов, и Роберт потянется обнять его. С этим его наигранным дурацким сочувственным взглядом. — Мне очень жаль, — поляк говорит это каждый раз, когда они сталкиваются на поле. И каждый раз Марко клянется себе, что в следующем матче они раскатают Баварию, разобьют их в пух и прах, как девочек. Ройс старается расстаться с бывшим любовником как можно быстрее. Отходит от него, как ошпаренный, и уже хочет убежать в раздевалку, но напоследок краем уха слышит: — Я подожду тебя у машины. Роберт всегда оказывается победителем в их неравной схватке. *** Когда Марко подходит к автомобилю, Роберт уже стоит, оперевшись на нее спиной. Ройс медленно достает из кармана позвякивающие ключи, садится за руль и даже не смотрит, как на соседнее кресло усаживается Левандовски. Они отъезжают от стадиона в полном молчании. Только Марко знает направление, куда же они едут. Он даже забыл включить радио, просто едет, поджав губы, и тарабанит пальцами по рулю. Ему не нравится быть здесь, находиться рядом с этим человеком, ждать, пока тот скажет хоть что-то. Даже это обидное «Мне очень жаль» было бы сейчас кстати. После десяти километров Ройс замечает, что Роберт на него смотрит. Аккуратно приближается, буквально на пару сантиметров, открывает рот — хочет что-то сказать, но вновь отворачивается. «Интересно, кому сейчас хуже? Кто более чувствует себя ущемленным?» Машину слегка дергает на пустой дороге, свет фар на асфальте делает небольшой крюк и успокаивается, когда Роберт касается колена бывшего любовника ладонью. И тут у Марко сносит голову, не остается уже никаких стопоров, чтобы показать, насколько ему больно. Голос Ройса дрожит, кажется, еще немного, и он сядет, но немец не прекращает орать. Крик заполняет весь салон, словно мчится лавиной в ушные перепонки собеседника. Но немцу этого мало, он начинает колотить руками о руль, пока не теряет управление. А после припарковывается у обочины и просит Роберта выйти из машины. Марко не знает, как его угораздило умчаться в такую глушь. Он настраивает навигатор, выбирает маршрут до дома и только по пути вспоминает все обидные слова, что сказал Роберту. Человеку, которого раньше любил. Нет, не надо врать, любит до сих пор. Вспоминает, как засыпал Баварию проклятиями, спрашивал, как Левандовски мог с ним так поступить, как им общаться дальше. Говорил, что сделает всё возможное, чтобы выиграть чемпионат и поставить мюнхенцев на место. Утверждал, что уже давно выкинул забытые Робертом вещи, в том числе и щетку. Но это он врал, конечно же, но получилось достаточно убедительно. А после… А после Марко еще добавил несколько оскорблений лично в адрес бывшего любовника и бросил его на середине автострады, в неизвестном направлении, совсем одного. Ройс посильнее вцепляется пальцами в руль, да так, что белеют костяшки. Он с трудом сдерживает истерику, слезы, заполонившие глаза. Ему хочется верить, что это было не взаправду. Он боится, что мог на самом деле так поступить с Робертом. Но уже поздно: сделанного не вернуть. Уже утром Ройс нащупывает телефон на прикроватной тумбочке, в надежде отключить раздражающий будильник. Голова трещит, в комнату нагло пробирается солнечный свет. Кажется, вчера он в беспамятстве открыл какую-то бутылку, тщательно запрятанную в шкафу. Выпил стакан или два. Знает ведь, что нельзя, но никто же не узнает. Однако плохо от необдуманного поступка только ему. То, что высвечивается на экране, пугает и будит одновременно. Марко подскакивает на кровати, запутавшись в одеяле, гневно пытается освободить ноги и сбрасывает постельное белье на пол. Пришедшее смс, где-то под самое утро, гласит: «Добрался до дома. Спасибо, что подбросил. Надеюсь, ты волновался. Не стоило». *** Роберт бережно расставлял тарелки на столе. Через час им надо было выходить на тренировку, даже Матс уже написал, предложил подбросить до базы. Вместе веселее. Левандовски еще раз прокрутил в голове вопросы, которые собирался задать Клоппу. Немного о тактике, немного о будущем. Роберт еще не говорил Марко, что его агент связывался с Баварией. Когда Ройс, наконец, вышел из душа, на кухне его встретил ароматный запах только что приготовленного завтрака. Немец подошел к любовнику и юркнул в его теплые объятия. — Спасибо за завтрак. Роберт не ответил, только сильнее прижал к себе Марко. Его руки кольцом обвили его поясницу. Казалось бы, ближе уже некуда, но Левандовски хотелось, чтобы они слились. Настолько счастливым он не чувствовал себя никогда. Рядом с Марко любое мгновение становилось особенным. — Спасибо, — Ройс уткнулся носом в щеку поляка, слегка потерся, и его улыбка расплылась до самых ушей. — Я люблю тебя, Роберт. — Я тоже люблю тебя, родной, — и они на несколько мгновений забылись в глубоком поцелуе.