зимняя сказка и кризис среднего возраста

На календаре было девятнадцатое ноября, а за окном лежал толстый слой снега, который покрывал окрестности и улицы Буффало. Зима - это самое нелюбимое время года парня с волосами цвета угля, глазами орехового цвета, обрамленными темными, длинными, пушистыми ресницами и чертовски красивым цветом кожи - цветом молочного шоколада, - парня, который предпочитает черный чай больше зеленого, парня, который всеми фибрами своей души ненавидит город, в котором родился. Ранние снегопады. Постоянные неполадки с энергоснабжением, из-за чего приходится неделями сидеть без света. Холодно и противно. Зима и Буффало определенно не в любимчиках у Зейна Малика. Брюнет хотел уехать отсюда, куда-нибудь подальше и туда, где теплее. Он хотел сделать так много в жизни, хотел увидеть многое, и он просто сейчас берет и раньше времени зарывает себя, опускаясь глубоко на дно. Зейн любил рисовать, всю свою жизнь он рисовал: в блокноте, на чужих домах, на стенах своей комнаты в родительском доме - везде, где видел. Это было его хобби, пока не стало заработком. Он отучился и стал дизайнером, у которого был стиль, был вкус в оформлении, он рисовал эскизы комнат из головы. «Ох, этот бордовый диван очень хорошо бы смотрелся в этом углу, а эту винтажную вазу мы бы могли поставить рядом с оконной рамой. Было бы здорово», — говорил Малик заказчикам, при этом сразу же и рисуя всё то, о чём думал. Поначалу работа приносила удовольствие, и даже буффаловский снег так не раздражал брюнета, но всё изменилось. Зейн стал более мрачным, грубым, его эскизы больше напоминали готический стиль, чем викторианский к примеру. Его родители жили в часе езды от него, но когда он с ними встречался, то всегда улыбался и вел себя вполне обычным образом, целуя всех женщин в доме и обнимая своего отца. Затем они сидели все за семейным ужином, поедали лазанью, много шутили и смеялись, когда Зейна всё душило внутри и не хотело отпускать. Ему стало скучно жить здесь, яркие цвета поблекли и не хотели снова светить как обычно. Малик чувствовал, будто у него какой-то кризис среднего возраста, хотя, возможно, хоть ему всего двадцать шесть, это весьма странный, ранний кризис, - думал он. Всё бесило. Давило. Надоедало. Вводило в депрессию, и часто мучили головные боли. Пока не появился он. Парень двадцати четырех лет, с зелёными глазенками, напоминающими светящиеся кристаллы или изумруды бирюзового цвета, парень с кучерявыми, длинными, каштановыми волосами, от которых невозможно было оторвать глаз; впервые Малик увидел этого парня в продуктовом - на нём была бежевая куртка от Burberry (у самого же брюнета было парочка боксеров этой фирмы), темные штаны и ботинки на каблуке цвета темного кофе. Зейн узнал, кем был этот парень - его соседом. Гарри Стайлс родом из Техаса, оттуда, где снег - это очень редкое явление. «Сумасшедший. Глупый. Идиот», — это именно те три слова, которыми Зейн описывал этого зеленоглазого паренька. Малик завидовал ему и не понимал его, он не понимал, зачем кудрявый променял Техас на, чёрт возьми, грёбаный Буффало. Просто не понимал, ведь он сам просто грезил тем, чтобы вырваться отсюда, но здесь было всё: дом, любимая машина, дорогие ему люди, его семья, в конце-то концов, которая материально нуждалась в его поддержке. Зейн был скован цепями по рукам и ногам и не мог двигаться. Не мог ясно мыслить и размышлять. Его всего сдавливало и перекручивало в несколько раз, пока в один прекрасный день его сосед через дом не постучался в его дверь. Люди снова все сидели по домам, из-за снежной бури, а Зейн убивался в четырех стенах, пока не услышал то, как кто-то долбит в его дверь. Малик быстро открыл дверь, запуская парня к себе. Снега выпало уже по колено, и брюнет даже думать не хотел, как зеленоглазый вообще решился выбраться из своего дома. «Привет, прости, что побеспокоил, я Гарри», — сказал тогда кудрявый, протягивая брюнету руку. «Очень приятно познакомиться с тобой, Гарри, я Зейн», — ответил Малик с улыбкой, и, нет, не натянутой, а очень даже искренней. «А я знаю», — прикусил губу Стайлс. - «У тебя случайно нет соевого соуса? Я хотел приготовить кое-что, но забыл его купить, глупый». Вот так и началось это странное общение. Дурацкий соевый соус сделал их немного ближе друг к другу. Каждый день Гарри заходил к Зейну, иногда ночуя у него. Они обсуждали старые фильмы, современные книги и умели слушать друг друга. Казалось, что хандра Малика почти проходила, когда рядом с ним был Стайлс. Гарри поцеловал Зейна на Рождество, подарив ему огромный альбом для рисования и отличные брендовые карандаши - он знал о страсти брюнета и хотел сделать ему приятно. Хотел увидеть улыбку на иногда хмуром лице. Стайлс не мог смотреть на то, как его единственный в этом городе друг грустит - возможно, даже и не друг, а что-то большее. Зейн стал для него кем-то таким, кого сложно уже назвать другом. Он стал любимым. Поэтому Гарри его и поцеловал, он не мог ждать. Зейн чувствовал неимоверное счастье и такую теплую радость, растекающуюся в животе. Поцелуи. Поздние посиделки за просмотром какого-нибудь фильма в теплых объятиях друг друга. Первое занятие любовью. Свидания. Официальный статус пары. Знакомство с друзьями и родителями. Всё было хорошо, на мгновение Зейн даже забыл о том, что ему осточертела эта жизнь, что он потерял все её разноцветные цвета, и про то, что его так чертовски сильно душил Буффало. Но Зейна разрывало на части. Зейн ненавидел зиму. Ненавидел снег. Просто ненавидел это всё, он не видел в этом никакой радости, когда его Гарри, ставший ему парнем, напротив, очень любил зиму. Из-за этого Стайлс и переехал в другой город. Зима для Гарри - это самое прелестное, самое замечательное время года. Теплые курточки. Разные теплые шапки. Катание на коньках. Лепка снеговиков. Даже обычное бросание снежков приносило радость. В Техасе всё было по-другому: жара убивала, Рождество проходило всегда скучно. Стайлс ездил в Нью-Йорк в это время года к своему другу Найлу, с которым учился когда-то вместе, но позже жизнь разбросала их по разным местам. Найл Хоран был мультипликатором и всегда был рад видеть у себя Гарри. Он же и предложил Стайлсу переехать, если тот не чувствует того, что Техас - это именно то место, где он должен быть. Так всё и вышло. Гарри переехал в Буффало и нашел себе прекрасного парня. «Я устал. Устал от обыденности и от этого сдавливающего меня города. Я устал надеяться, что станет лучше. Я устал, Хазз», — шептал Зейн, лежа на коленях Стайлса. Гарри проводил рукой по темным волосам парня и не до конца понимал, почему его парень такой грустный, такой замученный и уставший. От чего? Поэтому Стайлс лишь сказал: «Помни, Зейн, что надежда - хорошая вещь, возможно, даже лучшая из всех. Она не умирает». Зейн издал нервный смешок. «Серьезно, Хазз? Ты только что процитировал Энди с Побега из Шоушенка!». «Да, процитировал. Потому что это правда. Я с тобой, Зейни, всё будет лучше. Серьезно, всё будет хорошо». Здесь Малик вспыхнул, потому что, да, люди говорят, что чертовы противоположности притягиваются, но брюнет уже устал слушать, как Стайлс сравнивал Техас и Буффало. Это, чёрт подери, как небо и земля, мать вашу, это нельзя сравнивать. Зейн устал слушать то, как Стайлс восторгался каждый раз кучей снега и как романтично сидеть при ароматизированных свечах, когда нет света во всем чертовом городе. Сейчас этого всего больше нет. Нет ночных разговоров, курицы с дурацким соевым соусом, объятий и поцелуев, жаркого секса и теплого душа после; брюнет больше не будит Стайлса потершись щетиной о его щеку, больше никто не говорит «я люблю тебя» и никто не говорит в ответ «я тоже люблю тебя, дурачок». Стайлс всё ещё сосед и бывший парень, которого он любит, но по своей глупости, кризиса, вечных депрессий он расстался с ним, а теперь просто погибает в коконе, словно жертва паука. Он лежит и ждет, когда он заберет его, может, когда он его сожрет, станет легче. Станет лучше. Прошло уже пять месяцев без Гарри. Да, они остались соседями, но они не общаются. Это тяжело. Возможно, это глупо - погребать себя в могилу из-за того, что родился не там. Что нет возможности уехать отсюда навсегда. Возможно, и не стоит этого делать. Может быть, стоит научиться видеть хоть что-нибудь светлое в этой поре года и своем городе. Сейчас на улице горят лишь фонари, а у Зейна внутри горят лишь подожженные ароматизированные свечи. Малик подходит к окну и смотрит, как крупные снежинки кружат в ярком свете фонаря, они будто танцуют под Vance Joy – Riptide, а Зейн улыбается. «Хватит быть депрессивным уродом, отталкивающим всех от себя. Ты ведь любишь его, эти месяцы были пыткой без него. Соберись, идиота кусок», — говорит сам себе брюнет. Он хватает курточку, натягивает серую шапку, ботинки и выбегает из своего дома, ступая на уже еле заметно очищенную от снега тропинку полчаса назад. Он бежит по сугробам к соседнему дому, снег скрипит и хрустит под ногами, но ему плевать, если честно. Зейн сложный и иногда сам себя не может понять. Малик стучит в дверь кованым кольцом в форме быка и ждет, когда кто-нибудь откроет ему дверь. Точнее, когда Хазз откроет ему. Брюнет отходит в сторону, когда дверь открывается, а на пороге появляется Стайлс в старых потертых штанах и теплом вязаном свитере, он ежится от холода и смотрит на Зейна удивленными глазами, мол, спрашивая, что ему нужно. — Привет, ты выйдешь? — как ни в чем не бывало, спрашивает брюнет. — Привет, ты ударился? — переспрашивает Хазз. — Зейн, что случилось? — Просто выходи, ладно? Мне это сейчас нужно, пожалуйста, — просит Малик, а Стайлс лишь кивает, но больше ничего не спрашивает. Закрывает дверь, оставляя Зейна пока одного на холодной улице со снежинками, которые падают на лицо и тут же тают. Гарри не заставляет ждать себя долго, он закрывает дверь своего дома, выходя уже наружу в теплой куртке и черной шапочке. Он стоит и мнется на своем порожке, пока Зейн не тянет его на себя, и они не падают в сугроб. Малик впервые радуется снегу, на нем лежит кудрявый парень, которого он целует, продолжая всё так же улыбаться ему в губы. — Зейн, хэй, я не понимаю, — отстраняется Стайлс от губ брюнета. — На тебя упал карниз в темноте или что? И может быть, зайдем внутрь, сегодня холоднее, чем обычно, — Хазз поднимается на ноги, а Малик продолжает лежать и дальше в снегу. — Ты заболеешь... — А ты вылечишь? — аккуратно спрашивает брюнет. — Д-да, думаю да, ведь... Зейн, просто перестань дурачиться, чего ты хочешь? Малик тоже встает следом за Стайлсом и смотрит прямо в его глаза, напоминающие глаза олененка Бэмби. Зейн проводит тыльной стороной руки по щеке младшего парня и снова целует, но уже в холодный нос. — Я думал, что ты вернешься обратно в Техас, — начинает брюнет. — Я... Я просто хотел попросить у тебя прощения и сказать, что я скучал... Скучаю. Очень. Сильно, Хазз. Прости, у меня был кризис среднего возраста, я, конечно, его не до конца ещё пережил, но... Я очень люблю тебя и всё же рад, что ты не в Техасе, а здесь. Рядом, — говорит Зейн, переплетая пальцы с пальцами Стайлса. — Какой к черту кризис, Зейн? В голове у тебя кризис. Ты сам придумал себе проблемы и... Боже мой, из-за этой чертовщины мы расстались? Чертов придурок, — кричит Хазз. — Да я бы и не уехал никуда. Я люблю этот город. Я люблю парня из соседнего дома, люблю твою маму и, в общем, всю твою семью, и Лиама с Луи, они стали мне как братья, а ещё... Малика опять затыкает Стайлса поцелуем, нежно целуя его, проводя языком по нижней губе. — Ты свозишь меня в Техас, Стайлс? Я тоже хочу познакомиться с твоей мамой и сестрой, — еле слышно говорит Зейн, выдыхая пар изо рта. — Боже, Зейн, да, если ты хочешь, конечно, — восторженно отвечает Гарри. — Ты обязательно понравишься моей семье. — Надеюсь. — Эй, вспомни, что надежда - хорошая вещь, возможно, даже лучшая из всех... — Она не умирает, — заканчивает Зейн. — Я помню, Хазз. Может, посмотрим сейчас этот фильм вместе, мне кажется, что я уже себе всё, что можно отморозил. — У меня есть жареная курица в соевом соусе, — играет бровями Стайлс, обнажая свои ямочки на щеках. Ухмыльнувшись, Зейн тянет зеленоглазого к дому, чтобы поскорее согреться внутри, поесть, поговорить о многом и рассказать, что они оба значат друг для друга. Зейн попытается хотя бы немного полюбить это глупое время года, он, правда, не виноват, что родился здесь. Его родители жили здесь, познакомились тоже здесь, этот город был плодом их любви и зарождением чего-то важного - ребёнка, которого назвали Зейн. Эта зимняя сказка и кризис среднего возраста Зейна, всегда будут напоминать брюнету о том, что, когда это всё началось, у него просто не было Гарри, а когда появился, он запаниковал и всё пошло по другой дорожке. Малик серьезно надеется на то, что всё наладится и будет хорошо, ведь надежда не умирает, она всегда с вами. Нужно лишь верить, ждать и любить.

Так как Гарри до сих пор любит Зейна, а Зейн - Гарри, который приготовил восхитительную курицу в соевом соусе.