Шагни в их мир

Слишком много неясностей. Единственный чёткий вывод, который он смог сделать из череды несовпадений не приносил никакой пользы, зато напоминал о себе каждый раз, когда случалось что-то новое. Неизвестность сковывала, как скорлупа вокруг туманного месива реальности. Иначе говоря, Кай’Ринн был в ужасе от Рашемена. Абсолютно дикая страна с абсолютно дикими законами. Думая об этом, дроу имел в виду даже не обычаи и нормы поведения (чего только стоят берсерки-рашеми в той кадке с ледяной водой), но привычные, нормальные законы реальности. Прекрасной, ясной, рациональной реальности, где по лесам бродили животные, а не духи животных, где сновидения были просто сновидениями, кривым зеркалом подсознания, нематериальным миром, откуда никак нельзя было извлечь материальные объекты. Иногда у Кай’Ринна проскальзывали мысли, что он свихнулся, а остальные по необъяснимым причинам ему подыгрывают. Позже он стал думать, что, вероятно, его спутники такие же нормальные, как и он сам. Ещё позже он понял, что как минимум насчёт Ганна он сильно ошибался. До этого Кай’Ринн только один раз имел дело с условно настоящим шаманом. За те несколько минут несусветной ереси, которую тот нёс, дроу успел полностью удостовериться в том, что расстраиваться из-за его убийства он точно не будет. На этом их непродолжительная встреча и закончилась. С Ганнаевом, увы, так поступать не было смысла и возможности, хотя дроу и не особенно жалел об этом. Шаман стал кем-то вроде проводника, который знал, как работает эта реальность. Правда, объяснял он это настолько туманно, что особой ясности его слова не вносили. Переводила его мыслеизложения обычно Сафия, которая, обладая некими знаниями о культуре и обычаях Рашемена, каким-то чудом вылавливала суть из метафоричного потока образов, что представляла собой речь Ганнаева. Всё стало более-менее проясняться, когда Кай’Ринн понял, что Ганнаев не раз и не два словно бы выпадал из реальности, и после этого начинал сыпать откровениями, которые, как ни странно, помогали им отыскивать новые ответы и двигаться вперёд. А ещё позже дроу заметил, как Ганн перед «откровениями» съедает по горстке маленьких сушёных поганок. После этого всё встало на свои места как по щелчку. В момент озарения Кай’Ринн со страшным выражением лица, которое, по идее, должно было отображать восторг от внезапного открытия, посмотрел на Сафию. Волшебница, к его удивлению, только вздрогнула и сделала вид, что сильно занята. Дроу немного смутился, но решил списать реакцию Сафии на то, что она либо не заметила манипуляций Ганнаева, либо просто ничего не поняла. Так или иначе, после того случая Кай’Ринн серьёзно задумался. *** – «Путешествие в мир невыразимого», – скептически приподняв бровь, прочитала Сафия. – Ты это серьёзно? В голосе волшебницы слышалась смесь недоверия, презрения и зарождающегося беспокойства. Дроу отмахнулся, не отрывая глаз от книги. – Мне нужно понять… Что кроется за всей этой… Несусветной ерундой, – переведя дыхание, словно чтение отнимало у него физические и моральные силы, тот продолжил, – Я пока не понял причин, но, похоже, всё это – не такая уж и галиматья. Послушай. Ты знаешь что-нибудь о плане Лимбо? Сафия уверенно кивнула, и Кай’Ринн продолжил. – Здесь что-то похожее. Только не понимаю, почему… – он устало потёр переносицу. – Ладно, сейчас не об этом. Как ты уже знаешь, ткань реальности здесь очень тонка, – менторский тон дроу слегка покоробил Сафию как преподавателя, но она благоразумно промолчала, приказав себе не отвлекаться. – Все эти сновидения, пророчества, грёзы – не более, чем потоки информации, протекающие или существующие как остаточное явление на первичном материальном плане по пока неясным причинам. Как ни странно, особо восприимчивые способны чувствовать эти информационные потоки, что даже не является отклонением, хотя часто на это похоже. Несколько секунд Кай’Ринн сам выглядел несколько ошарашенным тем, что он говорит, но быстро взял себя в руки. – Дело даже не в «вере» и самовнушении, как я думал раньше, дело в том, что человеческое сознание действительно может воспринимать гораздо больше существующей информации и зависит это, в основном, от общей концентрации этой информации, и насколько она «отделена» от привычного мира, – Кай’Ринн помолчал. – Беда только в том, что подавляющее большинство просто неспособно это правильно интерпретировать, приплетая увиденному мистический смысл и искажая факты до неузнаваемости. Существуют даже целые… – дроу скривился и презрительно, но достаточно осторожно бросил книгу на рюкзак, – …учения, где болваны, не сумевшие (или ещё хуже – не потрудившиеся) разобраться в механизмах действия, возомнили себя «Учителями» и напускают тумана вперемешку с прописными истинами. – Так вот, – Кай’Ринн элегантно сложил руки на груди. Этому жесту он научился из какой-то книги. В тексте, разумеется, не было ничего, кроме самого описания этого жеста, но Кай’Ринн был уверен, что элегантно складывать руки на груди – это именно так. Впрочем, он был не так уж далёк от действительности. – То, что в прошлый раз у меня, по-видимому, получилось извлечь материальный объект из «сна», говорит о невероятной «плотности» некоторой информации касательно Проклятья, – лицо дроу торжественно засияло. – Такова моя гипотеза. Осталось только провести эксперимент. *** – Будь моим проводником. Ганн поднял на него расфокусированный взгляд. – Зачем тебе это? Дроу пожал плечами. – Правила хорошего тона, и всё такое. Ганнаев-из-Грёз продолжал неотрывно смотреть в пространство между собой и Кай’Ринном. Пауза немного затянулась. Кай’Ринн перевёл взгляд с расширенных зрачков шамана на его спутанные серебристые волосы и невнятное одеяние, сшитое из каких-то шкур с мешковиной, и решил сформулировать свою мысль попроще: – Меня не устраивает, что духи связываются со мной, когда им вздумается. Я хочу показать им, что сам могу играть по их правилам на их территории, – дроу помолчал, ожидая реакции. – Понимаешь? Ганнаев устремил на Кай’Ринна такой взгляд, словно впервые увидел его по-настоящему. В следующий момент на его лице появилась некая торжественность. Шаман кивнул и протянул Кай’Ринну горсть сушёных маленьких поганок. *** Первая волна накрыла буквально спустя несколько минут после того, как дроу разжевал сухие грибы, хрустевшие на зубах от песка и похожие на огромные паучьи ножки. Кай’Ринн суетливо заёрзал на месте, почувствовав, что что-то не так. Сложно было сказать, что именно: ни одна деталь по отдельности не выдавала инаковости, но вся вселенная словно бы насмехалась над ним. Дроу решительно мотнул головой, отгоняя абсурдные мысли и списывая странные ощущения на самовнушение. Ганнаев улыбался и со счастливым лицом оглядывался по сторонам, приветствуя обступивших его духов. Кай’Ринн не задался вопросом, почему он это знает, просто был уверен, что это так. Ему самому по-прежнему казалось, что ничего не происходит. Во рту до сих пор чувствовался противный привкус. Чтобы как-то перебить его, дроу потянулся за флягой с колодезной водой. Ганнаев запретил ему пить что бы то ни было ещё во время ритуала, Кай’Ринн понял, что не может адекватно оценить расстояние. Почувствовав лёгкую волну тревоги, он оглянулся по сторонам. – Ты же видел телторов? – произнёс Ганнаев, заметив его замешательство, – Никто не видит их, кроме тебя и таких, как я. То, что происходит с тобой, похоже на это, и в то же время не похоже одновременно. Мне сложно объяснить это, я всегда вижу их, поэтому люди возле меня кажутся мне слепцами, и ты главный из них. Они слепы, но и ты слеп, ведь изо всех сил закрываешь руками невидящие глаза. Поэтому духам так сложно достучаться до тебя. Откройся им, шагни в их мир, позволь им самим вести тебя. Не сопротивляйся и ничего не бойся. *** Ощущения причудливым образом трансформировались в образы, а образы становились как никогда реальными. Кай’Ринн видел духов Рашемена, видел хатран и дуртран, что поколениями сменяли друг друга, видел берсерков, что тысячелетиями сражались на этой земле. В это же время живые Каэлин и Сафия казались ему бесконечно далёкими, словно он смотрел на них с другого уровня, как с вершины хрустальной башни, в то время как они оставались внизу. Духи, или те, кого он определил как духов, обступали его постоянно движущимся вихрем, в котором, казалось, ещё немного и растворится он сам, увлечённый непрекращающимся движением. До того, как Кай’Ринн запаниковал снова, Ганн мягко положил руку ему на плечо. Шаман не произнёс ни слова, но дроу на потустороннем уровне почувствовал его успокаивающие намерения. Тем не менее, его всё ещё логически мыслящее сознание воспротивилось происходящему. Дроу закрыл глаза и попытался успокоиться самостоятельно, не отрицать, не принимать, не идти против колоссального потока информации, но проскользнуть сквозь этот постоянно трансформирующийся вихрь образов, событий и духов. Снова и снова рассказывающих тысячи историй, сливающихся в одну – историю самого Рашемена. Только ему нужно было не это. Из сотен тысяч духов ему нужен был только один, так и не ставший духом. «Акачи». Казалось, что всё сущее встрепенулось, услышав имя Предателя. Отголоски его имени и его проклятия ядовитой волной пронеслись по Рашемену и продолжают терзать его век за веком. Сквозь воронку времени Кай’Ринн видел напряжённые лица хатран, видел, как плелись тайные заговоры, видел поникшие плечи тех, кто узнавал, что они – следующие маски Предателя, убийцы и разрушители, несущие в себе чудовищный Голод как плод древнего проклятия. Кай’Ринн чувствовал отчаяние и ярость, сменяющиеся упрямой злобой, ощущал, как от раскалённых углей, засыпанных пеплом, рождается пламя. Дроу не заметил, как заставил гореть свои глаза и руки угрожающим адским огнём. Он знал, что это отнимет у него слишком много сил, учитывая его изрядно потрёпанное проклятьем тело, но чувствовал, что так будет правильно. Акачи не бушевал яростным пламенем, он был уверенным светом, который стал ещё ярче, избавившись от религиозного пепла. Акачи был не из тех, кому любовь затуманивает рассудок. Его искренняя любовь пробудила ярчайший из разумов, уничтоженный лживой и ревнивой религией. Сквозь пламя Кай’Ринн видел, как светлейшее из побуждений до отвращения исковеркали уроды, поклоняющиеся своим мерзким идолам, обезобразившие прекраснейшее из лиц. Кай’Ринн почувствовал, как деревенеет его собственное лицо. Плохо слушающейся рукой он дотронулся до скулы, желая убедиться в том, что это всего лишь наваждение, но вместо привычной кожи пальцы наткнулись на что-то грубое, бугристое и неестественно гладкое. Неживое, будто сделанное рукой мастера. Леденея от ужаса, Кай’Ринн повёл рукой дальше, ощущая пугающе знакомый орнамент. Спустя мгновение он почувствовал, что не может пошевелить ни одной мышцей на лице. В который раз его охватила волна паники, вместе с которой пришла чудовищная боль. Он чувствовал, где неживой материал, из которого было сделано то, во что превратилось его лицо, соприкасается с живой плотью. Титаническим усилием воли он приказал себе успокоиться, принимая новые правила, впрочем, боль от этого не исчезла. Кай’Ринн ощущал её присутствие, но при этом боль существовала где-то рядом с ним, такое же единое составляющее его, как дыхание, как биение сердца. Их Кай’Ринн не чувствовал каждую секунду, но они каждое мгновение были вместе с ним. Кай’Ринн не уловил момента, когда в его руке появился меч Гит. Дроу видел перед собой Стену, сплошь состоящую из гнилой копошащейся массы: клубок не то плесени, не то истлевшего до черноты мяса, не то пораженной гангреной плоти, разрываемой камнями. Непрерывное движение внутри неё сопровождалось омерзительным чавканьем и глухими стонами, когда из глубины острых граней проступали обезображенные бесконечной пыткой лица. Кай’Ринн слышал шёпот и незримое присутствие чего-то великого позади себя, но и ощущал себя великим. Почти равным богу. Кай’Ринн слышал, как множество голосов, сливающихся воедино, откликаются одобрением, чувствуя его омерзение, глядя на Стену. – Стена неверующих должна быть разрушена. – Уничтожь Стену. – …должен разрушить Стену. Кай’Ринн чувствовал, как колоссальное нечто позади него ликует, когда он поднимает меч. Кай’Ринн слышал, как оно исходит истошным скрипящим воплем, когда он резко разворачивается и делает выпад, раз за разом пронзая завесу пепла и полуистлевших костей. Кай’Ринн не встречал противника сильнее мёртвого бога, но сам он чувствует в себе неизведанную и невозможную мощь. Сияющее серебряное лезвие рвало завесы полуистлевших саванов и побелевших костей, заставляет низвергнуться в ничто заискивающих перед своими рабами идолов и рассекает незримые нити, по которым поступают силы к величайшему живущему мертвецу, спасая его от забвения. Бог мёртвых верещал, как жучиный рой над огнём, тысячи голосов разбиваются на сотни тысяч и снова сливаются в один яростный мучительный вопль. Бог мёртвых не хотел умирать. – Пощади нас! – Миркул кричал голосами детей и женщин, заставивших бы сжалиться кого угодно. – Пощади, с-п-а-с-и нас, капитан! – Кай’Ринн слышал голоса отца, Сэнда, Аммона, Каэлин и Сафии. В остатках человеческой сущности что-то содрогнулось, но меч Гит продолжил свою работу. Сияющее серебряное лезвие беззвучно рассекало холодную бледную кожу. Плоть расходилась надвое идеальным надрезом, выставляя наружу красное-красное мясо, которое тут же начинало сочиться кровью. Убитые кричали не своими голосами, их голоса – это тот же высокий шелестящий визг, от которого на спине Кай’Ринна выступил липкий холодный пот. – Пощади нас! – плакал Миркул голосом маленького мальчика-дроу из Топей. Дроу сделал ложный выпад и в последний момент отводит меч в сторону. Тишина, нарушаемая стонами неверующих, повисла над всем планом Фугу, делая паузу ещё более гнетущей. Сущность, затаившаяся в томительном ожидании, заискивающе смотрела на него тысячами глаз с надеждой и нарастающим потаённым ликованием. – А вы пощадили Акачи Предателя? *** – Ты снова здесь? – вопрос отдавался эхом, отголоски разбивались на сотки осколков прозрачными хрупкими льдинками, но смысл оставался ясен. Кай’Ринн неуверенно кивнул и огляделся по сторонам. Реальность понемногу принимала свой обычный вид, впрочем, если быть придирчивым, оставалось ощущение, что с ней до сих пор что-то не так, хотя, по сравнению с тем, что с ней творилось полчаса назад, это всё же была та самая привычная, замечательная, статичная реальность. Дроу облегчённо выдохнул. – Итак, что это было? – его голос звучал слабее, чем он представлял, но снова передавать другим свои мысли посредством разговора вместо потока образов было несказанно приятно. Ганн, к ужасу Кай’Ринна, понимающе улыбнулся. – Ты побывал в мире духов. – Хм. Какова вероятность, что это отражение реальности посредством отравляющего вещества?.. – начал дроу и тут же осёкся, почувствовав в руке нечто твёрдое и холодное. Опустив взгляд, он увидел, что сжимает осколок Маски Предателя.