Бывают такие моменты, когда прошлое прекрасно дополняет настоящее, дарит частичку души и попросту растворяется, будто бы витамины в воде, оставляя после себя новое послевкусие. Так и тут. Прошлое Оли не всегда состояло из ссор с родителями и безобразным отражение в зеркале. Когда-то у нее был свой мостик спасения, куда она убегала, когда Мия только начинала давать свои плоды. Тогда она боролась, тогда и Яло была другой. Храброй, смелой и забавными лентами в волосах. Они обе были чуточку увереннее, счастливее. Когда-то и у нее были дни, когда хотелось плакать от счастья, а не от дикой боли внутри.
Один из таких дней она и решила показать Яру — светловолосому ангелу, который стал дне нее новым мостом, защитным куполом от противной старухи, которая просто так уже никого не оставит. День, когда она стала чуточку старше. День, когда позволено плакать, но она этого так и не сделала. Вместо этого пыталась запомнить каждую секунду происходящего, каждый момент и каждый звук, способный потом напомнить ей об этом.
Если честно, Оля не была фанаткой вот так вот просто раскрывать перед кем-то свои карты, но Ярослав сам настоял, оправдываясь тем, что по интернету нечего смотреть. Либо фильм еще не вышел в качестве, либо он это уже видел и его не впечатлило. Тогда-то он и предложил, мол, нет ли у тебя чего-нибудь про себя. Тогда-то она и вспомнила про ту запись, которую, кажется, не открывала уже длительный срок. Но до сих пор помнит тот холод на мосту, полет шариков в небо и прощальные объятия.
— Ну-ка, посмотрим, какая ты была на выпускном, Оль, — беззаботно заулыбался Гиор, еще не понимая, что через полчаса будет думать иначе. Не знал, что за бесцельным просмотром прошлого, он узнает многое, приоткроет дверь к ее душе, увидит то, что так пыталась скрыть. — Знаешь, а Богдан на выпускном напился в хлам. Мы его тогда в компании бомжей оставили, так, для профилактики, так он утром звонил, кричал на нас, что проснулся без штанов и телефона. Как выяснилось, он словил какую-то тетку и попросил позвонить. Хотя, был бы я на ее месте, не доверял бы свой мобильник парню без штанов.
— Когда-нибудь этот парень отомстит вам по полной программе.
А после, отыскав на ноутбуке нужную папку, включила видео и, кажется, окончательно ушла в себя. Растворилась в моментах прошлого, в беззаботном счастье и будто бы вновь очутилась там, на своем выпускном, который был несколько лет назад.
Гиор попросил рассказывать, кто, что и где происходит, а Оля была лишь рада. Она, устроившись поудобней, говорила, говорила и вновь говорила. Девушка так и не притронулась к тарелке с поп-корном, в то время как Яр уже успел опустошить одну из них. Ему почему-то захотелось есть, в то время как девушке кусок в горло не лез. Вместо этого она рассказывала, вспоминала что-то из той, прошлой жизни, улыбалась.
— Знаешь, до девятого класса я хотела поскорее уйти. Правда, ужасный класс был. Даже классную вспоминаю с ужасом. Но все же решила остаться. Пожалуй, это одно из немногих решений, о котором я не жалею.
Была ли она душой компании? Нисколько, скорее уж зверушкой в клетке, особенно тогда, когда только-только пришла. Страх, странный ужас почему-то не покидал ее, чертова паника с примесью костлявой старухи. Да, тогда она уже была, Оля знала ее в лицо, но всячески пыталась не обращать внимание. Девушка до сих пор помнит свое желание о том, как ей хотелось прожить эти два года в мире. Быть серой мышкой, жить под серой вуалью невзрачности. Но как-то не сложилось, за что и благодарна.
Не помнит, когда точно поняла это. Не знает, что именно произошло, но в какой-то момент начала борьбу. Заговорила, заулыбалась, засмеялась. Стала заметной, пусть и не центром, но маленьким пазлом этой большой мазайки.
Особенно она помнит тот день, когда в ней что-то окончательно перевернулось, когда в душе расцвел первый цветок надежды. Первый плющ, сумевший обвить старуху, приостановить ее и в какой-то степени победить. День, когда они ехали в каком-то малолюдном автобусе, каждый говорил о чем, но было такое чувство, будто что-то иначе. Было на удивление спокойно и душевно. Да, именно так. Душевно.
Дни, когда она прогуливала, когда говорила с кем-то, когда чувствовала себя какой-то невидимой частью — в сердце всё это до сих пор отдается иным ритмом. Воспоминания нельзя удалить, разрушить, выкинуть. Их нельзя сломать и в этом вся боль: ты можешь вспоминать тысячи раз, но никогда не почувствуешь то, что уже было. Это прошло, испарилось, окончательно завершилось, оставив после себя послевкусие уюта.
-Улыбка, — вдруг сказал Ярослав, прекратив-таки уплетать за обе щеки. — Здесь она у тебя настоящая. У вас всех.
— Знаешь, у нас почти никто не плакал. Думала, что зареву при первом же упоминании, но так и не заплакала. Странно, правда? Может, я просто все преувеличивала?
— А может ты была просто слишком счастлива для слез? Ты только посмотри на себя, на всех. Вот вы сидите, слушаете речи учителей, родителей. Вам не надо плакать, за вас говорят глаза. Это уже далеко не школьники — взрослые люди. Знаешь, заплакать всегда легче, чем изобразить непритворное счастье. Потому что второе всяко сложнее, чем пустить пару капель. Тогда вы были счастливы, а поплакать вы всегда успеете.
— Ты определенно странный, Яр.
— Могу сказать о тебе тоже самое, — после чего потянулся за новой порцией вредной еды, правда, увы, так до нее и не дотянулся. Оля отодвинула тарелку подальше, объясняя тем, что с такими темпами он и ее саму в скором времени съест, так что самое время убавить пыл и дать желудку переварить хотя бы то, что уже успело там оказаться.
Парень, конечно, так просто сдаваться не хотел, но на какое-то время решил прикинуться послушным ребенком, дабы усыпить бдительность его спутницы. А после, когда та, если повезет, заревет над каким-нибудь моментом, вернуть-таки себе родное и очень вкусное кушанье.
Ведь едой Яр пытался хоть как-то заглушить свое подсознание, поедая всё вокруг, иначе в мозгу вновь появятся совсем иные мысли. Гиор никак не мог вот так вот спокойно и беззаботно реагировать на ситуацию, ведь родители, явно не вовремя осознав свою вину, решили покинуть квартиру, предоставив «детей» самим себе. И все бы ничего, если бы не этот кошмарный внешний вид одной рыжеволосой особы, которая будто бы специально решила свести его с ума. Снова на ней какая-то бесформенная майка, снова эти губы ярко-алого цвета и — боже — этот невинный взгляд. Неужели она и вправду ничего не понимает? Но тогда, несколько часов назад, она отвечала на поцелуй как взрослая. Почти как взрослая, если бы не ее, опять-таки, очаровательная нелепость. Она просто ни с кем еще не целовалась. Да как такое, черт бы побрал всех, возможно? Такое еще разве может быть? Оля, милая девочка по имени Оля, ты способна свести с ума любого, но, к счастью, твою индивидуальность до сих пор так никто и не заметил. Кроме него — мальчика с блондинистой шевелюрой, дивной улыбкой и просто с синдромом бога за пазухой. Музыкант с крыльями на руках и светлой целью. Музыка для него это не просто звучание нот — это желание донести до мира спасение.
Он и она — два человека с ранами в душе. Светлые, но вот-вот готовые к прыжку в бездну.
Иногда Яр думал, что у него есть что-то старческое, этакий раритет среди молодежи. Несмотря на всю его заносчивость, была в нем та самая изюминка, которая делала из него некое подобие на джентльмена. Или человека, который просто ценит внутренние качества, а не оболочку, которую так легко изменить. Странно, да? Вот и он так думал. В какой-то степени и он странный, а не только эта рыжеволосая девчонка.
Кажется, они оба сошли с ума и даже не заметили этого.
— Оль.
— М?
Но вместо очередного вопроса, которого так ожидала Оля, она получила самое настоящее покушение на свою собственную персону при помощи щекотки, которую, кстати, девушка терпеть не могла.
— Яр! Что ты делаешь? Угомонись!
— Что, щекотки боишься? Все, смерть твоя пришла!
— Иди к черту!
— А ты — к ангелу, — с этими словами парень ловко подмял одну самую очаровательную девушку на свете под себя и, улыбаясь, поцеловал.
Он всегда хотел сделать так: дурачиться с ней, шутить (притом не всегда прилично), говорить о чем-то возвышенном, а после резко перескочить на нелепую тему и, конечно же, ему хотелось вот так вот ее поцеловать. Просто так, на эмоциях. Чтобы она неумело впивалась своими губами в его, чувствовала себя уязвимой, понимала его жесты и слышала его ритм, следовала за ним. Ее беззащитность, граничащая на лезвии некого безумства, — это он в ней всегда любил, но как жаль, что заметил не с самого начала. Тогда, в метро, эта была лишь корка той самой Оли, которая сейчас под ним. Та самая девчонка, неужели их и вправду свела Судьба?
Та же, в свою очередь, устроившись поудобнее в кресле, наблюдала за парой и, кажется, уголки ее губ дрогнули в мимолетной улыбке. А тот злополучный клубок, когда-то вцепившийся за Олю в надежде, мирно почивал, явно довольный случившимся. Как-никак, а Судьба ему ничего за это не сделала, лишь обронила пару слов о том, что теперь история будет куда сложнее, чем планировалась первоначально. Сам того не понимая, Клубок спас одну вот-вот утонувшую судьбу одной рыжеволосой девчушки. Той самой, которая теперь заразительно смеется.
Вот только будущее предрешено и нити давно на своих местах. Судьбу не обманешь, не обойдешь и не переиграешь. Она, как известно, продумывает свой ход до мелочей еще до того самого момента, когда ниточка делает свои первые витки от пульсации жизни.
— Засиделась ты, дорогая, — улыбнулось Время, неожиданно появившееся в комнате.
— Они счастливы, разве этого мало?
— Время не терпит задержек. Впрочем, ты сама это прекрасно знаешь, ведь и от предначертанного не уйти.
— Люди такие странные, правда? Они страдают, находят свое спасение, а после появляемся мы — вестницы разлуки. Мы рушим этот мир одним касанием. Время всегда приходит в срок, а от меня нельзя убежать.
— Когда и мы так думали, разве нет?
Понадобилась половина минуты, ровно тридцать секунд, чтобы успокоить нахлынувшие воспоминания, засунуть их обратно, в черный ящик и выкинуть в ту самую бездну, из которой он выплывает вновь и вновь. Воспоминания — страшная штука, особенно когда знакома с ними лично.
— Разве ты еще помнишь те дни, когда мы были людьми? — усмехнулась Судьба, самодовольно взмахнув рукой. Но, если присмотреться, станет виднеться истина: она отгоняла прошлое. Те самые моменты давно минувших дней, которые запрещено доставать из собственных воспоминаний. Они навсегда утеряны, спрятаны, убиты собственным настоящим. Бесконечной историей верного зрителя, который из века в век смотрит истории чужих судеб.
— А мы ими когда-то были?
После чего обе испарились, но каждая из них до сих пор помнит тот день, когда время прекратило свой бег, а нить судьбы дрогнула раньше времени.
Но их, конечно, не видела наша влюбленная и довольная жизнью парочка. Сейчас, громко смеясь, они жадно целовались, обнимались и, кажется, забыли, что что-то там смотрели. Впрочем, по правде говоря, они вообще забыли о том, что в мире существует что-то еще кроме поцелуев.
Они забыли, что есть еще и старуха, тихо засевшая в своем темном углу. Она, пусть и проигравшая, видела-таки двух неземных дам и прекрасно поняла, о чем шла речь. Её вязание спицами и вправду подействовало, а, быть может, сама Судьба решила побыть на ее стороне.
Пусть даже в итоге Мия потерпит поражение, но уж точно нанесет непоколебимый ущерб каждому, кто посмеет пойти против нее. У нее, в отличие от других, есть свой, рыжий козырь. Милая девочка Оля, которая даже не догадывается, что цветок счастья увянет спустя несколько дней. А потом, когда эта гниль окончательно перестанет действовать, за дело возьмутся иные люди. Профессионалы своего дела. Они вывернут ее душу наизнанку, зальют очищающее средство и отравят заводилу Яло. А если девочка-балерина умрет, то и сама Оля долго без надежды не проживет. Останется лишь оболочка. Тогда-то пропасть и поглотит ее к чертям.
— Знаешь, мне придется уехать на несколько дней, — начал Ярослав и веселье как-то сразу куда-то пропало. — До выхода альбома осталось немного, а у нас еще ничего не готово. Так что мы уедем на несколько дней кое-куда и, придумав нечто дельное, сразу же вернемся.
— С каких пор бар стали называть «кое-куда»?
— Глупая, — ответил Яр, накручивая прядь рыжих волос себе на палец. — Кое-куда — это особое место для Клото, где мы черпаем вдохновение. Оль, извини, но это только для группы. Девушки — это, конечно, хорошо, но музыка — это мое все. По крайней мере пока. Мне нужно высказаться, достучаться до мира, приоткрыть завесу. Я хочу, чтобы музыка стала спасением. Знаешь, у каждого из нас была своя история, милая.
— Ты про порезы на запястьях Арики?
Хоть они уже давно не кровоточили, а лезвия и другие острые предметы в группе были строго под запретом, прошлое никуда не уйдет. Девушка не скрывала, но на вопросы журналистов отмахивалась шутками про переходный возраст и неразделенную любовь. На самом же деле лишь участники знали правду о тех событиях. Она до сих пор боится слёз, как тогда, в детстве. Погоня за дружбой, желание быть нужной и всего-навсего капля сдержанности. Смешав всё это воедино, мы получаем взрывной коктейль терпения, самокопания и порезы на некогда нежной коже.
— Передай ей, что она прекрасная, ладно?
— Как скажешь, милая, — после чего зарылся носом в ее рыжую гульку.
Хотелось ему сорвать резинку, увидеть, как они волнами падают на ее плечи, но нельзя. Когда придет время, Оля сама покажет истинную себя. А пока что нужно ждать и пользоваться моментами. Ему, как-никак, уезжать, а он еще вдоволь не насладился одной мягкой и прелестной барышней. Но, когда приедет и альбом будет готов, обязательно отыграется за свое отсутствие. Благо время позволяет, ведь теперь у них его слишком много.
Оля, в свою очередь, пребывала в некой эйфории эмоций. Она и Он. Вместе. Вот так вот лежат друг на друге, обнимаются, целуются, хохочут, хотя вчера еще были просто друзьями. Странно? Более чем. Но до чего же приятно, когда рядом с тобой есть тот, кто обнимет, утешит и попросту будет любить.
Он понял ее, принял. А она, в свою очередь, стала его маленькой щепоткой вдохновения. Два человека с пропастью в душе, которые не догадываются, что самое ужасное впереди. Всего-навсего несколько часов, чуть меньше дня осталось до того Ада, который ожидает юную Олю, которая только-только ощутила вкус счастья. Яр же будет рвать на себе волосы и искать способ для спасения, ведь он прекрасно знает, что за Ад ее поджидает.
Гиор никогда не желал даже злейшему врагу оказаться там, что говорить о той, которая в одночасье стала для него больше, чем просто друг.
А пока эти двое получали удовольствие лишь от одного касания друг к другу.
— Где я буду спать?
— На полу, где ж еще.
— Злюка, — театрально надул губки Яр, но на долго его не хватило. Представив, как он выглядит со стороны, его вновь пробрал дикий смех. — Вот посплю я на полу, простужусь и мир потеряет замечательного певца.
— Ты гитарист, — Оля даже не думала сдавать позиции, уступая свою законную половину дивана.
— И что? Я — искусство. Мой больной вид никого счастливее не сделает — это уж точно, — и вновь эти утиные губки, объятия со спины, горячие ладони под бесформенной майкой и тяжелое дыхание, опаляющее шею. — Только скажи это, согласись и я буду паинькой.
— Да делай все, что душе угодно, демон!
— Ангел, пончик, я — твой ангел. Ты посмотри, какие крылья у твоего хранителя.
— Укутайся обратно в свою майку и заткнись уже!
— Ой-ой, какая ты у нас нервная цаца. А на видео прямо цветочек невинности, куколка, а теперь сущая колючка.
Честное слово, иногда Оля мечтала задушить этого парня, утопить в ванне собственного сарказма и цинизма. А ведь и вправду ангел с виду, но до чего же колкий язычок у этой заразы. Оторвала бы его с радостью, были бы силы. Но, увы, всё, на что хваталось девушку, так это на очередной поцелуй. Ещё, ещё и ещё раз. Вновь и вновь. Как бы ни начиналась история, а исход был один — касание языками, признания без слов и страсть на грани сдержанности.
Разве это и вправду нормально? Откуда эта резкая нежность, страсть, безумство и уйма ненужных слов? Оля до сих пор помнит тот день на мосту, когда он пришел за ней. Яр всегда помогал ей, просто она это не всегда замечала. Тогда, когда нуждалась в поддержке, та появилась неожиданной молнией, загорелась в небе, но, какая же ты дура, Оля. Почему раньше не замечала этого? А, может, сам Ярослав не хотел этого? Боялся показать себя, предпочитая питать приступами нежности, а потом резать искусственным ножом? Зачем всё это? Гиор, мальчик-ангел, ты слишком идеален для этого мира. Ты слишком прекрасен для нее, для девочки с волосами цвета ржавчины. Но так ли это? Странная история двух любящих сердец. Странное тут все: герои, мысли, чувства и поцелуи. Необычная любовь вполне себе обычных людей.
— Эй, Оль-Оль, ты чего? Я сделал больно? Оль? Что с тобой?
— Яр, спасибо тебе, правда. Большое спасибо за то, что ты есть, — и, обняв парня за шею, позорно заплакала. Тогда, стоя вот так вот, она еще не знала, что секундная слабость была намеком от Судьбы. Прощальным подарком в надежде, что они поймут. Или же, если чуду так и не суждено будет случиться, проведут этот день как можно ближе друг с другом. Рука к руке, плечом к плечу, счастье к счастью.
— Глупая, какая же ты глупая, Оля.
Глупая не только она, Ярослав.
— Мы будем вместе, слышишь? Оль, мы победим в этой борьбе, обещаю тебе.
Вся эта ситуация сама по себе пропитана нелепостью и сарказмом из бисера черного юмора.
Если бы они догадалась, узнали правду раньше срока, дозвонились, поговорили, исход мог быть иным. Но, а теперь, лежа в одной кровати и видя прекрасные сны, они не знали, что мир вот-вот рухнет. Оля вновь утонет в течении собственной боли, а Гиор, вернувшись, станет на тон светлее.
Тогда, вернувшись, он будет засыпать с распахнутыми окнами, но сон не будет идти, не заглянет в его комнату, не споет колыбельную. Вместо этого сердце будет колоть чужая спица.
Тогда много кого будут колоть, но по-разному.
Добро пожаловать в Ад из таблеток, уколов, смертельной дозы снотворного. В место, где люди теряют души, но обретают безумство.
— Я люблю тебя, Оля, — прошептал Ярослав, зарываясь носом в ее мокрые после душа волосы, — наконец-то ты сняла этот ужасный пончик со свое головы.
— Будешь приставать — вылетишь в окно, — буркнула в полудреме девушка, все еще пребывая в каком-то оцепенении от того, что она спит рядом с тем, кого пару часов назад мечтала задушить, а потом целовалась с ним, а потом вновь пыталась убить. Странный он. Или она?
Люблю — странное слово, так похожее на заклинание. Некий призыв о помощи, желание быть замеченным и счастливым. Вот только кто знал, что у этой пару все иначе.
Лишь Судьба на прощание решила подарить им приятные сны, полные радости, ярких красок, нежности. Ведь впереди их ожидает слишком сложный путь. Известен ли исход? Кто знает, кто знает. Справятся ли они? Возможно. Будут ли слезы, истерики и бессонные ночи? А как же без них. Боль?
Прости, но будет больно, милая.
***
Из личного дневника
Я до сих пор помню тот день, когда оказалась тут впервые. Когда только-только переступила порог той тонкой грани нормальности, шагнула за пределы разума и отварила дверь безумию. Было ли мне страшно? Возможно. Я до последнего верила, что это просто страшный сон, что еще немного и я открою глаза, вновь окажусь в том самом утреннем чуде. В том самом воспоминании, когда просыпаешься рядом с Ярославов. Он был рядом, обнимал, улыбался и о чем-то беззаботно шутил. И я смеялась. Наверное я смеялась тогда в последний раз. Теперь же улыбка окончательно исчезла с моего лица, а на ее месте поселилась непробиваемая маска. Кажется, я перестаю чувствовать, испытывать эмоции и верить в чудеса. Больно ли мне? Кто знает, я уже перестала ощущать эту грань между перерывами, но каждую ночь просыпаюсь от дикой боли внутри. Они вытягивают из меня душу, убивают ее, Мию, но вместе с ней уничтожают и меня. Мы срослись с ней, стали единым целым, а они вырывают ее с корнем, оставляя после своих вмешательств шрамы. Хочу ли я домой? Смешной вопрос, если учесть, что сюда меня сдали собственные родители. Теперь ясно, зачем они уехали в тот вечер. Собирали документы, советовались с каким-то напыщенным доктором, как им лучше поступить, что делать. Но меня, конечно, забыли спросить. А я просто хотела быть счастливой.
«У нас много времени» — так когда-то сказал ты мне, а потом они завезли меня сюда, сдали, будто бы собаку в приют для бездомных. Хотя, было бы лучше, если бы просто выкинули на улицу. Тогда бы я окончательно порвала родственные цепи с ними, вернулась бы к тебе, жила бы с тобой. Странно, правда?
Интересно, знаешь ли ты уже об этом? Мальчик-ангел, мне каждую ночь снятся твои крылья. Прошу тебя, не молчи. Приди ко мне, покажи мне свои перья, спустись с небес, засияй, ведь тут так мало света. Здесь всего мало.
Мне мало тебя, ангел.
Мне не хватает твоей поддержки, опоры, твоих слов, твоего дыхания, твоих объятий, твоего присутствия.
Ангел, забери меня, мне здесь не нравится. Кажется, я схожу с ума. Я больна, правда? Я не такая, как все. Изо дня в день мне говорят, что ты не придешь. Ты бросил меня. Тебе не нужна бракованная кукла с больной фантазией.
Мия живая, Гиор, живая. Я вижу ее, слышу. Они вытащили ее с корнем, но я до сих пор ощущаю ее рядом с собой. Это страшно, она шепчет мне, что ты бросил меня.
Все говорят об этом, но я верю в тебя, ангел. Ты придешь за мной, спасешь.
Я жива, ангел, жива.
У меня есть друзья, слышите? У меня они есть, они придут за мной. Они у меня есть.
Я живу. Я все еще жива. Я буду жить.
Я выживу, ангел.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
