Есть, о да, иные дети — тайны, Темный мир глядит из темных глаз. Но они отшельники меж нас, Их шаги по улицам случайны. Вы — дитя. Но все ли дети — тайны?!
- Почему ты такая невыносимая?! Теперь понятно, почему у тебя нет друзей! - У меня есть друзья! Есть! Слышишь? У меня есть друзья!!! И вновь скандал, обидные слова и проклятые слезы, опаляющие щеки. Оля ненавидела свою слабость. Она была слишком слаба. Но у нее есть друзья, есть! Она не изгой, у нее они есть: настоящие, не выдуманные, не плод воображения – н-а-с-т-о-я-щ-и-е. Они есть, да, они точно существуют, их много, они все ее любят и ценят. У нее есть те, на кого она может положиться, есть те, с кем приятно быть и есть те, кто всегда рядом. Они есть. Она не отшельница, она не сумасшедшая, не полоумная истеричка и не невыносимая. Она – это она и у нее есть друзья! Живые! Настоящие! Они у нее есть. Есть. Друзья. Мать прекрасно знала, что слова – лучше ножа, когда дело касается дочери. Она попросту хотела ее успокоить, но в итоге все обернулось иначе. Что с ней? Почему некогда улыбающаяся девчушка изменилась? Во что превратилась ее дочь? Обычная подростковая депрессия? Ну да, переходный возраст и все дела, который изо дня в день уносит жизни людей. А ведь Оля просто хотела, чтобы эта женщина когда-нибудь подошла и обняла ее. Но, увы, у них в семье это не принято. Но у нее есть друзья. Настоящие. И, не будь Оля помешана на собственных мыслях, она бы услышала звонок домашнего телефона. Она бы, скорее всего, подняла бы его, услышала знакомый голос, а после бы соврала, что у нее все хорошо. Но вместо этого девушка сидела у себя в комнате, повторяя одну и ту же фразу: «у меня есть друзья». Эта тема всегда была для Оли болезненной, ведь с самого детства она не умела заводить друзей. Из-за того, что она вечно болела, в садике этому она так и не научилась, а придя в первый класс, мигом почувствовала себя чужаком. Ей хотелось общаться, но никто почему-то не принимал замухрышку в свою компанию. И тогда, не найдя ничего лучше, она попросту покупала друзей, принося новые игрушки, делилась мелками и дарила разноцветные резинки для волос. Оля надеялась, что когда-нибудь они примут ее, подружатся с ней по-настоящему. Но вместо этого пропасть между ними росла. Она пыталась отыскать поддержку в матери, но кроме новых игрушек ничего не получала. А еще она боялась собственного отца, ведь за каждую детскую шалость на нее кричали. Александр Анатольевич всегда славился несдержанным характером и постоянно кричал на дочь, когда та банально спотыкалась. И, пока другие катались с горки, она боялась испортить купленное пальто. Она боялась терять вещи, боялась что-то сломать, боялась сказать лишнее слово – ведь за любой ошибкой следовал крик. Знает ли она, что такое любовь? Нет, но Оля прекрасно знает то ненавистное чувство, когда на тебя кричат. Когда ты раз за разом начинаешь искать причину в себе, винить за каждое несчастье и попросту ненавидеть за то, что существуешь. Она ненавидит себя еще с тех самых пор, когда в порыве родители сказали, что она – нежеланный ребенок в семье. А после, успокоившись, как ни в чем не бывало, звали к ужину. Они не умеют извиняться, думаю, что все само пройдет. Но дыра внутри нее с каждым криком разрасталась, душила петлей у шеи. А после, проговаривая про себя заветные слова, ее руки машинально потянулись к перочинному ножу, лезвие которого игриво поблескивало в тусклом сиянии настольной лампы. - Кто вы такой? – послышался перепуганный голос матери. – Саша, тут какой-то… И дверь в комнату с грохотом распахнулась, а Оля не могла поверить тому, что видит. Все получилось как-то наигранно и нелепо: вот у нее проблемы, а вот и вечный спаситель с татуировкой крыльев на спине. И вправду Хоул – светловолосый маг, который многократно спасал Софи. Человек с дырой в душе, но, спасая других, нашел ту, которая спасла и его самого. - Даже не думай об этом, - рявкнул он, рывком запихнув перочинный нож в одну из полок рабочего стола. И, захлопнув дверь, продолжил: - Ты как? - Как ты тут оказался? - Повторяю вопрос: ты как? - Нормально. - Хренально. Он улыбнулся самой доброй улыбкой, которую Оля когда-либо видела и, сев рядом, молча обнял рыжеволосое чудо. Она дрожала, не понимала, что за странное чувство кольнуло в груди, и не слышала ничего вокруг кроме убаюкивающего шепота. Он успокаивал ее, тихо-тихо нашептывая что-то. А она обнимала его до боли в ребрах, чувствуя, как родные крылья дарят умиротворение. Такого попросту не может быть. Он предугадывал каждый шаг, легко обходил препятствия и ловко добивался результата. Парень с другой планеты, знающий как бороться с чумой двадцать первого века. Светловолосый юноша с чистым сердцем, но продырявленной душой.Он и она – два человека с бездной в душе.
- А я говорил, что черный тебе пойдет. - Можно подумать, что ты женскую грудь в лифаке не видел, - но майку все-таки поправила. - Дурочка, - и, улыбнувшись, прижался головой к некогда оголенной груди. – Какая же ты теплая, Оля. Черт возьми, какая ты теплая. - Яр… - М? - Можно тебя спросить кое о чем? - Допустим. - Я… Мы… друзья? Я не навязываюсь, просто, понимаешь,.. Но ответа не последовало. Вместо этого парень коснулся указательным пальцем лба, медленно провел вдоль переносицы, а после остановился. Губы. У нее идеальные губы, которые она так любит красить красной помадой. И ведь не знает, сколько раз за это время он останавливал себя, чтобы не сорваться и не зацеловать эту заплаканную мордашку, эти плечи, эту грудь, которой она светит, будто бы перед ней и не парень вовсе. Он хотел ее, но знал, что сейчас, когда за дверью притаились родители, это не самый лучший вариант. Но было ясно: еще несколько выходок с ее стороны, еще раз оголенные плечи, еще раз эта безмерная футболка, еще раз эти крепкие объятие, еще раз этот щенячий взгляд – и он не выдержит. Гиору нравилось в ней все, но она не ценила себя. Глупая девочка по имени Оля. - Рыженькая дура. - Блондинка. И это стало последней каплей. Он слишком любил ее улыбку, чтобы вот так вот просто отпускать. Ему нравилось все в ней, даже то, как она забавно морщит нос от слез, как смеется заразительным смехом, как стесняется, чтобы в следующую минуту послать к чертям. Яру нравилось и то, что она понимала его. Они были слишком похожи, чтобы вот так вот просто стать разными. Ее изъяны – его фетиш. А еще она совершенно не умеет целоваться, что не могла не забавлять. Ее попытки перехватить инициативу на себя, эта ребяческая страсть и дрожащие руки у него на спине – все это было слишком хрупким мгновением. Сон на грани реальности. Небо перед началом грозы. Человек на краю пропасти. Она сводила с ума, заставляла трепетать нарисованные крылья и попросту вселяла жизнь, затягивая его собственную пропасть. - Яр, - выдохнула Оля, хватая воздух припухшими губами. - У тебя вот тут помада, - и вновь эта улыбка, эти музыкальные пальцы на ее щеке и этот взгляд надежды. На нее еще никогда никто так не смотрел. - У тебя тоже. - Слижешь? Ярослав Вельф – любимец многих и попросту талантливый музыкант никогда не думал, что любовь может нагрянуть столь внезапно и нелепо. Вот так вот, сидя на полу с такой домашней и такой зареванной девчонкой, он почему-то понял, что она и есть то самое спасение. Частичка его бездны, недостающий пазл откровения. Она именно та, кого он так давно искал и чего в душе боялся. Гиор не думал, что судьба, одарив даром любимчика, сыграет с ним такую шутку. Рыжеволосая девчонка с такой знакомой бездной в душе. Он и подумать не мог, что когда-то вновь столкнется с той, кого люто ненавидел – с булимией. С этой костлявой стервой, которая однажды чуть не погубила дорогого ему человека. Но она справилась, смогла противостоять этой стерве и теперь, быть может, счастлива. Нет, она точно счастлива, уж он-то знает. А что теперь? А теперь он видит точно такую же девочку-бездну, которая, взяв откуда-то салфетки, бережно вытирает ему остатки губной помады. Она слишком печется о нем, слишком. Ее движения аккуратны, каждое прикосновение похоже на дуновение весеннего ветра, а этот сосредоточенный взгляд – ты слишком добра к нему, рыжеволосая девочка-чудо. Глупая, какая же ты глупая, Оля. - Иди сюда, - и, притянув к себе рыженькую, добавил: - Моя. - Останься со мной. - Как пожелаешь, как пожелаешь, Оля. Я буду с тобой, буду. Только прошу тебя, не губи себя, сражайся, борись, бейся до последнего, впивайся ногтями в кожу до крови, но сражайся с ней. Прошу тебя, Оля, глупая Оля. Не позволяй ей погубить тебя. Прошу. Оля, моя глупая Оля. - Ты ведь видел ее когда-то, так? Ты предугадываешь каждый мой шаг, знаешь, когда у меня будет очередной приступ. Ты поступаешь иначе, Гиор. - Это произошло, когда мне было всего девять и закончилось лишь тогда, когда мне было пятнадцать. Все это время я мало с кем общался, всегда был с ней, спасал ее, говорил, чтобы она прекратила. И знаешь что? Она справилась, Оля. Я видел ее слезы, чувствовал, как она обнимает меня, пытается найти во мне опору, надежду, поддержку. Нам даже пришлось уехать и чуть больше года мы жили в Индии. И больше эту костлявую суку я не видел. Она ушла и теперь я вижу потрясающую женщину, которая поборола себя. - Вижу, она значит для тебя многое. - Она всегда была, если и будет такой, Оль. Именно эта женщина воспитала меня таким, научила любить себя, провела сквозь границу стандартов и открыла мир с иной точки зрения. Я видел, к чему ведет желание показать себя, довести до призрачного идеала. И когда-нибудь я обязательно познакомлю тебя с ней, Оль. Думаю, ты обязательно понравишься ей. Ну что ты так на меня смотришь? Моя мама не кусается, не бойся. - Яр… - М? - Я хочу бороться. Я хочу стать человеком. Знаю, что не имею прав на то, чтобы… но… - Я помогу тебе, Оль, помогу, - прошептал Яр и поцеловал маленькое чудо в висок. – Но будет сложно, милая. Но мы справимся, так?Справимся, а пока… Хочешь прогуляться? - Конечно! – а в глазах заблестели искорки надежды на лучшее. - Тогда марш в ванную умываться, красавица. Но стоило девушке выбежать из комнаты и скрыться в ванной, как Ярослав моментально изменился, а от улыбки не осталось и следа. - Просто научитесь ее любить, хорошо? - Что ты имеешь в виду? – не понял отец. - Я имею в виду то, что вам нужно полюбить ее, попробуйте показать ей свою любовь не через материальные вещи. Поддерживайте ее, разговаривайте с ней и постарайтесь не грубить. И, надеюсь, что у вас есть надувной матрас? - А это еще зачем? – на этот раз голос подала мать, нервно кусавшая губу и, как показалось парню, до крови. - А это для меня, - и, не дожидаясь ответа, переключил свое внимание на дверь в ванну, которая до сих пор была заперта: - Эй, ты там умерла, улитка? - Скоро буду. Вот только Оля, до этого прекрасно слышавшая разговор Ярослава и родителей, включив напор воду по максимуму, тихо плакала, надеясь, что в скором времени увидит свет из этого лабиринта черных красок. Она покинет ее, даст Яло вновь сиять, а почерневшая комната засияет в свете чистой души. Девушка надеялась, что когда-то сможет вздохнуть полной грудью и почувствовать себя свободной. Избавится от оков, сбежит из замкнутого круга, и никогда не будет корить себя за лишнее яблоко. Она полюбит себя. Сильная. Справится. И лишь старуха, засевшая с темном уголке, тихо посмеивалась, держа в руках заржавевшие спицы, на которые нанизывала почерневший бисер. Она-то знала, что так и будет, но не думала, что дойдет этого. Они снова встретились: этот светловолосый ублюдок и она – костлявая сука. Вот только в этом поединке она не проиграет. Булимия с каждой убитой душой становится сильнее, умнее и изысканнее. На этот раз в ее списке был такой пункт, и она знает, на какие болевые точки надавить, чтобы победить. Она не проиграет ему вновь. Булимия – это больше, чем просто пищевое заболевание. Она не вылечивается. Даже те, кто якобы победил ее, каждую ночь просыпаются от собственных криков. Каждую ночь им снятся кошмары, что она вернулось, а отражение в зеркале вновь и вновь приобретает секундное уродство. Но Оля верила, надеялась, цеплялась за протянутую руку светловолосого юноши и благодарила судьбу за то, что он есть. А вера, как известна, способна на многое. Особенно, когда она – это светловолосый ангел с крыльями из собственной бездны.