Наше лето

Жаркое июньское солнце находилось в самом зените, прогоняя прочь тени. Небо было голубым и чистым, только где-то в стороне удавалось разглядеть редкие пушистые облака — так далеко, что можно было подумать, будто они плывут у самой земли, или принять за пасущихся на лугах овец. Мион налегла на педали, боясь и в этот раз опоздать. По обе стороны дороги все смешалось в две размытые зелено-синие полосы с редкими всполохами холмов и лесов. Далеко позади осталась деревня, а впереди – пыльная дорога, еще недавно, весной, размываемая дождями, и теперь изобилующая многочисленными неглубокими ямами и изрытыми колесами телег буграми. Упрямо скрипела насквозь ржавая цепь велосипеда, наверное, такого же старого, как и старуха Сонодзаки. Впрочем, девушка усмехалась и думала про себя, что зря грешит на него — кто древнее, можно было бы еще поспорить. Да и велосипед исправно служил Мион, почти не требуя ремонта. Лето выдалось жарким. Страшно, безумно, катастрофически жарким. Нельзя подобрать слова, которое точно могло бы это описать. В горячем воздухе, спирающем грудь стальным кольцом, пахло травами и пряностью. Мион слизнула с верхней губы соленые капли пота. Футболка прилипла к спине, страшно хотелось пить, остановиться и отдохнуть. Перестать глотать раскаленный воздух напополам с пылью и просто полежать в траве у дороги. Но нельзя, Мион не хотела опаздывать – их встречи и так слишком короткие и очень редкие, а от того ценные, запоминающиеся и ожидаемые, чтобы вот так можно было тратить это время. Девушка думала, что если прямо сейчас колесо велосипеда заехало бы в какую-нибудь коварную колею от телеги, и она на полной скорости бы перелетела через руль, проехалась спиной и боком по дороге, сдирая кожу с боков и локтей, разбивая коленки в кровь; даже настигнутая упавшим сверху велосипедом, она все равно бы села на него и поехала дальше, ругая себя за невнимательность и медлительность. Ей не хотелось думать, что было бы – и может быть – если он развалится прямо под ней. Скорее всего, она попросту бросила бы его и попыталась догнать бесценные уходящие минуты. Очень скоро боль в ногах стала почти нестерпимой и размывающиеся пейзажи справа и слева перестали меняться с прежней скоростью, становились гораздо четче. Мион вставала на педалях, и, отбрасывая со лба прилипающую мокрую челку, упрямо подавалась вперед всем корпусом, из последних сил пытаясь ехать хоть чуточку быстрее. Наверное, второе дыхание и правда существовало – когда впереди, на обочине дороги, девушка увидела стоящий на подставке новенький велосипед сестры, ее охватило невероятное ощущение настоящей победы. Все не зря, думала Мион, не зря эта жара, эта ноющая боль в ногах, стертые о руль ладони. Не зря крутились педали, и проглатывалась пыль по дороге сюда – месту, где эта дорога продолжалась, кончалась и расходилась в разные стороны одновременно. — Опоздала, как всегда. – недовольный голос Шион, растянувшейся в траве у дороги. Мион только улыбнулась, оставляя свой велосипед прямо посреди дороги. Она прекрасно знала, что нарочитая холодность и обида в голосе — просто для того, чтобы скрыть настоящие чувства. Бесконечную и слепую радость, и необыкновенное ощущение счастья. Их авантюра в который раз удалась, и ощущение победы не покидало их обоих – горящие глаза, бешеный стук сердец, шум в ушах и неизменно ползущие вверх уголки губ. Радость встречи не скрыть, как бы не хотелось. Объятия горячие и крепкие, терпко пахнущие травой, оставляющей следы на джинсах Мион. Можно сколько угодно долго стоять так на коленях в пыльной траве у дороги и не верить в то, что все получается, как бы неправильно не было. А дальше – просто говорить. Обо всем, что приходит на ум. Лежать в пыльной траве, оставляющей неромантичные зеленые следы на одежде, смахивать с себя жуков и слушать цикад, переплетать пальцы и осознавать, что все их маленькие победы в авантюрах «для себя» стоят одного большого провала. Ну и пусть, если так хорошо, верно? — Нам все мешает. Мион удивленно поворачивает голову и смотрит на сестру. — Это просто сложно. Но ничего нам не мешало преодолевать это раз за разом. Сестра прикрывает глаза, позволяя солнцу беспощадно жечь кожу, разливать по ней румянец, который может потом превратиться в загар – а может и покрыться волдырями и неприятно пахнущей коркой. — Ты боишься? Не можешь поверить, что мы можем сделать это? Ответ не последовал, да и не был нужен. Несколько минут молчания, мокрые пальцы в общем кулаке, не размыкающемся из-за такой ерунды, и снова непринужденная беседа. Пора прощаться всегда настает очень быстро. И они обе это понимают, что время кончилось, и нужно возвращаться. Неловкость момента, когда каждой не хочется говорить что пора, прерывается коротким несмелым касанием губ. Первым, неумелым, и таким, как будто целуешь зеркало. Только очень горячее, пряное и мягкое зеркало. Они садятся на велосипеды и разворачиваются спиной друг к другу, улыбаются каждая через плечо и коротко машут. Лучше быстрее. Принцип любой пытки – растянуть ее как можно дольше. Поэтому сестры никогда не затягивали с расставанием. Мион возвращалась. Она думала не над словами сестры, а над тем, что значилось под ними. Можно. Все можно, не страшно. Учиться плавать, учиться ездить верхом — тоже не страшно, нужно только хотеть. И тогда у грустно поскрипывающего велосипеда Мион был бы шанс значиться предметом, куда древнее старухи Сонодзаки. А можно оставить все как есть и встречаться вот так и дальше. Получать от этого кучу проблем, но тонну счастья и воспоминаний. Уставать, но радоваться, медленно раскручивая педали и строя планы для занятий клуба. В любом случае, оба варианта никуда не убегут. Ведь они, по сути, равноценны. Чтобы незаметно сбежать, нужно придумать план. Чтобы убить, вобщем то, тоже нужен план. И все зависело от того, какой быстрее придумается. А сейчас снова есть эта дорога, солнце где-то сбоку, удушающая жара и цикады. За это можно было бы отдать жизнь. За такое лето. Да, бабушка? Решено.