исповедь

«Терпение», Иви. Роскошь для Лондона, для меня, для нас: мы несемся по рельсам модернизации, забывая благоговейно выдыхать — боже, храни королеву. Поводок самой большой колонии ускользнул из наших корявых рук, теперь они на господа уповают — не верят в королей, в королев, в императоров разных. Империя хотела казаться покорной, хотела опиум курить, хотела раздавать книксен прохожим; Империя попала впросак и в прореху на карте мира тоже: Канада? — ох, французские псы урвали и от нее кусок, Индия чаще обычного восстает, пороховые облака глушат Дели залпами пушек, Австралийские аборигены насылают едкие проклятия из глотки пустынь, китайцы травят иглами развалины Ост-Индской. боже, храни — ради тебя в Вестминстерское аббатство, — почему ты не слышишь, не слушаешь, не вонзишь лезвие понимания и в меня? Я немой страж закона с набалдашником в форме птичьего черепа на трости: хрупок и изъеден червями жертв многочисленных. Иви, сестра, прошу тебя губами сухими и пальцами скрюченными: твоим благородным ножам, твоей мотивации, (никакой анархии внутри, если она скребется уже снаружи) стану молиться, хоть никогда раньше не. Терпение, Иви, опрокинь в себя пинту. Джордж обмолвился — подожди? Теперь, услышав шорох ускользнувших возможностей, мне кажется еще более прекрасным наше, черт возьми, бремя. (осенний лондон живет дождями и дремотой) В барабане Смита и Вессона есть два патрона: один мне, другой — тебе, дамы, конечно, вперед. Виселица по Грачам безутешно плачет, знаю, подай мне ладонь — теплое плечо согреет малость. Иви, вдумчивая моя Иви, ты помнишь октябрь, ты помнишь Уайтчепел, ты помнишь, как от Генри пахло карри и добротой? помнишь, мы горели юностью нашей несчастной; накинь пальто, продрогнешь иначе. Биг Бен отбивает на чай пятый раз, дай мне забыть паранойю, погаси радиоволны. Терпение повисает над Лондоном воем сирен. Иви, ты рядом, ты смотришь? Как — не Иви? (радио хрустит помехами и клекотом железных птиц) Ах, Лидия? Ты так похожа на: храбрость, утешение, острие ухмылки сестрицы моей. Беспамятство торчит из груди — что такое контузия? сколько мы прожили лет без войны? сколько мне? Ты очень красива, милая Лидия, точно симметрия. Порох теряется серебристыми нитями в гладком проборе Темзы; моя дорогая, подай-ка трость, я хочу подняться на Тауэрский мост. И обнять Лондон, но понурые плечи ослабли, руки повисли, идеалы — несу не наполовину, теперь целиком. Лидия, помнишь, я говорил тебе, как прекрасен осенний Лондон? бомбежки — передали по радио — как обычно, в районе пяти.