Добыча Ворона

   В часы дежурства на верхних уровнях он собран и напряжен.    Он чует угрозу — точно кинжал, затаившийся в темноте; отблеск палаческого клинка. Его злит небрежение остальных, но долг всё равно обязывает быть бдительным.    Он неподвижен и тих — хищник в засаде. Только так можно заметить кого-то раньше, чем он — тебя.    Увидеть. Услышать.    Этот "кто-то" ступает тихо, едва не кошачьим шагом: непохоже на неуклюжую походку штабных, и тем более — на топот "диких" копателей, которых Культ особенно ненавидит.    Подозрительно. А значит — опасно.    Он следует за эхом странных шагов — от лестницы к Оси. Чем глубже в подземелье — тем он сильней. Тем легче будет победа.    Когти уже готовы рассечь ладонь, выпустить ярость крови.    Вот только врага, шпиона завистливых надземных собак — нет.    Всего лишь искательница. Почти подросток. Темные волосы, темный плащ — капюшон откинут на плечи.    Глаза закрыты, пальцы легко касаются побегов лозы — будто ласкают. Она почти неподвижна, чутко прислушиваясь к чему-то невидимому. Ее дыхание спокойно и равномерно — в воздухе, пропитанном янтарем.    Словно бы здесь — её дом. Словно... словно одна из Культа.    Еще одна? Кто-то еще ответил на зов?    Подавив минутное замешательство, он молнией выскальзывает из укрывших его теней. Резко шагает к искательнице, закрывая путь к отступлению.    — Что ты тут делаешь?    Она вздрагивает. Но не отшатывается, не бежит.    — Это наши владения.    Наш город. И я — его страж.    Не первый. Второй.    Но сила склоняется перед большей силой. (До поры. Он стискивает зубы).    А эта искательница — слаба. Ей не выстоять в одиночку.    И всё-таки — в том, как она держится, нет страха. Пальцы обманчиво-расслаблены, и что-то блестит в рукаве — тонкое, острое, по-женски изящное. (Он кивает про себя, оценив).    Она оглядывает его — поначалу с любопытством. Потом...    — Ты... из них? Из Культа? — с этим вопросом, сорвавшимся полушепотом с ее губ, выражение глаз меняется.    Она смотрит на него... как, должно быть, смотрят дураки-прихожане Храма на изображения ангелов божьих.    Его обжигает — полуденным солнцем после тьмы подземелий — этим чувством, эхом чужого. Казалось, забытым, но сладко-пьянящим, словно вино.    Искательница смотрит на него снизу вверх. Не только потому, что не вышла ростом.    — Я не причиню зла городу. Я даже не приношу почти ничего на поверхность.    На шее у нее блестит цепочка, уходящая под вырез дорогого, пусть и потрепанного платья. Что там на ней — амулет? Должно быть.    — Я просто смотрю. Слушаю лозу — но ведь это несложно, правда?    Он не отвечает; теснит ее к глухой стене, почти вжимает во влажные камни.    — Как ты нашла путь?    — Видела во сне, — похоже, ей не приходит в голову, что можно — не отвечать. Одному из них. Так чтимых ею культистов.    — Расскажи, — требует он.    И она, беззащитно прижавшись спиной к стене, потянувшись — словно за помощью — пальцами к янтарным росткам, откинув голову, сплетает слова, странные и малопонятные. Легенда, никому в точности не известная, смешивается с байками старожилов: он слушает вполуха, внимательный лишь к тону, к языку тела. Говорят, он глух к янтарной песне (и смотрит на него при этих словах — проклятье, как сочувственно смотрит! — Хранитель), но ложь он почуять может.    Сновидица, кем бы она ни была, не лжет.    — Я хочу знать. Понимать, что я вижу и почему. Наверху... никто не расскажет. Никто даже не станет слушать, — она качает головой.    Наверху проклятую кровь боятся и ненавидят. Внизу, среди равных, необходимо доказывать свою силу.    Искательница — слаба. Но ей повезло.    — Так значит, хочешь стать одной из нас? — резко спрашивает он.    Ее влажные оленьи глаза вспыхивают янтарным блеском.    Искательница видит в нем чудо, которое искала — должно быть, очень давно. И он ее не разочарует.    Он отступает на шаг в сторону — не назад; жестом приглашает следовать за собой. Она оправляет подол, отводит со лба упавшие пряди. Улыбается, словно просит извинения за неловкость.    Юная. Одаренная. Полезная.    Она станет уважать его. (То есть — бояться). Смотреть его глазами: на мир, на Культ.    Она станет частью его собственной силы. И когда он — именно он! — приведет ее к остальным, они наконец поймут, что не могут с ним не считаться.    Он кивает, подавая ей руку.    — Тогда тебе для начала придется стать моей ученицей.