Мы никогда не умрем

Альпин не разговаривал с ними неделю. Потом оттаял, оценив их мотивацию, и даже выставил Дирхаунду бочку пива – как он сам сказал, за самое вопиющее нарушение устава и приказов на его памяти. Мальтиз даже слегка обиделась – она-то считала, что по справедливости пиво должно принадлежать ей. Но она рада была хотя бы тому, что командир остался жив и не стал зверствовать в наказаниях – и будни Рыцарей потекли своим чередом. Однажды вечером Мальтиз лежала в кровати и листала утащенную у Дирхаунда книжку под интригующим названием «Рассвет растерзанной любви», но настроение у нее было довольно паршивое. Мальтиз словно давило что-то, воздух сгустился, и в нем повисло ощущение беды – душной и тяжелой. От всей души надеясь, что это не более чем ее воображение разыгралось, Мальтиз дочитала до конца главы, в которой очаровательную героиню Аннелизу продавали в гарем, задула свечу и попыталась заснуть. Сон не шел, ощущение надвигающегося ужаса становилось сильнее с каждой минутой, и она уже совсем хотела пойти проветриться, когда все-таки уснула тревожным, неглубоким сном. Проснулась Мальтиз среди ночи, резко, как от толчка. Некоторое время таращилась в темноту, пытаясь вспомнить, что же ей снилось, но сон ускользал, оставляя после себя лишь горько-щемящее послевкусие. Мальтиз перевернулась на другой бок и попробовала заснуть снова, но уже пробудившийся мозг никак не желал отключаться, одну за другой подбрасывая лихорадочные мысли – уместные только среди ночи, пожалуй. Отчаявшись, Мальтиз села на кровати. По голым ногам прошел сквозняк, она поежилась и набросила на плечи накидку. Когда она была маленькой, мама часто говорила, что от бессонницы помогает прогулка; поступив на службу в армию, Мальтиз забыла о том, что такое не спать по ночам, но сейчас совет мамы вдруг показался самым лучшим рецептом. Мальтиз почесала плечо, поплотнее закуталась в накидку и вышла из комнаты, направляясь во двор. Но ко входной двери она так и не дошла, остановившись на полпути. Дверь тренировочного зала была неплотно прикрыта, и из-за нее падал в темный коридор косой луч света. Хотя Мальтиз твердо помнила, что вечером уходила оттуда последней и совершенно определенно погасила все огни и заперла дверь. А сейчас, подойдя поближе, она услышала и голоса. – А я ведь говорил, что надо было послать туда нормальную армию! Я говорил, что гарнизона мало, а всеобщая мобилизация – тупая идея и никакой защиты не обеспечит! Крестьянин не становится воином, если дать ему меч, он остается тем же крестьянином, но с мечом, кто бы мог подумать?! – Я пытался донести это до Совета, даже почти теми же словами, но тщетно. Так что не надо сейчас на меня орать, Далматиан. Мальтиз ощутила, как мучавшее еще с вечера ощущение беды оживает, и тревога вцепляется в горло. Да, это были свои – но что понадобилось им в тренировочном зале среди ночи? Почему Далматиан кричал, а голос Альпина звучал так, будто его уже приговорили? – Ты же понимаешь, – голос Далматиана зазвучал глуше. – Ты понимаешь, что пойдешь под трибунал? Меня не тронут, я твой приказ выполняю, а тебе припомнят все. Такой повод! Альпин вздохнул и тихо ответил: – Пока я созову Совет, а потом буду ждать официального разрешения, город сравняют с землей, или там повторится то, что случилось в Сварте. Ты этого хочешь? Так что пусть будет так. Как сказала мне однажды Клеа, дважды не повесят. Это было уже слишком, больше она молчать не могла. Подгоняемая стиснувшим сердце ужасом, Мальтиз кинулась к двери и резко ее распахнула. – Что происходит?! Оба обернулись к ней, и Мальтиз помимо воли отметила, что выглядят они плохо. Даже не просто плохо – ужасно. Далматиан осунулся, он выглядел так, как будто не спал по меньшей мере несколько суток, хотя еще вечером был бодр и полон жизни. У Альпина вокруг глаз залегли глубокие тени, а губы как-то страдальчески искривились. От этой внезапной трансформации стало еще страшнее, и Мальтиз еле удержалась, чтобы не подскочить к ним и не потрясти за шкирку, выбивая правду. – Тебя не хватало, – тоскливо произнес Альпин и с силой потер глаза. – Серьезно, Клеа, иди спать. Завтра поговорим, сегодня и без того тошно. – Ты издеваешься надо мной?! Думаешь, я смогу заснуть после тех оптимистичных разговоров, что вы тут вели? Альпин встал, расправил плечи и подошел к ней почти вплотную. – Тебя это не касается, Клеа. Ни тебя, ни Дирхаунда, это как раз тот случай, когда чем меньше знаешь, тем лучше. Или ты захотела под трибунал со мной вместе? Так что иди спать, или я выведу тебя силой. Мальтиз смотрела на него, а сердце гулко колотилось где-то в глотке. От страха кончики пальцев онемели, а дышать вдруг стало очень трудно. И, не совсем отдавая себе отчет в своих действиях, она сделала то, чего никогда бы не сделала в обычных обстоятельствах – размахнулась и влепила Альпину пощечину. Далматиан издал какой-то неопределенный звук – он явно был потрясен случившимся не меньше, чем сама Мальтиз. А вот Альпин никак не отреагировал. Он не пошатнулся, так и остался стоять напротив, только бледная щека на глазах наливалась пунцовым. И только когда Мальтиз, подгоняемая безумным желанием хоть как-то его расшевелить и трезвым осознанием того, что один раз командира она уже ударила, а где один, там и два, снова занесла ладонь – перехватил ее руку, сжал запястье – не больно, но так, что высвободить его не было никакой возможности. – Когда ты принимал меня в Рыцари, ты говорил, что я не понимаю их сути, – прошипела Мальтиз, смаргивая слезы, выступившие на глазах. – Но, по-моему, это ты сейчас не соображаешь. На кой мы тебе вообще нужны, если ты не хочешь – и не говори, что это не так! – переложить хотя бы часть забот на наши плечи? Альпин моргнул, его взгляд прояснился, и он медленно разжал пальцы, сжимающие ее руку. Отвернулся. – Рейргрув… нарушил условия перемирия. Полк солдат напал на приграничный город, имеющий серьезное стратегическое значение для Симфонии. Час назад приехал гонец, по его словам, когда он выезжал, солдаты Рейргрува уже лезли на стены. Я решил послать подкрепление, Далматиана с четвертым полком. Мальтиз отступила на шаг, ощущая, как гулко бьется перепуганное сердце. – Беда в том, что я не имею на это права без разрешения Совета. А ждать утра тоже не могу. Поэтому вся ответственность за принятое решение – на мне, – он повернулся к Далматиану. – Ты еще здесь? – Ухожу, – сумрачно отозвался тот. – Не забывай, мне нужна бумага с твоей подписью. – Альпин, – тихо произнесла Мальтиз. – Будет война? Он долго смотрел на нее, и она не могла понять выражения его глаз. – Не знаю, – ответил наконец. – Постараемся сделать все, чтобы не было. Пошли, Далматиан. Клеа, не пугай Дирхаунда раньше времени, но скажи ему… Она слушала приказы, стараясь все запомнить, но страх никак не хотел покидать ее. Уже ушел Далматиан, уже вывел четвертый полк из столицы – тихо и незаметно, уже пошел собирать внеочередное заседание Совета Альпин – а она стояла над картой и мерила пальцем расстояние от границы с Рейргрувом до столицы. Город, на который совершено было нападение, она тоже нашла – небольшую крепость, стоящую между двух рек. Вспомнилось, как когда-то, сейчас казалось, что очень давно, отвечала на вопросы Далматиана. «Ты находишься здесь, у тебя пятьсот человек гарнизона и две тысячи полка. С юга подходит армия Рейргрува, чья точная численность неизвестна. Как ты организуешь оборону города?» «Постараюсь перебить как можно больше на переправе…» Странно, но облечение настоящей беды в такую, наполовину игровую, форму ей помогло. Через какое-то время Мальтиз обнаружила, что может мыслить здраво. Действительно, у армии Симфонии было стратегическое преимущество, а если бы Далматиан успел до того, как солдаты Рейргрува разрушат стены… Но одна мысль не давала ей покоя, сидела занозой в мозгу, мешая думать и мучая предчувствием. Поэтому утром, как только взошло солнце, Мальтиз поспешила в комнату Дирхаунда. Тот уже не спал: он умывался, наклонившись над тазом. – Клеа? – удивился он и усмехнулся. – Что, пришла посмотреть на голого мужика? Мальтиз окинула его нарочито пренебрежительным взглядом. – Да что я там не видела… Слушай, – она села на краешек кровати, – я пришла, чтобы задать тебе вопрос, который тебе не понравится. – Отличное начало, – оценил Дирхаунд, взяв полотенце. – Валяй, постараюсь ответить. – Насколько легко заставить одного из защитников крепости открыть ворота… или показать тайный ход? Дирхаунд спокойно вытирал лицо и короткие волосы. Он то ли не хотел отвечать, то ли раздумывал. – Тебе Далматиан сказал? – наконец, глухо спросил он. – Нет, никто мне не говорил, – честно ответила Мальтиз. – Я случайно нашла листок с твоим приговором в списанном архиве. Я спросила у Далматиана, но он только посоветовал не говорить с тобой об этом. – Так какого ты все-таки явилась?! – разозлился Дирхаунд и тут же глубоко вздохнул, успокаиваясь. – Ладно, рано или поздно ты все равно бы узнала. Слушай, мне было десять лет. У меня были мать, отец и сестры, которых угрожали убить, и никто не вложил мне в голову понимания, что есть вещи, за которые стоит умереть. Да, я показал им тот тайный ход сразу, потому что испугался. У Мальтиз похолодело в животе, а Дирхаунд тем временем продолжал: – Обычно таких информаторов убивают, но меня отпустили. За это – и за то, что я помог солдатам Рейргрува пройти в город, хоть они и не смогли его захватить – меня судили как взрослого и на каторгу отправили тоже как взрослого, спасибо, хоть там не заставили камень добывать. Я пять лет помогал – носил каторжникам еду, чистил и точил инструменты, и только в юбилейную годовщину независимости Симфонии меня амнистировали, – он неожиданно весело улыбнулся. – Любит Альпин набирать в Рыцари темных типов с уголовным прошлым, а? Мальтиз фыркнула. – Если закончить с трагическими воспоминаниями и вернуться к твоему вопросу – зависит от умения запугивать и убеждать у того, кто спрашивает, и глупости, наивности и верности идеалам того, кто отвечает. Поэтому, когда надо разведать не какую-то специфическую информацию, а общую, вроде путей, проходов и количества народа в крепости, захватывать в качестве «языков» предпочитают детей от восьми и где-то до двенадцати лет. Младше – могут ничего не знать. Старше – уже могут оказаться идейными и не сказать, даже если знают. Это все, конечно, мне уже много позже объяснили в армии, куда меня тоже долго не хотели принимать. Дирхаунд вздохнул, отложил полотенце и потянулся к чистой рубахе, развешенной на спинке стула. – А почему ты вообще спросила? В смысле… Ты пару недель назад лазила в тот архив. Если бы тебе было просто любопытно, ты бы не удержалась и прибежала с вопросами гораздо раньше. Значит, что-то случилось, что заставило тебя прийти именно сейчас. – Случилось, – призналась она и рассказала обо всем, что произошло ночью. К ее удивлению, Дирхаунд отреагировал намного спокойнее, чем она ожидала – он натянул рубаху и сел на стул, задумчиво поглаживая подбородок. – Вообще странно, что Рейргрув так долго тянул. По всем прогнозам выходило, что они должны были нарушить перемирие еще полгода назад. Говоришь, Далматиан уехал? – Да, с четвертым полком. Обещал прислать весточку. Альпин сказал, чтобы, если Далматиану будет жарко, ты брал пятый полк и выступал следом. Он оставил приказ на такой случай. – А сам Альпин? – А сам Альпин сейчас обосновывает необходимость отправить одну пятую войска Симфонии невесть куда без разрешения короля и Совета. И в зависимости от того, насколько убедителен он будет, мы либо увидим его сегодня в его кабинете, либо не увидим вообще. Так он сказал, когда уходил. Слушай, Дирхаунд, у него действительно нет таких полномочий? Тот покачал головой. – Нет. То есть в военное время он становится главнокомандующим армии и получает право принимать единоличные решения по обороне Симфонии, отдавать армейские полки под командование Рыцарей, смещать командиров и заниматься остальными стратегическими вопросами, но есть нюанс. Военное время может объявить только Совет на общем собрании, а приказ об этом недействителен без подписи короля. Так что, услав Далматиана и четвертый полк, он заступил за свои полномочия так, что на ошибку или недоразумение это уже не спишешь. Дирхаунд встал, нахмурился. – Знаешь что? Я не буду ждать гонца. Я беру пятый полк и выступаю прямо сейчас. – А ты не топишь этим Альпина? – тихо спросила Мальтиз. – Наоборот. Если мы с Далматианом отобьем город и положим авангард армии Рейргрува, ему все простят, победителей не судят. Если проиграем – ему припомнят даже то, как он с недовольным лицом выступал перед Советом на одном из заседаний. А со мной победить будет проще. К тому же, ты задала очень правильный вопрос: если враги нашли лазейку и пробрались в город, единственное, что спасет Далматиана – если я ударю им в тыл. – А как же я? – тихо спросила Мальтиз, чувствуя какую-то холодную пустоту в душе. – А что тебе Альпин сказал? – Оставаться в столице. Он несколько раз повторил, что верит в мой здравый смысл, даже несмотря на то, что я опоила его сонным зельем. – Он прав, – отозвался Дирхаунд после паузы. – Не хочу об этом говорить, но если все пойдет по худшему из возможных сценариев – это тот, в котором Рейргрув оказывается слишком силен для нас с Далматианом, а Альпина вешают – то ты останешься последним Рыцарем, который сможет защитить столицу и короля. Мальтиз на миг представила себе такую перспективу и ей стало так страшно, что во рту пересохло, а дышать стало очень трудно. Она никогда не трусила в бою, но вот так холодно планировать, что будет делать, если все трое ее напарников не переживут нападения Рейргува, оказалась не готова. – Только попробуй умереть! – через силу выговорила она, глядя Дирхаунду в глаза. – Я тебя и на том свете достану! Он мрачно усмехнулся и не ответил. Через два часа пятый полк под предводительством Дирхаунда вышел из столицы и скорым маршем двинулся к границе. Смотревшей из окна башни Мальтиз было видно, что жители провожают солдат со слезами: Рейргрув, могучий южный сосед, был пугалом для Симфонии уже не меньше двухсот лет. Последнее перемирие продлилось шесть лет, но никто не питал иллюзий: даже последний лавочник понимал, что Рейргрув просто собирает силы. Их король не успокоится, пока не захватит Симфонию. Поэтому город замер в настороженном, выжидательном молчании. Остальные три полка регулярной армии спешно вооружались на случай, если вражескую армию не удастся отбросить, а их командиры ждали приказов от Альпина – а приказов не было, потому что Альпин так и не вернулся. Собравшись утром, Совет не разошелся ни на обед, ни на ужин, и тенью слоняющаяся по дворцу Мальтиз даже гадать боялась, что они там уже почти сутки обсуждают. Сама Мальтиз ничего не ждала и ни на что не надеялась. Она всю жизнь боялась войны; как и в любом жителе Симфонии, в ней с самого детства жил этот страх, и сейчас все душевные силы шли на то, чтобы мобилизоваться и, если критический момент все же наступит, принять правильное решение. Гонец от Далматиана так и не приехал, и Мальтиз не знала, хороший это знак или дурной. На вторые сутки напряженного выжидания Совет, наконец, объявил военное положение, но Альпина не отпустили. Мальтиз смогла встретиться с ним во время короткого перерыва, и он подтвердил то, о чем она и так догадывалась. Все ждали исходя боя на границе и в зависимости от него собирались принимать дальнейшие решения. На четвертый день, когда усталость взяла свое и Мальтиз забылась тревожным сном, ее разбудил звук колокола. – Войско! Войско на горизонте! Едва продрав глаза, Мальтиз кинулась на башню и остановилась у окна, до боли в глазах всматриваясь вдаль, за городские стены. Рядом встал ее знакомый старый архивариус, достал неведомо откуда взявшуюся подзорную трубу. Долго смотрел туда, где в облаке пыли прорисовывались солдаты, а затем протянул трубу Мальтиз. – Флаги Симфонии, – морщинистое лицо осветилось улыбкой. – Далматиан и Дирхаунд, – прошептала Мальтиз, глядя теперь уже через подзорную трубу и изо всех сил разыскивая среди солдат голубые плащи. Казалось, все жители города высыпали за ворота встречать возвратившееся войско, и, когда оно все же подъехало, солдат буквально засыпали цветами. Людям хотелось верить в окончательную победу над Рейргрувом, но Далматиан и Дирхаунд не позволили войску праздновать. Они привели солдат в казармы, отдали короткие распоряжения командующим полками и сразу двинулись на Совет – туда, где мрачный Альпин который день объяснял серьезность ситуации. Мальтиз побежала за ними, хотя ей присутствовать на Совете обычно не позволялось. На сей раз ее либо никто не заметил, либо все решили, что она тоже имеет право послушать – и, устроившись в последнем ряду, рядом с каким-то толстым одышливым политиком, она навострила уши. – В войске Рейргрува было примерно в восемь раз больше солдат, чем в гарнизоне города, кавалерия и осадные машины, – отчитывался Далматиан. Левая рука у него была на перевязи, но в остальном он не пострадал и даже курить умудрялся, держа трубку здоровой рукой и игнорируя сразу все правила приличия. – Перевес сил врага был таков, что город был бы взят еще до полудня, если бы командующий Альпин Спаниэль не отправил туда подкрепление. В результате вмешательства четвертого полка под моим командованием, а позже и пятого под командованием Дирхаунда нам удалось отстоять город и отбросить войско Рейргрува за реку. Его численность, по оценкам, сократилась в два раза. Наши потери: из четырех тысяч солдат обоих полков погибло триста семьдесят три человека, еще больше тысячи получили различные ранения, из этих раненых, по оценкам медиков, погибнет примерно одна пятая. Потери среди гражданского населения незначительны – жители города успели укрыться в укрепленном замке. Общий исход боя я оцениваю как удовлетворительный и прошу Его Величество помнить об истории крепости Сварта, в которой не нашлось достаточного количества солдат для обороны и которую из-за этого пришлось сдать Рейргруву, лишившись очень важного стратегического пункта и прилегающих земель. Если бы Альпин Спаниэль не нарушил свои полномочия, эта история повторилась бы, ведь пятьсот человек постоянного гарнизона города никак не могли противостоять четырем с лишним тысячам бойцов Рейргрува. Мальтиз опустила голову. Она понимала, почему Далматиан сказал то, что сказал, но все равно на миг сердце сжалось. Но на нее никто не смотрел: все взгляды были направлены на Его Величество. – Как вы оцениваете шансы, что Рейргрув перегруппируется и нападет снова? – спросил король. Он, похоже, все это время тоже не спал и сейчас то и дело тер глаза ладонью. – Как весьма высокие, – честно ответил Далматиан. – Вся численность регулярного войска Симфонии – десять тысяч солдат, еще около пяти тысяч в сумме насчитывают гарнизоны приграничных городов и крепостей. Напавшее войско Рейргрува насчитывало по меньшей мере четыре тысячи, и, по оценкам, это только небольшая часть их реальных сил. Я считаю, что Рейргрув оправится от этого поражения и довольно быстро. Король долго молчал. Политики Совета тоже безмолвствовали. – Ну что ж, – наконец, произнес Его Величество. – Я считаю неразумным в таком положении разбрасываться ценными кадрами. Доводы Далматиана также справедливы. Альпин Спаниэль, все обвинения с вас сняты, вы остаетесь главнокомандующим войск до разрешения ситуации. Далматиан, Дирхаунд – за ваш подвиг вы будете представлены к высшей награде Симфонии. Далее. Я объявляю всеобщую мобилизацию, от вас, сэр Спаниэль, и от командующих полками в течение суток жду отчета о ведущейся подготовке к войне. И обеспечьте кто-нибудь разведку. У меня все. Объявляю заседание Совета закрытым. Все высыпали в коридор, вполголоса переговариваясь. Серый от усталости Альпин обнял сначала Далматиана, затем Дирхаунда, а потом и Мальтиз, хотя как раз она ничего полезного не сделала. – Сначала отдаем приказы, – отрывисто распорядился Альпин. – Потом спать. Потом отчеты королю. Потом праздновать победу. И ни в коем случае не в обратном порядке! А то знаю я вас. Дирхаунд заржал, он вообще, похоже, был настроен оптимистично. – Если я захочу напиться, я и во сне напьюсь, командир! – Воздержись, – со вздохом отозвался Альпин и двинулся по коридору. Мальтиз посмотрела ему вслед и повернулась к Далматиану. – Ситуация действительно настолько серьезна? – Серьезна, но не критична, – подумав, ответил он. – В самом лучшем варианте Рейргрув вообще побоится на нас нападать – они точно не ждали от нас такого отпора, а теперь еще и потеряли преимущество неожиданности. В любом случае, сейчас нам остается отправить разведчиков и выжидать. Он неловко дернул левой рукой и поморщился. – Предлагаю последовать плану Альпина. Я нечеловечески устал, да и ты тут явно перенервничала. Встретимся позже. Думая о том, что сейчас выспрашивать подробности боя явно не время, Мальтиз поплелась к себе в комнату. Странно, но ей стало немного легче: слова Далматиана зародили в ней надежду, и, ложась в постель, Мальтиз угрюмо подумала, что Далматиан уже пообломал Рейргруву зубы, а всю Симфонию южному соседу все равно не захватить. Подавится. Мальтиз до вечера проспала спокойным сном без сновидений, а потом, кое-как продрав глаза и причесавшись, двинулась на поиски остальных Рыцарей. Но найти их никак не удавалось. Во дворце царила воспаленная радость: солдаты бегали с бутылками и стаканами, все праздновали победу, хоть и понимали, что это еще не конец. Слышался и плач. В темном углу двора ревели две девчонки: их подругу убили в бою. Мальтиз хотела подойти и успокоить их, но поняла, что не найдет нужных слов, и просто прошла мимо, не уверенная, что девушки вообще ее заметили. Рыцарей она нашла в солдатской столовой: Далматиан сидел верхом на бочке вина и наливал всем, кто подходил с кружками, Дирхаунд стоял на столе, размахивал бокалом и в лицах рассказывал о ходе боя столпившимся вокруг солдатам. Оба были уже очень пьяны. – А потом Далматиан с отрядом как выскочат из ворот! Рейргрувские посыпались с того моста, как груши, вот честно! Они сбежать хотели, точно говорю, да разве от нас убежишь?.. Мальтиз протолкалась сквозь толпу – кто-то слегка облил ее вином – и подошла к бочке. – Клеа! – заметил ее Далматиан. – Выпей за то, что Альпин превысил полномочия, за то, что я привел войско, и за то, что Дирхаунд пришел на помощь! Кто-то сунул ей в руки откупоренную бутылку вина. Мальтиз пригубила, почувствовав, как внутренности наполняются теплом. – Где Альпин? – крикнула она: в таком шуме Далматиан мог ее не услышать. Он обвел столовую мутным взглядом. – Где-то тут был, пил вместе со всеми… Давай за победу! Мальтиз отсалютовала ему бутылкой, отпила еще и отправилась на поиски командира, прихлебывая вино. На голодный желудок то произвело на нее потрясающий эффект: очень скоро Мальтиз поняла, что стремительно и неудержимо пьянеет. Стараясь идти ровно, она двинулась по принадлежавшему Рыцарям коридору, заглядывая во все подряд комнаты, пока не нашла. Альпин был в тренировочном зале. Смотрел на карту, лежащую на столе, и вертел в руках уже пустой кубок. Мальтиз помахала ему бутылкой. – Вообще-то мы за тебя пьем. За счастливое спасение командира Спаниэля от военного трибунала. А ты сбежал. Нехорошо. – Нехорошо, – отозвался он, и Мальтиз поняла, что Альпин нетрезв. Что он пил, почти не закусывая, весь вечер, и сейчас, как и у нее, у него внутри – блаженное тепло и покой. А в голове – восхитительная легкость, которой не добиться иначе, как большой дозой алкоголя. Она подошла и, подражая Дирхаунду, уселась на стол. Альпин еле успел выдернуть карту из-под ее задницы – даже пьяным он не мог допустить такого кощунства. Мальтиз забрала у него кубок и налила вина из бутылки. – Я из твоих рук алкоголь не возьму, – подозрительно покосился на нее Альпин. – Спасибо, уже ученый. Мальтиз сделала демонстративно большой глоток из кубка и поставила его рядом с собой на стол. – Там нет ничего, кроме вина, так что все, что тебе грозит – упиться вусмерть… Ты вообще можешь напиться? – заинтересовалась она. Альпин зябко повел плечами. – Вообще да, но мне надо выпить намного больше, чем чистокровному человеку. Спасибо бабке, она дала мне не только эти дурацкие крылья, но и потрясающую живучесть… и устойчивость к ядам в том числе, – он взял бокал, пригубил, потом выпил – залпом, как воду. Мальтиз тут же налила ему еще. – Что гнетет тебя, командир? Он покачал головой. – Далматиан выиграл этот бой. Ты говоришь, мы пьем за меня, а надо бы – за него. Но неважно, Далматиан выиграл бой… а я проиграю войну. Я проиграю нам войну с Рейргрувом, Клеа. Словно ледяной ветер коснулся ее плеч, прошелся по спине, взлохматил волосы. Она поспешила отпить глоток – большой, как те, какими заглатывал вино Альпин. Может, он потому и пил так – потому что ему было холодно? – Этот бой показал, чего мы стоим и чего стоят они, – продолжал он, не замечая ее реакции. – И знаешь, не надо быть командиром Рыцарей Голубого Неба, чтобы понять разницу. Он замолчал, снова взял кубок, выпил – так же, как и в первый раз. – Хреновый ты командир, – хрипло сказала Мальтиз после паузы. – Что? – Хреновый ты командир, говорю! Хороший должен подбадривать солдат, даже если не верит в победу! Даже если точно знает, что все умрут – он должен сделать так, чтобы они не боялись! А я теперь боюсь! Альпин подошел к ней вплотную, положил ладонь на плечо, и Мальтиз показалось, что из-под этой широкой ладони под кожей ее разлилось тепло. Разгоняющее холод, поселившийся там после этих его страшных слов. – Прости, Клеа, – сказал Альпин, и в его голосе действительно было раскаяние. – Конечно, мы победим. Я просто подвержен сомнениям… как и любой, на чьих плечах ответственность. – Поздно уже, – отозвалась она. Альпин в ответ обнял ее за плечи, и это было почти так же странно, как все, что он до этого наговорил. Никогда раньше он не позволял себе таких вольностей. Всегда собранный, всегда серьезный, никогда не переступающий ни на шаг за грань, которую сам себе очертил. А тут вдруг оказалось, что он тоже сомневается. Кто бы мог подумать? – Что ж ты за человек такой? – шепотом спросила Мальтиз, поставила бутылку с вином на стол позади себя и обвила руками шею Альпина. А затем дотянулась губами до его губ. В первый миг он, похоже, ошеломленный ее дерзостью, не ответил. А затем выронил пустой кубок – тот прогремел по полу – и обнял ее уже обеими руками. И губы его оказались неожиданно чуткими, Альпин целовал Мальтиз точно так, как это ей было нужно – достаточно нежно, достаточно страстно. Его рука скользнула по ее спине, нащупала чувствительное место на боку, Мальтиз выгнулась, прижимаясь к нему, и мелькнула безумная мысль – да что же мы делаем, зачем мы это делаем? А потом пальцы словно сами собой двинулись к застежке его рубашки, и когда ладонь наконец легла на обнаженную кожу, Мальтиз вообще стало все равно – пусть она завтра пожалеет об этом, но разве оно того не стоит? Она оторвалась от губ Альпина, поцеловала его шею – Альпин прерывисто вздохнул – скользнула губами ниже, передвинувшись, чтобы легко до него дотянуться… А в следующую секунду не удержалась на краешке и упала со стола. Копчик пронзила такая боль, что Мальтиз сначала, щелкнув зубами, чуть не откусила язык, а затем выругалась – зло и жалко. На глаза навернулись слезы. Альпин уселся на пол рядом, он явно испугался. – Ты цела? Она кивнула, стараясь прогнать выступившие слезы. Романтической атмосферы как не бывало, Альпин рассеянно поднял валяющийся на полу кубок. – Мы слишком пьяны для этого, – сказал он, глядя куда-то в сторону. – Мы бы оба пожалели. Мы же даже не любим друг друга! – Я люблю тебя, Альпин, – сказала Мальтиз и тут же по-настоящему прикусила язык – так, что даже боль в копчике отошла на второй план. Вот этого не надо было говорить. Вот это было лишнее, но сказанное слово нельзя забить обратно в глотку, и оставалось только неловко сделать вид, что пошутила. Или что сказала это, пытаясь все-таки заполучить его к себе в постель. Что угодно, но только не позволить ему решить, что она всерьез! Мальтиз думала об этом, но не могла сказать ничего. Не поворачивался язык. – Дура, – тоскливо произнес Альпин и отвернулся.