Summaries: our youth

Оставь меня одного, Боже, отпусти меня. Я подавлен и холоден. Черное небо запылает. Любовь изнуряет меня, Ненависть воодушевляет меня. Обернись, Ничего не осталось. Breaking Benjamin — Agony — Для медленного вальса характерны мягкие, с длинными шагами, затянутые повороты, плавные подъемы и опускания. Пара должна двигаться по квадрату против часовой стрелки, при этом на каждую сторону квадрата придется один большой шаг и два маленьких. Сами партнеры вращаются друг относительно друга по часовой стрелке, — Алан оценивающе оглядел костюм Гарри на Выпускной Бал, закатив глаза, но решив не делать замечаний по поводу неотглаженного воротничка и ужасных манжетов. — Ал, лучше найди ему партнершу, — посоветовал Джеймс спустя получаса бесплодных тренировок. — Да, ты прав, — кивнул парень: ему тоже порядком поднадоело наблюдать за гриффиндорцем, обнимающим стул. — Гермиона, ты как? — девушка, сидевшая в кресле неподалеку от них, подняла на парней странный взгляд. — Но я готовлюсь к экзамену по Зельям, — вяло возразила она. — Ты сдашь его на отлично, тебе не о чем волноваться. Попадется билет номер три, а там всего четыре вопроса, и они не так уж сложны, — выпалил Чарли, которому не терпелось поскорее оценить плоды мучительно долгих страданий. — Но откуда ты… — О, ты прожужжала нам об этом все уши, когда мы сдавали СОВ, — поддержал брата Джеймс, но тут же замолчал, поймав грозный взгляд Алана. — А ведь верно, мы же не должны болтать. Надеюсь, нас не посадят в Азкабан за такое вмешательство? — Гермиона покачала головой. — В любом случае, лучше бы вам об этом молчать и молиться, чтобы ваше будущее не стало еще хуже, — Гарри беспечно пожал плечам и, делая очередной поворот, свалился на пол, запнувшись о ножку стула. — С такой координацией ноги твоей партнерши грозят превратиться в ласты, — справедливо отметил Джеймс, вгоняя гриффиндорца в краску. — Я же говорил, что танцы — это не мое, — в который раз повторил он. — Ты безнадежен, — заключил Чарли, качая головой. — Я покажу тебе, как надо, — он поднялся со своего кресла и, галантно присев на одно колено, подал руку Гермионе. — Позвольте пригласить вас на танец? — девушка улыбнулась, согласно кивнув. — Урок номер один, — он положил одну руку Гермионе на талию, а вторую вытянул вперед, — правильно держать руки, урок номер два, — Чарли поставил ноги на ширину плеч. — Самая сложная вещь в вальсе — научиться двигаться легко, чтобы не наступать партнеру на ноги. И запомни: ни в коем случае не упирай взгляд в пол — так поступают только дилетанты! Урок номер три, — парень высоко поднял подбородок, направив его в левую сторону от девушки, — ты должен видеть правый висок своего спутника, — Чарли показательно улыбнулся, — и вот тебе последний: улыбка. Всегда и везде, даже если тебе проткнули ногу каблуком или ты чувствуешь себя медведем в посудной лавке, — улыбайся, это располагает людей к себе. Ну, а теперь и сам танец, — Чарли двигался свободно и непринужденно, словно занимался этим всю жизнь, и Гарри в который раз ими восхищался. — Не смотри ты на него с открытым ртом, иначе возгордится на всю оставшуюся жизнь, — посоветовал Алан, явно довольный произведенным братом эффектом. — Но он же потрясающе это делает! И это повод для гордости, — Джеймс поморщился. — Вообще-то ты это не одобряешь. Говоришь, что это бесполезное занятие, и настаиваешь на том, чтобы он занялся делом и научился играть в квиддич, чтобы выступать за сборную Британии, — недовольным голосом сообщил Алан. — Что? Нет, я не мог желать ему чего-то против его собственной воли. Если ему так сильно нравятся танцы, почему бы не заниматься этим профессионально? — В маггловском мире куча всяких состязаний, — пожал плечами Джеймс. — Вообще-то… — Алан прикусил губу, прикидывая, стоит ли это говорить, или нет. — Чарли хотел уйти из дома, — Гарри и Джеймс одновременно и очень похоже нахмурились. — У него есть друг, который не знает о волшебстве, и Чарли очень боится испугать его другим миром. Аарон уверен, что мы учимся в закрытом Бостонском пансионате для будущих бизнесменов, и они даже планировали жить вместе, но после всего, что произошло между вами… нашими родителями, он уже ни в чем не уверен. Это время для него — передышка, глоток свежего воздуха, но было бы классно, если бы вы не доводили до такого потом, — Гарри с трудом верил в слова Алана. Чарли продолжал танцевать, охваченный музыкой и ритмом, его лицо выражало высокую степень наслаждения, а гриффиндорец не понимал, как тот Гарри из будущего не видит, что творится у него под самым носом. — Я просто забыл, каково это — быть подростком, чувствовать столько всего сразу и переживать из-за сотни вещей одновременно, — тихо говорил Гарри, приковывая взгляд к танцующей паре. — Я возомнил себя слишком взрослым. — Кризис среднего возраста, — со вздохом пояснил Алан. — Я уже боюсь представить, что нас ждет там, — Джеймс согласно кивнул, разделяя его мнение. — Если повезет, мы вернемся в усовершенствованное будущее, если нет и эффект бабочки реален, то нам конец, — спокойным голосом подвел итог Джеймс, взлохмачивая волосы на голове. — По крайней мере, мы пытались. — Шутки со временем хорошо не заканчиваются, — «обнадежил» брата Алан. — Иначе волшебники давно построили бы свой собственный удобный мирок. — Но мы ведь Поттеры. Нам сходят с рук проказы, — мрачно пошутил Джеймс. — Это не просто проказы, это куда серьезнее, — Гарри опустил голову, чувствуя себя безмерно виноватым. Он отчаянно хотел верить в лучшее будущее. — Да все будет нормально, Ал. Снейп обещал помочь. Он заглянет через зеркало первым, затем пройдем мы, а после его разобьют, — Гарри только сейчас отчетливо ощутил приближающуюся разлуку. — Я буду по вам скучать, — вдруг тихо поделился он, грустно улыбнувшись. — О, тебе не придется испытывать это долго. До нашего рождения всего два года, а за это время ты успеешь примерить на себя роль заботливого мужа. — Ага. И не только, — хитро улыбнулся Джеймс; у Гарри прошел холодок по спине. — В каком это смысле? — Помнишь, я говорил тебе про равноправие? — напомнил Алан, заставляя гриффиндорца подавиться воздухом. — То есть… я твой… твоя… — Мамочка, — с ехидной усмешкой закончил за него Джеймс. — Но, — он поднял указательный палец вверх, — всего единожды. Пока. Но мы не возражаем против сестренки, потому что старшие братья — это о-о-очень круто, — у Гарри рухнуло сердце. Мало того, что его судьба — это быть с парнем, так еще и самому быть в роли роженицы. Он не знал, плакать или смеяться, потому что либо он будет самым счастливым человеком на свете, либо несчастным — третьего не дано: у него всегда получается кидаться из крайности в крайность. До самого обеда Гарри пребывал в прострации. Он кидал частые взгляды на Джинни, ощущая себя жутко виноватым перед ней, и думал о том, что, вероятно, ему в голову должно было ударить что-то совершенно ненормальное, чтобы он добровольно согласился лечь под мужчину. Опыт поцелуев с парнем — это одно, но вот секс, которого у него еще даже ни разу в жизни не было, — совсем другое. К концу трапезы гриффиндорец переключился на мысли о том, что после того, как все закончат есть, Джеймс, Чарли и Алан пойдут в подземелье к Снейпу, и там совершенно точно будет слизеринец, с которым он по-настоящему боялся пересекаться взглядами. Гарри уже и сам тысячу раз пожалел о том, что испортил их отношения, но тогда, в библиотеке, поцеловать отчаявшегося Малфоя было так естественно, словно он занимался этим всю жизнь. На сердце у Гарри было тяжело. Он стоял в кабинете зельевара и с болью где-то внутри наблюдал за тем, как сначала Снейп отправляется в будущее, чтобы убедиться, что сыновьям Поттера ничего не угрожает, а после вылезает оттуда с таким выражением лица, будто увидел что-то абсолютно ненормальное, и как Джеймс почему-то прячет хитрую улыбку и отводит взгляд, определенно что-то скрывая. — Кажется, пора прощаться? — улыбнулся Алан, протягивая Гарри руку. — Приятно было познакомиться, папа, — гриффиндорец до боли закусил губу, чтобы не разрыдаться прямо здесь. Потом было прощание с Чарли, и оно было таким грустным, что у брюнета потом еще долго ныло сердце. Чарли сказал, что очень счастлив увидеть его, потому что такая возможность дается не каждому человеку, и пожелал удачи в поисках и обнаружении любви. С Джеймсом прощание затянулось дольше всех. Может, это случилось потому, что, отведя молодого отца в сторону, он вручил ему небольшую коробочку, строго-настрого наказав открыть подарок после их ухода, или потому что Гарри обязан был сказать старшему сыну нечто такое, что стало бы особенным. — Я горжусь всеми вами. Никогда не меняйтесь, — гриффиндорец крепко обнял парня, на секунду прикрыв глаза. — Ты хочешь что-то спросить? — догадался Джеймс, слегка щурясь; Гарри заторможенно кивнул. — Вы не жалели, что у вас такая… странная семья? — парень улыбнулся. — Нас учили никогда ни о чем не жалеть, потому что то, что диктует тебе сердце, никогда не может быть ошибкой, — Гарри невольно отзеркалил улыбку. — Спасибо, спасибо вам за все. Когда Гарри и Джеймс вернулись обратно к участникам данного мероприятия, гриффиндорец обнаружил, что Малфой убрал в карман что-то, смутно похожее на колдографию. Он спокойно наблюдал за происходящим, ни разу даже не взглянув на Гарри, и это сильно задело Поттера-старшего. Брюнет даже был согласен на то, что пусть лучше он на него наорет или снова ударит, но равнодушие — что может быть хуже равнодушия? Открывая вечером подарок, уже лежа в постели, Гарри обнаружил там небольшие застежки, вдеваемые в петли манжет мужской рубашки. Запонки были сделаны искусным мастером и определенно являлись ювелирным украшением, причем весьма недешевым; Гарри не разбирался в камнях, но ярко-зеленые застежки так красиво отливали на свету, что гриффиндорец моментально в них влюбился. Утром следующей субботы гриффиндорец с удивлением обнаружил, что запонки идеально подходят под его костюм на Выпускной Бал. Так как никогда прежде Гарри такими вещами не пользовался, он счел наиболее разумным обратиться к Гермионе за помощью. Девушка, которую приподнятое настроение не покидало с успешного для нее окончания экзаменов, с удовольствием разъяснила другу, как пользоваться и ухаживать за столь дорогим ювелирным украшением. Когда до торжества оставался час с лишним, Гермиона поднялась к себе в комнату, чтобы принарядиться, а Рон с Гарри остались еще немного поиграть в шахматы. Из них троих только Гермиона в открытую говорила о скором прощании с Хогвартсом, но ее тоски хватало на всех с лихвой. — Как думаешь, что с нами будет дальше? — неожиданно спросил Рон, передвигая коня на Е4. — Мечты исполнятся? — предположил Гарри с грустной улыбкой. — Я немного не об этом, — друг замялся. — Гермиона очень хорошая девушка, и я отношусь к ней с большим трепетом и уважением, как и ты… — Ты что, так и не позвал ее на бал? — изумился гриффиндорец: он был уверен, что Рон пригласил девушку, которая так сильно ему нравилась. — Ну, я… — Рон огорченно покачал головой. — Я все никак не решался, — Гарри нахмурил брови. — Я не думаю, что у нее уже есть пара, — медленно проговорил он. — Так что, уверен, тебе стоит попробовать, пока еще не слишком поздно, — Рон страдальчески скривился. — Ну, а для тебя еще не слишком поздно? — Гарри удивленно посмотрел на него. — О чем ты? — не понял он. — Ведь ты расстался с Джинни не просто так, наверняка есть какая-то девушка или… — Есть причина, Рон, — причина, а не девушка. Мне очень жаль, что у нас с Джинни ничего не вышло, — друг задумчиво кивнул. — Я надеюсь, ты встретишь подходящую спутницу, — Гарри выдавил из себя подобие улыбки. Он уже не надеялся. ..... Напутственную речь профессора Дамблдора Гарри слушал без единой мысли в голове. Он просто во все глаза смотрел на Большой Зал, точно увидел его впервые, и впитывал каждый его дюйм. Все казалось здесь таким родным и привычным, что брюнет не имел ни малейшего понятия о том, что делать за стенами Хогвартса. Все, что было когда-либо дорого Гарри, было связано с этим местом: зарождение крепкой дружбы с Роном и Гермионой, не раз подвергавшейся испытаниям; первое в его жизни настоящее Рождество, встреченное в кругу семьи Уизли, пусть и немного испорченное пением Селестины Уорлок; первая игра в квиддич и сразу же — первое признание его таланта к этому в качестве звания самого молодого ловца за последние сто лет. Первая встреча лицом к лицу с самым большим врагом в его жизни; первая встреча с лучшими друзьями отца — Люпином, а потом и Сириусом, первый поцелуй, в конце концов. Гарри сжал зубы и прикладывал максимум усилий, чтобы не разрыдаться, потому что это было бы слишком глупо даже с учетом того, что он сейчас чувствует. Гарри еле дотерпел до середины вечера: вместе с балом начались и горькие прощания, слезливые расставания, из каждого угла слышались всхлипы, и пока гриффиндорец думал, как будет обходиться без всего этого, он поймал себя на том, что не отрываясь смотрит на Терри Бута и Эрни МакМиллиана, беззастенчиво обнимающихся на глазах у всей школы. Джинни тоже пришла, вместе с Дином Томасом, который — Гарри с удивлением обнаружил это у него в глазах — смотрел на девушку с таким обожанием, что абсолютно точно было ясно, что Джинни попала в хорошие руки. Не видел среди этой пестрой толпы брюнет только Малфоя, который совершенно беспрекословно должен был явиться на сегодняшнее торжество. Зияющая пустота внутри не стала меньше, когда Рон пригласил Гермиону на танец, а та согласилась, застенчиво улыбнувшись, и Гарри даже не радовали ее залившиеся румянцем щеки, хотя это и однозначно говорило о том, что Рон принял правильное решение. Измучившись донельзя, Гарри под шумок покинул Большой Зал и отправился к озеру. Ему было странно сидеть под тем самым деревом, с которым было связано столько воспоминаний, хоть отбавляй, и понимать, что все это действительно закончилось. Уголком сознания гриффиндорец подумал о том, что, наверное, следует снять квартиру где-нибудь в тихом местечке в Лондоне, непременно при этом завести собаку и выучить-таки парочку Бытовых заклинаний. Гарри даже успел подумать о том, чтобы забрать к себе Добби и Винки, чтобы они побольше проводили времени в поисках сущности свободы, о чем домовой эльф с глазами размером с хорошее блюдце грезил уже не первый год, как рядом с брюнетом приземлилось чье-то тело. Гарри поднял глаза и с искренним удивлением обнаружил перед собой слизеринца. В руках он держал бокал с шампанским, и Гарри вспомнил, что за все время не успел выпить на капли — подавленное настроение не располагало к подобной роскоши. — Это мои запонки, — вдруг подал голос Малфой, внимательно рассматривая звезды. — Что? — Гарри тоже вгляделся в иссиня-черное, усыпанное миллионами маленьких светлых точек, небо. — Запонки. Они мои, — безэмоционально пояснил блондин. — Джеймс подарил их мне, — возразил Гарри, в душу которого закрадывалось странное предчувствие. — Прежде я подарил их ему, — гриффиндорец нахмурился. Теперь он окончательно запутался. — Он велел так сказать, — тихо пояснил Малфой, вздыхая. — И вообще, мне осточертели эти игры под названием «Подстраивайся под будущее, ведь там ты будешь счастлив». У нас есть выбор, я понимаю это сейчас, и у меня тоже есть желания, — неожиданно возмущенным тоном продолжил он. — И чего же ты хочешь? — совершенно спокойно спросил Гарри. — Чтобы ты простил меня за рассеченную щеку, — гриффиндорец удивленно поднял брови. — Я и не сердился, — честно ответил он. — И не побоялся проверить себя еще раз, — Гарри почувствовал себя так, словно оказался парализован Петрификусом. — Что? — на всякий случай переспросил он — от Малфоя всякого можно было ожидать. — Я сделал некоторые выводы после случившегося, — сообщил Драко, делая небольшой глоток шампанского. — И что надумал? — уточнил гриффиндорец, закусив губу. — Что по какой-то причине ты предпочел девушке, которая тебя любит, хамоватого бессердечного парня, который издевался над тобой всю свою жизнь, даже толком не понимая, есть ли у тебя к нему хоть какие-то чувства, — Гарри решил, что это слишком самокритично для слизеринца, даже после всего, что он услышал от него в прошлый раз. — Но все же с чего-то начинается, верно? — усмехнулся Гарри. — И с чего началось у нас? — гриффиндорец задумчиво улыбнулся. — Со сказок. С твоего голоса, с любви к младшему брату, с пикника на озере, с нападения на Хогвартс. Хотя мне кажется, что это началось гораздо раньше, — Драко удивленно вздернул бровь. — Разве это не наша потребность жить в том мире, который описали твои дети? — Гарри неопределенно пожал плечами. — Это наша потребность быть счастливыми. И неважно, как мы к этому пришли, — чуть подумав, заключил он. — Но ты же влюбился в Джинни, потому что думал, будто она твоя жена, — напомнил Малфой. — Но я же влюбился в тебя, еще не зная, что меня ждет, — неожиданно даже для себя парировал гриффиндорец, вдруг почувствовав, что ему оказалось легко это признать. — Как ты понял? — Гарри показалось, это звучало слишком требовательно, хотя при данных обстоятельствах вряд ли мог в полной мере винить Драко. — Мне хочется защитить тебя. Я боюсь, что ты будешь думать, будто никому не нужен, и не потому что я жалею тебя или у меня такое доброе сердце, просто я знаю, что ты неправ. Ты можешь быть хорошим, но это неважно. Ты можешь стараться быть любым для меня, но если мне суждено тебя полюбить, я полюблю, и наши дети родятся не из-за того, что мы хотим именно их и поскорее, а от того, что ты тоже будешь меня любить, и только так, — Гарри говорил, особо не задумываясь над словами; он увидел, что Драко затронул его ответ, но серые глаза слизеринца все равно были полны сомнений. — И все равно я чувствую, будто кто-то решил это за нас, — наконец уставшим голосом признался он. — Если хочешь, мы можем это проверить. Если не сработает, предложу тебе попробовать пойти наперекор судьбе, и мы больше никогда не заговорим, — Драко перевел на него любопытный взгляд. — О чем ты? — Взять перерыв. Год. Займемся обустройством жилища, засядем за учебу, а через двенадцать месяцев встретимся. — Где? — как и прежде, холодная усмешка, от которой у Гарри подкашивались ноги. — У Биг-Бена. В девять часов вечера, в этот же день, — Малфой смотрел на него долго и внимательно, словно взвешивая аргументы «за» и «против». — Ладно, хорошо, — наконец сдался он. — Давай попробуем. Только и у меня есть условие, — неожиданно добавил блондин. — Я слушаю. — Любой из нас может не прийти, — у Гарри сердце замерло. Он не думал, что сможет отыскать хороший повод, чтобы не делать этого. — Если вдруг за этот год произойдет нечто такое, из-за чего мы поймем, что это больше не нужно, что Небесная Канцелярия ошиблась, что никакой связи между нами нет. Ведь никто так и не доказал, что же представляет из себя время, и что за шутку оно может с нами сыграть. Вдруг, изменяя наше прошлое, те трое парней изменили и свое будущее? Что если их воспоминания о нас — ложные? Если вообще здесь уместно говорить о том, что реально, а что нет, — Гарри сильно нахмурился. Перед отъездом Чарли сказал ему, что имена, которыми они представились, не совсем настоящие, и что они просто хотели дать ему больше свободы при их рождении, потому что назвать ребенка Аланом, будучи в здравом уме, нужно еще додуматься. — Договорились, — сглотнув, кивнул гриффиндорец. — Мне можно… — он прочистил горло. — Можно получить твой поцелуй? Ты обещал дать мне еще один шанс, — Драко чуть заметно улыбнулся. — Ты вполне можешь подождать год, верно? Если мы оба будем хотеть этого так же сильно, то и с исполнением обещания проблем не возникнет, — Гарри глубоко вздохнул. — А если нет? — осторожно поинтересовался он. — Тогда зачем нам целоваться сейчас? — резонно заметил Малфой. — На память? — предположил Гарри. — С окончанием школы, Гарри. Будь счастлив, — гриффиндорец почувствовал знакомое тепло около раненой щеки, а затем теплые губы накрыли его царапину — брюнет решил не обрабатывать ее бадьяном, потому что в глубине души просто хотел напомнить о сотворенном Малфою. — Драко? — М? — Гарри накрыл ладонью место, которого только что касался слизеринец. — Ты — человек прежде всего, а уже потом — наследник чистокровного рода, и ты вправе делать то, что тебе хочется. И ты не будешь одинок, просто дай нам обоим немного времени, — Малфой тепло улыбнулся. — Я попробую. Спасибо.