Прошло шесть лет
Было уже двенадцать часов ночи, а Адриан всё не показывался дома. Даже на звонки он не отвечал. А Маринетт уже два битых часа сидела на кухне и выпивала пятую кружку кофе. Сердце разрывалась от одной только мысли о том, что с ним могло что-то случиться. Она уже несколько раз порывалась вскочить и отправиться на его поиски. Но вот только это желание также быстро погасало, как и появлялось. Если она уедет искать мужа, то дети останутся одни. В принципе можно было позвонить Алье, но та скорее всего уже спит, да и у бывшей Сезер тоже был ребёнок, за которым нужно было присматривать. В итоге Маринетт в конце концов останавливалась у двери, а потом вновь возвращалась на кухню заваривать себе новый кофе, чтобы не заснуть прямо за столом. Время тянулось слишком медленно, так что синеволосая продумала сотни причин, почему её муж задерживается на семь часов. Теории были самые разнообразные, которые начинались с того, что его задержали на работе, а на телефоне просто села зарядка, и заканчивались тем, что его пырнули ножом убийцы-маньяки, и теперь Агрест валяется на операционном столе с какими-то осложнениями. Сама Маринетт всё-таки склонялась к менее кровавым вариантам наподобие задержки на работе хотя бы потому, что такое случается уже не в первый раз. Но раньше он звонил и предупреждал, а сейчас от него не весточки… Так голубоглазая и продолжала сидеть, поджав под себя ноги, пока в прихожей не раздался звук открываемой двери. Она резко вскочила с места и быстрым шагом пошла на звук. Сердце бешено колотилось, а губы продолжали беззвучно шептать: «Только бы это был он». Как и ожидалось, в прихожей стоял Адриан. Он склонил голову вниз, будто бы что-то рассматривал на полу, одной рукой он нервно пытался снять пальто, а в другой держал недопитую бутылку виски. От такого зрелища у Маринетт на глаза навернулись слёзы. Неужели он всё это время сидел в каком-то захудалом баре и просто пил? Пил, пока она не находила себе места от волнения за него? Пока она со слезами на глазах укладывала детей спать и говорила им, что их папе просто надо допоздна задержаться на работе? — Адриан, где ты был? — дрожащим голосом спросила Маринетт. Дрожащими руками она стала сминать край домашней растянутой футболки, стараясь успокоиться. Вот он, прямо перед ней. Успокойся, Маринетт, он сейчас всё объяснит, и вы вместе пойдёте спать. Но ответа не последовало. Адриан молча продолжил раздеваться, не выпуская из рук бутылку со спиртным. Когда же он наконец разулся и кое-как снял своё пальто, Агрест поднял на жену свой взгляд, но тут же отвёл, лишь на секунду взглянув в голубые глаза, полные нескрываемой боли и волнения. — Где ты был? — с нажимом повторила Маринетт, не сводя взгляда с мужа. От её голоса он дёрнулся, и бутылка вылетела у него из рук. Послышался звук битого стекла. Голубоглазая оторвала свой взгляд от мужа и перевела его на осколки бутылки и разлитый алкоголь. Она устало прикрыла глаза. Теперь ещё и убираться придётся. В соседней комнате послышался шум, а буквально через секунду раздался громкий плач. Ей самой сейчас захотелось расплакаться. Ну что за ночь? Почему всё пошло наперекосяк? В это время Адриан уже направился нетвёрдой походкой к комнате детей. Маринетт, увидев это, поспешила остановить мужа. Не хватало ещё, чтобы он детей напугал в таком состоянии. Схватив блондина за рукав, она потянула его на себя. Видимо, сегодня он слушать жену не собирается, так что надо применить силу. — Отстань, женщина, — процедил он и оттолкнул её от себя рукой. Маринетт не смогла удержать равновесии и будто в замедленной съёмке падала прямо на осколки. Она еле успела выставить вперёд руки, чтобы не упасть лицом в осколки. В ладони сразу же впились множество обломков стекла, а усугубил всю эту ситуацию алкоголь, услужливо разлитый Агрестом. Руки резко защипало, и Маринетт отползла подальше от этого места. В ноги при этом впивались осколки стекла, царапая кожу, но она, закусив до крови губу, мужественно сдерживала рвущиеся наружу слёзы. В комнате детей всё затихло — видимо, Адриан всё-таки сумел в своём состоянии как-то успокоить детей. Голубоглазая решила, что сперва надо обработать себе раны и попытаться вытащить стекло. Или вообще поехать в больницу к профессионалу, а то мало ли. Но оставлять детей с пьяным мужем… Не то чтобы Маринетт боялась, что Адриан что-то сделает с детьми. Нет, она наоборот в этом аспекте ему полностью доверяла. Просто вдруг Эмме или Льюису станет плохо? Не Агрест же с ними будет разбираться. Он и в трезвом то виде не сможет придумать ничего лучше, кроме как позвонить жене, а про пьяного мужа ей даже говорить не хотелось. Темноволосая направилась в ванную. Открыв кран, она подставила ладони под поток воды. Руки пронзила острая боль, и Маринетт от неожиданности вскрикнула, прижав окровавленные руки к груди. На белоснежной майке сразу же появилась кровавого цвета клякса. Бывшая Дюпен-Чен бросила на себя взгляд в зеркало. На неё смотрела измученная жизнью девушка, вся помятая и в крови. И кто её довёл до такого состояния? Раньше Маринетт чуть ли не обожествляла Адриана Агреста, считала его самым лучшим и идеальным. Думала, что когда они поженятся, их отношения станут такими же, как сам Адриан. Вот только всё это было лишь иллюзией. Адриан часто задерживался на работе, вся работа по дому была на хрупких плечах Маринетт (а убирать одной двухэтажный особняк не так уж и легко. Конечно, Адриан предлагал ей нанять домработницу, но девушка категорически отказывалась, чтобы кто-либо лазил по их вещам). Воспитание детей было на ней, хотя жаловаться было не на что: что Эмма, что Льюис были спокойными детьми. Хвала Всевышнему, помогали родители. Габриэль, который всё время был холоден и отстранен с собственным сыном, вскоре потеплел. А во внуках души не чаял. Каждый его приезд дети получали горы дорогих подарков, также дедушка Габриэль любил по-настоящему баловать Льюиса и Эмму — а именно водить в Диснейленд. Маринетт уже множество раз ссорилась с Габриэлем насчёт этого, на что Агрест-старший лишь отмахивался и говорил, что на собственных внуков ему ничего не жалко. Сабина и Том, конечно, не имели таких средства, как Габриэль, но они отдавали Эмме и Льюису всю любовь и ласку, которую имели сами. И, вне всяких сомнений, пока никто не видит, давали то или иное пирожное. Маринетт закусила губу и отвернулась от зеркала. У неё есть любящий муж, крохотные детки и крыша, под которой можно жить. Так зачем расстраиваться из-за пустяков? У Адриана сейчас, наверное, сложный период на работе. Ему надо расслабиться, а дети явно не помогут в этом деле. На скорую руку забинтовав ладони, Маринетт поспешила к детям. Но, зайдя в комнату, увидела, что они спокойно спят. Выдохнув, она тихо прикрыла двери и направилась в спальню. Адриан тоже спал, развалившись на двуспальней кровати так, что места для Маринетт не хватало. Голубоглазая устало прикрыла глаза, но в следующую секунду взяла себя в руки и, захватив с собой подушку, направилась спать на диване.***
Маринетт сонно открыла глаза. Оглядевшись по сторонам, она с замедлением поняла, что спала на диване. Большая часть одеяла (и откуда оно здесь взялось?) лежало на полу, и лишь небольшой кусочек прикрывал ноги девушки. На кухне слышались крики и заразительный смех. Голубоглазая поднялась со своего места и направилась именно туда. В комнате царила непринужденность и веселье, и Маринетт даже показалось, что инцидент, произошедший ночью, ей приснился, вот только забинтованные руки говорили об обратном. Эмма сидела за столом и ела овсяную кашу, Льюис находился на руках у Адриана, который с улыбкой на губах что-то весело рассказывал детям. Эмма заразительно смеялась, а Льюис, который не все понимал из речи отца, лишь кивал и смеялся вслед за сестрой. Маринетт, смотря на эту картину, не могла не улыбнуться. Это так прекрасно: проснуться, а на кухне найти свою любимую семью, которая завтракала. — О, мамочка! — воскликнула Эмма, заметив маму, стоящую в дверном проеме, — Ой, а что у тебя с ручками? Ударилась? — Да-а-а, — нервно посмеявшись, ответила Маринетт, — Ночью, когда пошла встречать вашего папу, случайно упала. — Дети, — произнес Адриан, опуская Льюиса на пол, — Бегите в игровую. Нам с мамой надо поговорить. Эмма кивнула и, взяв за руку брата, вышла из кухни. Адриан молча протянул ей кружку только что сваренного кофе. — Маринетт… Любимая, прости меня за вчерашнее, — его голос был пропитан сожалением и раскаянием. Маринетт была готова простить его здесь и сейчас, но Адриан продолжил говорить, — Я повел себя как настоящий козел. Мне не надо было вчера напиваться… Просто вчера сорвалась очень важная сделка, и я так разозлился… — он упал на колени и стал исступленно целовать ее ладони, — Прости меня… Прости… Такого больше никогда не повториться… Маринетт зарылась рукой в его волосы и стала медленно поглаживать. И как на него вообще можно обижаться?..