***
Родители, в общем-то, считали переезд их лучшей идеей, а соседей — прекрасными людьми. И стоило Ане заикнуться о том, что ей нечем заняться, как мама предлагала ей порисовать вместе с Фёдором, а папа посидеть у не чающей в ней души жены доктора, что постоянно, сталкиваясь с ним в дверях, спрашивала о девочке. Как-то раз Аня бросила: — Я больше дочь им, чем вам, — после чего ушла, хлопнув входной дверью. За ней никто не пошёл, наверное, не восприняли слова всерьёз или попросту не услышали. Это было не важно. Никто за ней не пошёл. И когда дома не осталось ничего, по её мнению, достойного внимания, а от мыслей провести ещё один скучный день в компании соседей хотелось лишь убежать подальше, Аня всё-таки решилась пройтись по лесу, обиженная на мир, который стал с переездом таким унылым, и на своих родителей. Деревья словно стремились создать иллюзию наполненности скудного леса, выстраиваясь рядами, чтоб заслонять небо, но стоило подбежать и раздвинуть пару еловых веток — открывался вид на жухлую траву, за которой давно не следили, и её окутывало чувство какой-то гнетущей пустоты. Этот уголок словно оставили нераскрашенным на листке бумаги и забыли, а может быть, отложили на потом, для чего, правда, неизвестно. Поэтому, чтобы не портить себе настроение, Аня пошла по широкой дорожке, не тронутой травой, дальше. Она сказала себе не заглядывать за высокие камни, кусты и деревья — а когда ей казалось, что там что-то есть, и она смотрела, там ничего не оказывалось — и поэтому тихо злилась, пиная старую жестяную банку перед собой. Невдалеке хрустнула ветка, заставив её испуганно обернуться, грозно сдвинув брови, но никто не вышел: ни белка, ни дворовой кот. И с каждым шагом вглубь чужие шаги становились всё чётче, и она слышала, как что-то — или кто-то — медленно приближается. Словно попала в один из тех фильмов ужасов, которые смотрела с друзьями ночью на Хэллоуин. С друзьями Ане, впрочем, из-за переезда пришлось тоже попрощаться. И накатывающая от этого грусть с досадой причудливо смешивались с подступающим к горлу страхом. Шаги остановились, но чувство, будто на неё кто-то пристально смотрит, осталось, похожее больше на странную паранойю — с таким окружением Аня бы сама назвала себя ненормальной и расписалась бы везде, где от неё потребовали. А затем, прижавшись спиной к дереву, где её никто не должен быть достать или тронуть, почувствовала, как от резко вцепившихся в бока из-за ствола рук из неё вылетел весь воздух и потемнело в глазах. И закричала, принимаясь яростно брыкаться и вырываться, пытаясь зацепить преследователя. Аня упала на землю, отползая и продолжая кричать, словно почувствовала неожиданный прилив сил, которого не доставало совсем чуть-чуть, чтобы подняться и рвануть к дому, скучным соседям и жизни, лишь бы подальше отсюда. Из-за дерева появилась низкая фигура в пальто и с улыбающейся маской Вендетты на лице. Аня сощурилась, крепко зажмурившись пару раз, не мерещится ли, но всё было реальным. — Тише ты, не кричи! — прошепелявил мальчишеский голос, и кто-то сорвал с себя маску, а вместе с ней и шапку, закрывающую кудрявые рыжие волосы. — Ты совсем придурок?! — резко вставая, пихнула Аня мальчишку в сторону с горящим гневом взглядом. — Почему ты меня преследовал? Ты кто вообще?! Тот едва пошатнулся, отступая на шаг, но не прекращая смотреть. — Юра, — ухмыляясь, выпятил он грудь, будто распираемый странной гордостью. — Не знал, что ты такой трусихой окажешься, пока наблюдал после переезда. — Так ты за мной следил всё это время? — возмущённо задохнулась она, занося руку, но неожиданно для себя продолжила: — Я не видела тебя около дома. Ты не живёшь ни с кем из моих соседей, откуда ты меня знаешь? — Я живу вон там, — неопределённо кивнул головой мальчишка, сунув руки в карманы. — Чуть дальше дома, куда вы переехали. Раньше он принадлежал нам с семьёй, но мы решили его сдавать. Вы переехали очень кстати, — понизив голос, пробормотал он. — Мы хотели снимать его с аренды… — Почему? — подозрительно сощурившись, сложила руки на груди Аня. — Мы не заметили ничего такого. Юра обернулся, вглядываясь в прозрачный туман, и вздохнул, цепляя маску на голову. — Мне пора идти, — протянул он и коротким рывком взял её за руку, заставляя вскрикнуть и встряхивая. — Было приятно познакомиться и всё такое, ещё поболтаем. — Эй! Ты куда собрался? — высвободившись из хватки, крикнула она ему в спину. — По делам, Авдеева, по делам, — а затем, не дав ей сказать ни слова, почти бегом слетел по крутому уступу, ведущему прямо вниз. Она ошарашено смотрела, как он удаляется и разлетаются в стороны полы его пальто, а затем зло ударила ногой по земле, потому что не пошла за ним и больно не стукнула, хотя было за что. Она пропустила мимо ушей и то, что он назвал её трусихой, и то, что они раньше жили в этом доме. Возможно, Аня бы даже не вспомнила о том, что с домом что-то не так, если бы после удара ногой повсюду не разнёсся глухой звук, и она, отскочив в сторону от деревянного люка, в который могла свалиться, пошла обратно.***
— Почему ты не кушаешь? — обеспокоенно спросила мама, наблюдая за угрюмо ковыряющей вилкой в тарелке дочкой, но Аня промолчала, отвернув голову. — Что-то случилось? — Да, — резко ответила она, опуская со звоном прибор на фарфоровую поверхность. — Переезд случился! — Аня, мы говорили об этом, — покачал головой папа, сворачивая газету и отпивая чёрный чай, а затем прошёлся ладонью по усам, даже не смотря на неё. — Скоро начнётся учёба, и ты увидишь, как много детей в округе, и заведёшь друзей… У наших арендодателей есть замечательный мальчик, — улыбнулся мужчина, не выпуская кружки. — Он, кстати, кое-что оставил для тебя. Девочка фыркнула, вставая из-за стола, и подхватила подарочный пакет, какие обычно вручают на дни рождения. К сожалению, до её дня рождения нужно было ждать и никому, кроме неё, не было дела, сколько. Она открепила записку и прочитала: «Я нашёл кое-что, что тебе понравится. ЮХ». Аня подозрительно поморщилась, запуская руку, и на свет показался полосатый кусок ткани. Она прокрутила платок в руках, оглянулась на ужинающих родителей и неспешно направилась по лестнице в свою комнату, намеренно скрипя половицами слишком громко. Кусок не лез в горло, и, хоть спать совсем не хотелось, она решила прилечь. Пятна на потолке не поддавались счёту, постоянно путались и разбегались. Она пролежала так около получаса и, когда в коридоре потух свет, выскользнула за дверь, наскоро натянув джемпер. Тихо скользя по лестнице надела штаны и, схватив оставленный внизу подарок, нацепила тот на шею. Она бы не стала поступать так дома, там, откуда они переехали. Там были хорошие друзья, родители не были озабочены одним багажом, а в школу ей разрешали ездить одной на автобусе. Но Аня была не дома. У неё этого не осталось. Она замерла около соседской двери и прислушалась к громыханию посуды в раковине, тихому шипению телевизора и ласковым голосам, долетающим из-за неё. Затем подняла голову и взглянула на окно, в котором горел свет и можно было увидеть согнутую за работой спину. И тут же стремглав бросилась прочь от дома, выбегая за забор. У этих людей было всё, чего она так хотела: живые чувства, цели. А она осталась на перепутье, лишённая всего сразу. Что Ане оставалось, как не желать почаще слышать соседскую ругань и видеть к обеду заспанный силуэт, чтобы иметь шанс лишний раз убедиться в собственной правоте? Это было так по-детски и так по-злому, но, обиженной на всех, это казалось ей единственным вариантом. Несправедливым, но единственным. Дети редко когда заботятся о справедливости. В их мире находится место лишь для того, чтобы смотреть на вещи, но никак не думать вместо этих вещей, наблюдать мир их глазами и чувствовать то, что происходит, с другой позиции. Вещи же, наоборот, гораздо внимательнее к людям, тому, где им, к примеру, надлежит быть, и тому, как к ним относятся. Люди с вещами полностью несерьёзны — это ведь вещи, простые, подумаешь, даже если и хрупкие — они их не волнуют. Люди их контролируют, а затем привязываются к вещам, и они, в свою очередь, контролируют их. Так достигается справедливость. Остановилась она только у сада, сев перевести дух на каменный парапет. Пустые клумбы, сбившаяся земля — всё здесь угнетало и заставляло чувствовать какую-то вину. Никто не ухаживал за этим местом и не хотел. Аня свесила ноги, сосредоточенно вглядываясь перед собой, пока не услышала подозрительный шорох и обернулась. — Кот? — спросила она, всматриваясь в очертания, и потянулась рукой, маня. — Кис-кис-кис, иди сюда, — но он проигнорировал её, склонив голову набок, и мяукнул в темноту. — Привет, — донеслось до неё, и Аня от неожиданности обернулась, вскидывая голову. — Эй, не надо быть такой резкой, заденешь. — Это ты, — обиженно фыркнула она, отодвигаясь в сторону и отводя взгляд от заинтересованно смотрящего на неё Хованского. — Всё шпионишь за мной? Бесишь! — Да нет, — замялся он, пряча руки в карманы и покачиваясь с носка на пятку, в тех же самых пальто и шарфе, в которых она видела его с утра. — Чего это ты по ночам теперь бродишь, а? Или тебе дневной прогулки не хватило? — Ты мне не нравишься, — злобно прикрикнула она на него шёпотом, чтобы ненароком никого не разбудить, и поймала на себе недоумённый взгляд Юры. — Мне ничего здесь не нравится. Не понимаю, почему родители захотели сюда переехать. Я бы хотела прямо сейчас уйти из этого места куда угодно, только бы быть отсюда подальше! Она остановилась, чтобы отдышаться, и шмыгнула носом, поглаживая себя по замёрзшим рукам. А затем бросила злобный взгляд на Хованского, сводя к переносице брови. Мальчишка стоял неподвижно, проводя взглядом подхваченный лёгким ветром лепесток, несущийся по асфальту. — Лучше не надо, — осторожно заметил он спустя некоторое время, словно тщательно обдумывал, что сказать. — Ты говоришь, как все, — огрызнулась она тихо, отворачивая от него голову, и засопела, пытаясь согреться. Он помедлил, словно раздумывая, а затем предложил ей: — Пойдём, — поправляя держащуюся на макушке пластмассовую маску и показывая коту, подступающему к ним, отойти. Аня моргнула, недоверчиво глядя на него. — Куда это? — спросила она, однако спуская с бордюра ноги. — В «другое место», — шикнул он, озираясь, и тяжело вздохнул, ухмыляясь. — По счастливой случайности, мне нужно забрать одну мою вещь, и ты можешь пойти со мной. — А если я не захочу? — сложив руки, приняла Авдеева позу. — Ну, тогда и сиди здесь сколько душе угодно, плачь и страдай, — развёл руками Юра. Аня встрепенулась и поспешила нагнать уходящего мальчишку. — В любом случае, мне нужно к тебе домой. — Это ещё зачем? — поинтересовалась она. — Я не рассчитывал, что комнату сдадут, — чуть раздражённо пояснил он, не останавливаясь, и опустил ручку входной двери, проходя внутрь и прикладывая палец к губам. Аня хотела было возмутиться, что он делал бы, если бы не встретил её — взламывал замок? Или же полез бы через окно? В любом случае, это не звучало как непротивозаконные действия или примерное поведение, она была уверена. Они очутились в пустой гостиной, где у стены стояли в ряд коробки. Юра опустился на колени, сдвигая мешающий картон в сторону, и Аня поняла — за столько времени она исследовала далеко не всё, как думала. Словно книжный герой, он молча выудил из кармана пальто странный ключ, который заканчивался пуговицей. Заинтригованная, она подошла, заглядывая в его сосредоточенное лицо. Мальчишка тяжело вздохнул, словно через силу вставляя его в скважину, и повернул. Маленькая дверца, скрывающаяся за коробками, отворилась, и Аня вздохнула — серый проход, словно из ваты, простилался далеко вперёд. — Куда он ведёт? — шёпотом, едва слышно поинтересовалась она. — В точно такую же комнату в точно таком же доме совершенно другого мира, — тихо ответил ей он. — Там всё совсем по-другому, тебе нельзя от меня отходить. Мы должны забрать эту вещь и сматываться, ясно? Он натянул на лицо маску Вендетты и пополз внутрь, опасливо пробираясь к виднеющейся вдалеке точно такой же двери. Ане осталось лишь двинуться за ним следом. Останавливаться сейчас было уже поздно и как минимум глупо. — И что это за вещь? — спросила она вполголоса, стараясь не привлекать чьего бы то ни было внимания. Юра, не оборачиваясь, пробормотал что-то, добавив со вздохом «не важно». — Ну уж нет, — тихо возмутилась она. — Я должна знать, что тебе нужно, что ты бы при надобности пробрался в дом. Они двигались по ватному, потрёпанному коридору, и в голове у неё начали слышаться голоса. Аня было подумала, что сошла с ума со всем этим переездом, но по реакции мальчишки поняла, что чудится — если чудится — не одной ей. Она выразительно посмотрела на него, делая жест рукой и призывая ответить на волнующий вопрос. — Галстук, — внятно произнёс он, замирая перед ручкой. — Галстук?! — шёпотом удивилась она. — Ты что, не можешь купить новый? Что за место такое — другое… — Другое и другое, — обернулся он, скрываясь под пластмассовым лицом. — Там есть другие люди, которые переписаны с настоящих. Там всё лучше, чем есть на самом деле: другие родители, соседи, молочник, псы-монстры. Другая ты! Чёрт, — он бросил взгляд через прорези для глаз на ручку. — Будь тихой. Всё другое. Даже если что-то кажется тебе милым, всё это — ловушка, правда, не для тебя. — А для кого тогда? — спросила, догадываясь, Аня. — Для меня, — понуро подтвердил он. Маленькая дверь привела их в такую же комнату, как он предупреждал. Место было тем же, только вот маломальских вещей не нашлось бы даже на коробку. Белая комната без ковров, картин, дивана — просто пустота. Так выглядело это место, пока они не въехали. Аня бы почувствовала холод, уже готовясь вздрогнуть от поддувающего ветерка, но ничего подобного не произошло. Всё было не взаправду. Выдуманным, искусно сделанным кем-то. Что за странное рукоделие, подумалось ей. Создавать миры. Она последовала за Юрой, пробираясь у стены, и вышла в коридор, который выглядел так, словно здесь жил какой-то сбрендивший художник, решивший рисовать вместо холстов на стенах буйными красками диковины жизни. Если бы её попросили сказать, что она видит, Авдеева бы замялась, потому что отчаянно не могла разобраться в переходящих линиях и фигурах. Ей бы понравилось, правда. Но она всей душой невзлюбила переезд с самого начала и здесь было не лучше. — Его тут нет, — злобно прошипел Хованский, сжимая руки в кулаки, и опустился с носков, убирая руки от вешалки. Взъерошил волосы, сосредоточенно размышляя, и тут Аня обернулась, чувствуя, как земля уходит у неё из-под ног. Она была готова закричать, как спохватившийся Юра схватил её за предплечье, больно нажимая и затыкая ладонью в перчатке рот. Брыкнувшись и давая понять, что эмоциям не даст хода, она высвободилась. — У н-неё… — запинаясь, промямлила Аня и закрыла глаза руками, потому что отчаянно хотелось закричать, но голос, кажется, сорвался. — Пуговицы. Кто это? — Давай не будем, — убито простонал Юра, обходя её и становясь напротив пугающей девчонки. — Авдеева… — Что? — не решаясь взглянуть, переспросила она. — Да я не тебе, — отмахнулся он и был бы рад, если бы всё вышло неслышно, но Аня встрепенулась, думая, какую эмоцию лучше изобразить на возмущённом лице и как высоко поднять брови. — Ты не видела, — он запнулся, смотря в поблёскивающие зелёные пуговицы напротив, — мой галстук, мне он очень нужен. Аня замерла, разглядывая девочку, хотя разглядывать было нечего — она была выряжена в её одежду, внешне похожа, так что увидь она её в тумане, приняла бы за себя, плюс ко всему складка кожи, залегающая между бровей, выглядела идентично. Другая она, услышав прозвучавший вопрос, испуганно обхватила себя за плечи, отводя взгляд — Аня знала, потому что сама так делала — и медленно кивнула, оглядываясь на дверь, ведущую в родительскую комнату. Ну, в обычном мире она была родительской. Но когда они вошли, Аня обомлела — всё было так похоже. Незаселенное, с той же самой кроватью, которая была по прибытию, но на которую был накинут тёплый клетчатый плед. Рамки с фотографиями такой похожей на неё не-её, стоящей и сверкающей в свете тусклого фонаря глазами-пуговицами. — Нашёл! — тихо возликовал Хованский, пытаясь в темноте напялить на себя галстук и неаккуратно заправляя конец в петлю. — Авдеева… — Аня привычно обернулась, но заметила, как он хватает кукольную девочку за руку и, мотая головой, тараторит: — Спасибо, правда. Как только я вернусь, то этого места уже не будет. С тобой было правда классно. Готовая что-то шепнуть в ответ, девчонка вскрикнула, прежде чем отворилась дверь, и из коридора на них упал свет. Аня испуганно прижалась к тумбе, стараясь быть незаметной, когда, словно пыль, аккуратная фигурка исчезла, растворилась в пугающем зелёном свете. Её в один миг не стало, словно картинка в книжке, она перелистнулась вместе со страницей. Точнее, кто-то её перелистнул. — Юрочка? — прощебетал приторно-сладкий голос, и мальчишка отступил, не решаясь обернуться на свою спутницу, только умоляюще протягивая Ане руку, чтобы она взяла её и они стремглав бросились отсюда прочь. — Что-то… забыл?! В следующий миг, сверкая ногтями, женская рука схватила его за галстук и принялась тянуть. Хованский вцепился в него руками, жалобно хрипя, но женщина не отпустила, поднимая его над землёй и злостно крича: — Я буду завязывать тебе галстуки по утрам! Я буду провожать тебя в школу! Ты останешься здесь, и мы будем любить тебя! Почему-то именно в этот момент, требующий отчаянных мер, Ане подумалось, что ей бы хотелось провести с ним достаточно времени, чтобы и её реальную он мог назвать классной. Чтобы вместо шпионажа предлагал следить за Фёдором и его секретными проектами вместе. Может, чтобы прекратил строить из себя знающего всё и вся нахала. Может… Много чего, подумалось ей. И она без предупреждения подхватила лежащую рядом на тумбе книгу и полетела вперёд, отпихивая монстра от него острыми краями. С жутким криком, женщина выпустила пережатую ткань из рук, крича и сгибаясь от боли, а упавший Юра мгновенно потащил Авдееву к проходу, не давая ей оглянуться и сжимая её руку так, что у него побелели костяшки пальцев. Он повернул в скважине чёрный ключ и распахнул дверь, заталкивая туда Аню. — Ползи вперёд! — крикнул он, и она рванула по проходу, стирая о вату, ставшую невероятно колючей, коленки. Она слышала, как с диким грохотом дверь захлопывается, как ключ звенит, а женский вопль несётся им вдогонку, но у выхода замерла, оглядываясь на нагоняющего её Хованского, и только тогда выползла. Громко выдохнув, он трясущейся рукой повернул так резко, как только мог, ключ, и его язычок остался в скважине, отломившись. Это значило, что эту дверь им без вызова мастера не открыть, но тем лучше. Ей абсолютно точно не хотелось возвращаться в это жуткое место. Аня обернулась по сторонам и с удивлением обнаружила, что за окнами уже светло, а на платке у неё паутина. От шума, который они подняли, должен был проснуться весь дом, но вокруг стояла блаженная тишина, в которой тонуло даже собственное сбившееся дыхание. Мальчишка отполз от двери и, всё ещё пытаясь отдышаться, убито простонал, ложась на пол. Он стянул с лица пластмассовую маску, и Аня увидела, как покраснело и налилось его лицо, и тут же ходящие ходуном плечи ей всё объяснили. Она бы накричала на него, зачем он притащил её в это место, но не заметила, как сама легла на пол рядом и подтянула к себе ноги. Стянув через голову галстук, Юра сел, распахивая пальто, и выглянул в окно. — Твои подъезжают, — прокряхтел он и быстро встал. — Мне пора. Аня поднялась с пола и метнула суровый взгляд ему в спину. — Ты мне всё расскажешь. Но за ним уже захлопнулась дверь, и через пару ступенек его шаги сникли.***
— Мама, — протянула Аня, доставая наушники и принимая сидячее положение в кресле, где незадолго до этого лежала. — А мы позовём к себе соседей? — В смысле — к себе? — удивлённо оторвалась от плиты она. — В сад, — уточнила девочка, спуская на кафель ноги и шлёпая тапками. — Должны же мы проводить конец лета перед учебным годом? — Ну да, — невольно согласилась мама и поинтересовалась у неё. — А кого бы ты хотела пригласить? — Ну, — посмотрела в окно Авдеева, — доктора, его жену, Фёдора — всех! И наших соседей из другого дома тоже. — Хозяев? — переспросила мать и принялась рассуждать вслух. — Звучит неплохо. Я поговорю с твоим папой, думаю, что он не будет против. Аня повязала платок на шею, забрала со спинки стоящего в кухне кресла куртку и запрыгнула в сапоги. Прошествовав по ковру до двери, она открыла её и была встречена котом, погладив того за ухом. Он приветственно потёрся между её ног и мяукнул, запрыгивая на ступени, ведущие наверх, словно приглашая. Вприпрыжку взобравшись по лестнице, Аня постучала. За прошедшие пару дней её жизнь резко перестала казаться ей скучной и неинтересной. Одновременно, у неё в голове возникло столько интересующих вопросов, сколько никогда до этого не было, и кто бы мог дать ей на них ответы. Она, конечно, знала кто, вот только он избегал её с того самого дня, как они вернулись из того мира. Жизнь всегда незначительна до определённого момента. Мы уделяем столько времени простым бытовым мелочам, словно они имеют вселенское значение, а наша жизнь кажется нам слишком маленькой, бессмысленной и незначительной без них. И лишь тогда, когда случается что-то, переворачивающее её с ног на голову, она становится интересной. — Да-да? — неожиданно распахнулась дверь, и из-за неё показался всклоченный, словно оторванный от важной работы, Фёдор, вместо своей привычной рубашки одетый в серый колючий свитер. — Аня? — удивился он и, спохватившись, быстро поздоровался: — Привет. Тебя родители за чем-то прислали? — Здравствуйте, — вежливо ответила она. — Нет, я сама пришла, — остановилась девочка, смотря на его застывшее выражение, и набрала в грудь побольше воздуха, выпаливая: — Я хотела сказать, что мне понравился тот комикс, и я хотела бы почитать ещё. Не скрывая своего изумления, Фёдор отошёл в сторону, пропуская её вперёд, и Аня наконец-то смогла войти. Всё в этом месте навевало воспоминания о детстве: не её собственном, оно было при ней, всё ещё не потеряно, но чьём-то. Каждая вещь здесь была пропитана детскими воспоминаниями, нерассказанными историями из прошлого, старыми сказками. И даже сейчас, покрытое слоем пыли, оно вызывало желание прикоснуться к себе и стереть налёт, оставленный временем. Присев на край дивана, Аня подняла глаза на исследующего полки Фёдора. Было что-то не так в его образе: может, из-за смены времён года, а может быть, из-за неё самой. Того, как всё переменилось в её голове и она начала смотреть на вещи иначе. Только Фёдор не был вещью, но странным образом смотрелся с ними, загромождающими каждый свободный угол в его квартире, гармонично, как одно целое. Его детство, наверное, тоже ещё не закончилось. Просто видоизменилось и стало жизнью. Отпив сок из поданного стакана, девочка встрепенулась, когда он, вытянув стопку книг, наконец нашёл нужную из них. Фёдор неуверенно повернулся, поглаживая лощёную обложку, словно сомневаясь в своём поступке, но присел напротив, вздыхая. — У меня было много комиксов, — с улыбкой, какая бывает, наверное, только у запутавшихся в себе взрослых, начал он, — но я их все не закончил. Не было идей, времени… Аня посмотрела на него так проникновенно, как только могла, чтобы он обошёлся без оправданий, которые были нужны лишь ему самому. По крайней мере, ей хотелось бы верить, что у неё вышло. Фёдор резко замолчал и, вздохнув, всё же протянул ей потрёпанный переплёт. — Если тебе понравится что-нибудь, думаю, я закончу, — задумчиво протянул он. — Но не раньше, чем сделаю мультфильм про тебя! Я же обещал. — Я подожду, — спрыгивая на ноги, ответила как можно непринуждённее Аня. Фёдор задержал на ней взгляд и немного взволнованно уточнил: — Это единственное, зачем ты приходила? — Да, — незаметно для себя скрипнув пальцами по обложке, кивнула Аня, и чуть тише добавила: — Пока да. Стоило выйти на улицу, а двери захлопнуться от бродящего по комнате сквозняка, как ощущение сказки мгновенно испарилось. Чужая история, казавшаяся такой интересной, снова осталась за перевернутой страницей. На Аню дыхнуло холодным ветром, принёсшим с собой запах сухих листьев и травы. В несколько прыжков оказавшись у подножия ступенек, она наклонилась к задремавшему коту и мягко потрепала того за ухом. Тот потянулся, широко зевая, и горделиво выпрямился, мяукнув. Спустившись к ведущей в сад тропинке, Аня прислушалась. Из-за двери донёсся голос жены доктора, которая сетовала по телефону, что с их кактусом что-то произошло. Аню вдруг посетила мысль, что она не прочь поговорить с ней: о докторе, подготовке к школе, растениях. Вероятно, она просто давно с ней не разговаривала. И соскучилась, наверное.***
Мама оказалась права, и отец был совсем не против небольшого праздника в саду. Наоборот, он полностью поддержал идею, одобрительно причмокнув губами воздух и шурша газетой. Аня даже удивилась его расположению духа, впрочем, больше обрадовалась. У неё было много дел, вопросов и времени. А ещё арендодатели пообещали прийти в обязательном порядке, и что-то ей подсказывало, что проныра Хованский от этого не отмажется. Жена доктора приветственно помахала ей рукой, и Аня, одним движением откинув волосы за спину, прижала к себе бутылки с газировкой, бодрым шагом направляясь к ней. Родители были заняты в доме и обещали выйти несколько позже, так что одинокая гостья была предоставлена сама себе. Доктора не было, и, как только Аня возникла перед женщиной, та устало отложила телефон в сторону: его снова оторвали в собственный выходной. — Привет, — прогоняя мучающие сомнения, натянула улыбку жена доктора, без очков выглядящая ещё красивей, и, стоило Ане поздороваться в ответ, вздохнула. — Спасибо за приглашение, — поблагодарила она с улыбкой. — Ваш сад очень просторный и уютный. Аня усмехнулась, ставя бутылки с дюшесом на плитку, тому, что она называла садом: незасеянную землю да парапет. Впрочем, за этим они и собрались: посадить цветов на заре уходящего лета и провести время вместе, не так ли? — Я, на самом деле, очень люблю цветы, — тепло и искренне улыбнувшись, посмотрела женщина на Аню. — Тюльпаны, розы, лилии… Помню, — она внезапно рассмеялась, не обычно, как это делают взрослые, а как-то по-особенному, что Аня сразу поверила в то, что всё было по-настоящему, — как мой одноклассник, узнав про это, начал ходить за мной по пятам с букетами сирени. Рвал их во дворе и со свисающих из-за заборов веток моих соседей. — Как его звали? — немного нетерпеливо спросила Аня, с загоревшимися глазами уставившись на неё, словно имя могло что-то значить. Дети всегда уделяют излишнее внимание именам, взрослые, наоборот, цифрам. Жена доктора рассмеялась ещё громче, проводя рукой, чтобы вытереть выступившие слёзы, и с вызовом заглянула девочке в глаза: — Это мой муж. А не скажешь, что носился, как угорелый, и никому не давал покоя, правда? — успокоившись, позволила она заиграть на губах улыбке. — Хочешь посмеяться? — с озорным блеском в глазах предложила жена доктора, делая глоток сладкой газировки из пластмассового стакана. — Мы познакомились, когда он налетел на меня в коридоре. Его друзья стащили у него очки, носились по этажам, смеялись, а он ничего не видел и им «угрожал». Была зима, и он, разумеется, говорил о снежках, но что я могла подумать. Мы чудом не упали, когда он повалился на меня со спины, и я едва не проехала по земле носом. И вот тогда… — жена доктора усмехнулась воспоминаниям, жмурясь. — Я кричала, что от таких хулиганов тошно, а он стоял, как вкопанный, и испуганно пялился на меня. В конце концов, меня оттащила за руку школьная подруга, а иначе я бы ещё долго бушевала. — И что потом? — нетерпеливо поёрзав на месте, спросила Аня, заглядывая женщине в лицо, словно не веря, что всё могло так закончиться. Та мягко рассмеялась, продолжая: — Конечно он на этом не остановился. Кажется, мои крики произвели на него неизгладимое впечатление: хоть он и не разглядел моего лица, но это его не остановило. Он так хотел объяснить мне, что произошло на самом деле, что узнал, в каком я учусь классе, и пришёл прямо на перемене. У всех на глазах встал около моей парты на колени и говорил, если я не прощу его, «он не знает, что делать», давал «честное пионерское», что не драчун и не хулиган, и цитировал стихи. А я сидела с открытым ртом и краснела, как последняя дурочка, злилась и хотела провалиться под землю от смущения. — Вы злились? — со скрытым недоверием переспросила у неё Аня, болтая свешенными ногами, и с интересом воззрилась на жену доктора. — Дети на всё злятся. А потом мы из этого вырастаем, — вздохнула она. — Мы любили спорить. Ну, или я любила. Из-за этого про нас знала вся школа. А с приходом весны он начал провожать меня, ради этого вставал ни свет ни заря, ждал под забором и даже ввязался в драку. Дело в том, что я потеряла бант — красивый, нарядный, — едва ли не плакала и думала, что мама меня убьёт. Мы с подругой с ног сбились, пока пытались его найти, но так и не смогли. А через неделю он появился в школе, весь помятый, с заживающим синяком, и я была так зла на него, что, не дождавшись конца уроков, устроила ему разбор полётов и сама стукнула пару раз. — Это всё потому, что он подрался и сильно получил? — предположила Аня. — Нет, потому что он подрался из-за меня, чтобы забрать мой бант, а я об этом даже не подозревала, — жена доктора подавила усталый вздох и с ностальгической улыбкой покачала головой. — Боюсь, от меня бы он получил ещё сильнее, если бы я не была расстроена и обижена на него. Не хотела с ним разговаривать, игнорировала несколько дней подряд, и он сдался, пришёл с повинной и пообещал, что больше такого не повторится. И разумеется всё повторилось, — рассмеялась женщина удивлённо смотрящей на неё Авдеевой. — Мы долго спорили об этом. И тогда я, наверное, поняла, что он мне нравится, когда он, весь в ссадинах и ушибах, первым делом пришёл ко мне, прикрывая лицо ветками сирени. Ещё и стекло в очках поцарапал, ходячее бедствие… Девочка смотрела с неподражаемой заинтересованностью и смятением одновременно, словно пытаясь разгадать кроющуюся за всем этим загадку, которой, на самом деле, не было, и с этим надо было просто смириться, принять как должное и отпустить назойливую мысль. Если бы она ещё могла… Хотелось узнать, что же ещё произошло. Расспросить, как они с доктором признались друг другу, может быть, даже поцеловались и поженились. Столько вещей заинтересовало её в один момент, даже таких, которые никогда не интересовали её прежде и не должны были никогда — так она думала, во всяком случае. Она была слишком взволнована в этот момент чужого откровения: подумать только, взрослая, самая настоящая взрослая делилась с ней настоящими историями и своими воспоминаниями, а не выдумками, не договоренными до конца. — А хочешь, я расскажу тебе один ужасно важный секрет, о котором никто не должен заранее узнать, потому что это сюрприз? — улыбнувшись так широко и радостно, запнулась жена доктора, что у Ани, не особо любящей чужие тайны, непроизвольно вырвалось едва смущённое и немного растерянное: — Да. Женщина наклонилась к её уху и с волнением зашептала, а когда девочка ошарашенно отстранилась, бодро кивнула, посмеиваясь. Аня покосилась на её живот, потом взглянула в это переполненное счастьем лицо и вздрогнула. Больше у мамы, почему бы семье доктора не завести ребёнка или, на крайний случай, щенка, она решила не спрашивать.***
Хованский сидел на качелях, тихо поскрипывая металлической цепью и задумчиво смотря вдаль. Конец августа был достаточно прохладным, но не настолько, чтобы закрывать шарфиком лицо. Его расстёгнутое снизу на несколько пуговиц пальто было привычно раскинуто в стороны, и порывы ветра изредка развевали его. Аня оказалась права: он не отвертелся. Не прошли ни выходки, ни отчаянное нежелание идти в гости, которое он не мог ничем подкрепить, ведь, будучи честным, кто бы ему поверил? Он не хотел оправдываться перед Авдеевой. Объяснять то, что она видела, вдаваться в подробности, почему он вообще попал в лапы монстра. Больше всего он боялся только одного вопроса, который она непременным образом бы задала, и поэтому безнадёжно прятался здесь, на качелях в дальнем углу сада, изредка ковыряя носком туфель в земле. Но Аня была не намерена отступать: Юра и опомниться не успел — видимо, задумался слишком сильно — как цепь рядом натянулась, и девчонка, качнув ногами, подалась вперёд, самодовольно заглядывая ему в лицо с каким-то непередаваемым превосходством, и произнесла: — Привет. Он неразборчиво пробурчал что-то в ответ, понимая, что убегать от неё нет смысла, и вымученно вздохнул, хмыкая: — Ну привет. Давай уже, расскажи мне, как тебе скучно и что все вокруг — дураки. Аня со всей силы пнула его в ногу, заставляя вскрикнуть от неожиданности и посмотреть на неё. Его глаза забегали, словно спрашивая, что она вытворяет, на что она обиженно вскинула подбородок. В голову закралось подозрение, словно в ней всегда что-то было недовольно, ведь никто не способен так быстро меняться в эмоциях. Во всяком случае, адекватный. — Надоел, — нахмурившись, принялась она раскачиваться на качелях, вцепившись руками в холодный металл и откидывая волосы за спину. — Даже сказать нормально, что боишься, не можешь. — Кто тут ещё боится?! — выпятив грудь, рассмеялся Хованский, следом за ней пускаясь со скрипом взад-вперёд, словно пытаясь нагнать и что-то доказать. — Да и кого? Уж точно не тебя, Авдеева. Бояться девчонок… Резко остановив движение, Аня повернула голову, в ответ сверля его взглядом, будто ведя какой-то безмолвный спор, проигрывать в котором не собиралась. Мальчишка только фыркнул с самодовольной ухмылкой, понимая, что даже сейчас ему представлялся неплохой шанс её обыграть и ни на что не ответить. Впрочем, Аня охладила его пыл и, шаркнув ногой по земле, затормозила: — А ту «другую» женщину ты боялся. На какой-то момент между детьми повисло молчание. В шелесте листьев, смешанном с шумом ветра в ушах, словно не доставало слов. Девочка тихо качнулась, вглядываясь в открывающийся пейзаж пустого сада, и, собравшись с мыслями, Хованский осмелился начать: — Там всё казалось лучше, — уткнувшись взглядом под ноги, забормотал он. — Особенно, когда ты чувствуешь, словно в реальном мире тебе делать нечего. Да ты и сама знаешь, о чём я: здесь довольно-таки скучно, если нет должной компании… — И ты нашёл её в другом мире? — подытожила Аня, вглядываясь в проплывающие над головой облака. — Эй! Сначала там было весело и нескучно, а потом… — мальчишка резко замолчал, пряча руки в карманы, и весь его боевой настрой в тот же миг испарился. Хованский провёл каблуком по земле, пристукнул дважды, а потом замазал получившуюся рожицу подошвой. — Но вскоре и там всё начало казаться однообразным: «другие» прошлые соседи мне не нравились, а больше общаться было не с кем. А когда я вернулся домой, мне сказали, что вы въехали… — И ты шпионил за мной?! — с истеричными нотками в голосе спросила Аня. — Ты меня вообще слушала? — возмутился Юрка, изогнув бровь. — Тут никого не было столько времени — и вдруг новые люди. Я должен штаны просиживать был, по-твоему? Ну уж нет! Я как-то увлёкся всеми этими слежками, что забыл о том, «другом», мире. А когда появился, и… — он запнулся, тщательно подбирая нужное слово, — эта женщина о тебе узнала, то решила воссоздать твой образ там, чтоб мы общались и я остался. Всё! Авдеева едва было не спросила «И этого было бы достаточно, чтобы заставить тебя остаться?», но вовремя прикусила язык. Эта похожая на неё девочка и правда дружила с Хованским? Была ли она настоящей ею или просто носила Анино лицо? Наверное, они и правда были хорошими друзьями с ним: мальчишка заметно поник, словно о чём-то задумавшись. Она немного помедлила, а потом потянула ему руку, ловя на себе недоумевающий взгляд Юры, и произнесла: — Ну, давай будем друзьями? И в следующую секунду Хованский рассмеялся, сгибаясь пополам и заставляя её покраснеть. — Будто бы в первом классе, — утирая слезинки, заключил он. — Ну, не хочешь, как хочешь! — резко поднявшись, зашагала прочь Аня, не оборачиваясь. — Да почему? Хочу! — крикнул он ей в спину и снова рассмеялся. — Пока, Авдеева.***
— Можно тебя? — подойдя к доктору, спросила его жена. В глаза ему сразу бросилось её волнение: теребящие свитер пальцы, неустойчивая поза и непривычно тихий голос. Что такое могло произойти за пару часов, пока его не было? Стараясь сохранять спокойствие, он заискивающе спросил: — Что случилось? — и немного напрягся, вглядываясь в лицо женщины через очки. Та вздохнула, и уголки её губ дрогнули, выдавая. Она приблизилась к мужу, опираясь на его плечо, и привстала на цыпочки, чтобы дотянуться до уха, а затем что-то зашептала. Удивлённое и немного растерянное лицо доктора в тот же миг озарилось улыбкой, и он, засмеявшись, подхватил её, закружив. Аня, наблюдающая эту картину из-за угла, только сильнее вжалась в стену. Доктор, проявляя невиданную ранее заботу, взял в руки лицо своей жены и, притянув к себе, поцеловал её в лоб, убрав носом чёлку. В его мягкой улыбке и прищуренных глазах было столько неподдельной радости, словно она сообщила ему самую лучшую новость на свете. Жена доктора в ответ рассмеялась, обнимая и сминая его пиджак. Эти взрослые, казавшиеся ей невероятными занудами, никогда не слушающими её, сейчас были так на себя не похожи. И теперь она хотела тоже когда-нибудь стать такой взрослой.***
— Всё ведь в порядке, Аня? — присев на кровать с краю, спросила её мама и тяжело вздохнула, осторожно проводя рукой по волосам. — Я понимаю, какая неожиданность для тебя этот переезд, другая школа, люди… Ты ведь не злишься на нас с папой за это, да? — Да нет, — подтягивая одеяло, со скрытым удивлением, с чего бы маме с ней о таком говорить, откликнулась она и добавила: — Всё уже нормально. — Точно? — заглядывая ей в лицо, уточнила мать и опустила взгляд, слабо улыбаясь. — Ты так быстро выросла. Извини, если порой мы не оказываем тебе должного внимания, но ты кажешься такой самостоятельной. Мы с папой очень-очень тебя любим, — она поцеловала её голову, поправляя за края одеяло, и поднялась, с улыбкой смотря на девочку. — Спокойной ночи. — Ага, — кивнула Аня, удивившись, почему мама не выключила свет. Почти сразу же скрипнула дверь, и она вопрошающе уставилась на проходящего внутрь папу с трубкой во рту. Она не раз замечала её на полке, но никогда не видела, чтобы отец курил. Как много она не знала о своих родителях? Скрывали ли они это? Или она просто не хотела замечать? Он поставил рядом с кроватью стул и присел, проводя пальцами в задумчивости по усам. — Так ты всё-таки подружилась с мальчишкой Хованского, да? — спросил он, отводя трубку в сторону и проверяя табак. — Вот же, забыл. А впрочем, неважно. Я рад, что вы с ним друзья. Их семья пригласила нас к себе на следующие выходные. Познакомимся уже все. Аня кивнула, поддакнув, и продолжила смотреть на папу, а он на неё. Она невольно нахмурила брови, и он, по инерции, тоже, а затем по-доброму рассмеялся, несильно потрепав растерявшую воинственный вид девочку за щёку. — У меня для тебя кое-что есть, — отец запустил руку в карман и выудил сложенную несколько раз пополам полоску ткани, распрямил и показал ошеломлённой Авдеевой. — Сядешь? Она в тот же миг поднялась, скидывая тщательно расправленное одеяло, и придвинулась к нему. Папа перекинул тонкий галстук за её шеей и принялся говорить: — Я носил его ещё в школьные годы, немного, правда, — усмехнулся он. — И чтобы я запомнил, как нужно его завязывать, твой дедушка, мой папа, научил меня одному стишку. Кролик прыгает через бревно, — перекинул он конец галстука над другим, — кролик лезет под бревно, — провёл снизу, — кролик обегает дерево, — перекинул, — и ещё раз, — снова, — чтобы обмануть лисицу. Он просунул конец в петлю и расправил галстук, удовлетворённо добавляя: — Кролик залезает в свою нору, — и провёл широкой ладонью по голове Ани, — цел и невредим. — Спасибо! — подорвалась она с места, обнимая папу. — А можно мне тоже носить его в школу? Уговорим маму! — Уговорим-уговорим, — тепло рассмеялся он, растрёпывая её волосы. — А сейчас спи. Отец потушил свет, прикрывая дверь, и Аня улеглась, шурша одеялом. Всё в этот момент в ней ликовало. Она чувствовала их заботу о себе. Лёгкое, но не раздражающее теперь волнение. Искренность. Она вспомнила «другой» мир, который ей показал мальчишка, и его галстук тоже. И внезапно подумала, что если бы и у неё умыкнул галстук кто-то настолько же жуткий, как та женщина, она всё равно бы за ним пришла. — Ты поговорил с ней? — послышались ей голоса, и Авдеева спустила с кровати ноги, подходя к двери. — Она у нас замечательная, — добродушно отозвался папа, и она услышала мамин вздох. — Вся в тебя. — Но характер по большей части твой, — заметила женщина, и по интонации Аня поняла, что мама говорит с улыбкой. Она осторожно приоткрыла дверь, образуя щёлку, и голоса смолкли. Но не потому, что её заметили, а потому, что мама приобняла папу и мягко его поцеловала. Она удивлённо уставилась на их высокие фигуры, а как только они отстранились друг от друга, закрыла дверь и юркнула в постель. К лицу прилил жар, но усталость сморила её, и она провалилась в сон.***
В общем-то, всё складывалось отлично: доктор ни в коем разе не обделял собственную жену вниманием, у её родителей тем более всё было замечательно, Фёдор даже показал ей пару глав нового комикса, а соседи оказались не такими плохими, как она могла думать. Да и Юрка Хованский, при всех своих очевидных недостатках и выводящих её из себя шутках, скучать не давал. Может быть, переезд не был такой уж плохой идеей.