Sonne

…так кто ж ты, наконец? — Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо. © Гёте. Фауст

✹Fleur — Жертва — Эй, нет! — вскочила Леся, обратив на себя пару ленивых взглядов. — Мне такого не надо, Джузо!.. Сузуя-чи, словно не замечая её слов, наконец тоже потянулся к кружке и стал похлёбывать чай. Девушка пересела к нему. Она с выжидающим видом уставилась на его лицо под маской умиротворённого игнорирования. Кажется, ему и правда стало обидно. — Джузо, я не хотела тебя обижать, честное пионерское. «Хорошо, что я не пионер…» — Прости меня, я не рассчитала, что ты настолько чувствительный. «И это замечательно». На последнем слове у Сузуи дёрнулись к переносице его брови-запятые, но всего на миг. «Не уйдёт из моего взгляда». — Ты много значишь для меня и… — А я не верю, — наконец отозвался он. На его губах зависла лёгкая улыбка, скрывающая взгляд. Лицо повернулось в пол оборота к Лесе, и если закрыть нижнюю его часть ладонью, то от улыбки не осталось бы и намёка. Это был не вызов заставить его поверить. Это было обвинение во лжи. «Это всего лишь значит, что я плохая актриса…» — Что мне сделать, чтобы ты поверил? — ва-банк. Сузуя оценивающе повёл головой, как будто выбирал. Они оба знали ответ заранее, но как скучна игра без обманных жестов. — Перестань мне лгать. Я ненавижу это и людей, которые мне лгут. Ты — человек, значит, ты лжёшь. Дар речи принёс тебе проклятие. Ничто не приходит без бартера. Обычно Джузо не рассказывал о причинах обиды на других, и тем приходилось самим гадать, что они сделали не так, а забыть о своём гадании им не давал сам обиженный, постоянно как-то подстрекая по поводу обиды. Лесе он сказал свои требования, и это льстило. Странно, что ты не обращаешь внимания на тех, кто хорошо относится к тебе безвозмездно, но радуешься, когда кто-то недосягаемый сделал хотя бы что-то для тебя, самую малость… Люди постоянно пытаются достичь звезду, поймать бабочку, расколоть твёрдый орех только потому, чтобы доказать себе — я могу. И Леся была одной из этих людей. Но не сейчас. Сейчас её лицо стало серьёзно раздражённым. «Тогда какого чёрта ты сам всем лжёшь? Какого чёрта практикуешь ложь самому себе? Может, хватит делать то, что ненавидишь в других?! Ты кто, Боженька?! Нет, всего лишь человек, который чересчур много о себе думает, экий «Пуп Земли» нашёлся. «Вот, посмотрите, я могу выплёвывать ушную косточку из чужого уха, а ты, Леся, ищи того мента и лечи его несчастные уши. А ещё я могу делать сальто назад и набрасываться сломя голову на гулей SSS-ранга, чтобы мне отвинтило ногу, а ты потом бегала за мной, поддерживая, потому что я самостоятельно не могу даже спуститься по лестнице в доме! Также я огрызаюсь на любое едва задевшее меня слово, хотя оно ни черта не плохое, но «мне так показалось» или «тот мужик не так на меня посмотрел» — это твои оправдания?! И после всего он ещё хочет, чтобы его любили таким, какой он есть — за прекрасную естественность и белоснежные волосы». Последняя фраза вызвала у неё смех, затем праведный гнев и, наконец, слёзы. «Я могу делать тебе плохо, но если ответишь мне тем же — тебе будет намного хуже. Как можно быть таким себялюбивым?! Зачем я вообще взяла на себя эту ответственность о перевоспитании?! Ну конечно Леся, давай, ты же у нас любишь постоянно жертвовать собой ради других! Проблема в том, что никто так не сделает ради тебя. А ты рада стараться, альтруистичная дурёха, никак тебя жизнь не научит!..» — ругалась на всех подряд в сердцах Олеся. Ах, как чешется рука ткнуть ему эту чашку в лицо, чтобы подавился, или… можно забить его чайником, а потом сказать, что тот просто свалился на него, а у Джузо слабое сердце: он испугался и умер. Она улыбнулась: забавно звучит. Можно ведь? Можно? Леся сжала зубы с закрытыми глазами и глубоко вдохнула носом, попытавшись успокоить своё состояние и красный цвет лица. «И он просит сказать «вот эту» правду? Не-е-ет, увольте. Правда никого до добра не доводила, это я точно знаю». Люди не могут читать наши мысли, и в этом их плюс. Люди не забывают наши слова, и в этом их минус. Наш выбор не стоит за мыслями, он стоит за словами, которые заставят однажды каждого верить в свою правдивость. Неудачный шаг, и Джузо просто уйдёт из её жизни; почему-то девушка не сомневалась в этом. Упорхнёт, как бабочка, которая долго сидела у тебя на руке и, казалось, так привязалась, что никуда лететь не собирается. Она любит тебя, любит, — такая красивая, такая лёгкая и свободная вдруг задерживается именно у тебя на руке, хотя даже на ароматных цветах она сидит всего несколько секунд, а ты — не цветок. Весь отведённый срок она порхает, почти не останавливаясь. Ей отведено так мало, но она не задумывается о своей жизни, живя здесь и сейчас. И внезапно она дарит осознанно минуты своего времени только тебе. Но зачем-то ты закрываешь ладони. Зачем ты закрыл ладони, зачем ты закрыл их? Ждёшь. Бабочка не дёргает своими крыльями, пытаясь вырваться, она тихо ждёт вместе с тобой. Да, она предана тебе. Ты видишь? Открываешь ладони, и взмах крыльев мелькает перед глазами; полёт увлекает взгляд обычно восхищённый, а ныне ошарашенный. Ты видишь? Чего ты ждал? Ждал, что она продолжит сидеть у тебя на руке, а ты сможешь запирать её в чулане ладоней снова и снова, совершая эгоистичные проверки на верность? Эта бабочка так прекрасна, что даже не верится, что она сможет подарить всю себя кому-то одному. Ты не верил ей и никогда не поверишь, и она, зная это в отличие от тебя, улетела. Далеко, чтобы быть свободной. Она не вернётся за свою короткую жизнь. Ни к тебе. Ни к кому. Зачем ты закрыл ладони? Зачем ты открыл глаза? Зачем ты поймал её, если не смог оправдать доверия? Ты использовал её. Одно слово сейчас может в корне изменить ситуацию и даже всю жизнь — Леся понимала это. «И это слово должно быть за мной… Глупый эффект бабочки». — Прости я… я просто… мне было… «Мне была интересна твоя реакция». Она плакала, и Джузо, не зная её мыслей и того, что плачет та от злости, даже не мог понять, что он чувствует в этот момент. Это что же получается — он должен обижаться и ждать извинений, а вместо этого Леся плачет. Из-за него? Она обвиняет его своими слезами. Но она уже извинилась и, видимо, чувствует себя виноватой. Парень сдвинул брови и попытался понять, что вообще можно чувствовать в такой ситуации, и… ничего не смог для себя выяснить. Всё это казалось какой-то нелепостью. Как можно было до такого дойти, чего она хотела своей не смешной шуткой и о чём думает? Почему он не может спросить прямо сейчас об этом? Или он просто… не хочет? Разгаданная загадка скучна, особенно, когда ответ тебе просто сказали, когда не ты сам добрался до ключа. И всё же... думать над этим так долго и муторно. Оно того не стоит. Когда Сузуя получал ответ к желаемому вопросу, тот внезапно улетучивался и переставал его волновать абсолютно, словно он и не задумывался об этом никогда. Тем не менее, юноша продолжал искать самые лёгкие пути ответов и таким образом менял один вопрос на другой, как аристократ перчатки. Потому что он мог себе это позволить, потому что нет смысла задерживаться на одном. Однако Леся не собиралась, похоже, давать ему самых интересных ответов. Возможно, они — те самые, которые заставят его остановиться, будучи уже раскрытыми? Нет, никого не интересуют раскрытые карты, кроме гадалок. Почему же он впервые не хочет их раскрытия? Что даёт это предвкушение, желаемое, чтобы его продлили? Игра в карты заманчива тем, что ты не знаешь чужих карт и никогда не узнаешь их всех… Вот оно что. Карты невозможно открыть все, даже когда игра закончилась. Ты живёшь лишь настоящим ходом, забывая о прошлых и не надеясь на будущие. Он должен разобраться в этом самостоятельно. ✹ — Я… не обиделся… — пробубнил Джузо больше столу, чем девушке. Воцарилось молчание. Сузуя ждал, что собеседница развеет его, как всегда это делала, но она не торопилась говорить, пусто глядя на людей за столиками… или ещё куда-то. Неизвестно, какая точка могла приковать её внимание. Следователь не знал, что Леся тоже зла на него и даже сильнее, а рот не старалась открыть именно потому, что оттуда могли политься безвозвратные слова. Одна фраза никогда не может дать такого же эффекта, чем целая речь, будь то комплименты или накипевшие обиды. Олеся знала это. Она не ненавидела Джузо, солгав. Больная правда давит сильнее подлой лжи, даже если вторая грубее. По её щекам продолжали катиться слёзы, и выглядела она как-то жалко… Сузуе не нравилось наблюдать картины, где другие люди плачут: так они казались ещё более беспомощными, чем обычно. Он всё же почувствовал вину за эти слёзы, а перед глазами пролетел образ плачущего над ним Шинохары. Вину и раздражение. Если и не обидеться, так чувствовать вины он точно не должен… Джузо давно не видел, как из глаз Леси катилась неприятная от соли вода. На столе благоразумно располагались салфетки, и он протянул одну девушке. — Слёзы ничего не решают. — Мне… — заметив протянутую бумажку, она всё-таки открыла рот, но оборвала фразу, не дав выскочить «не нужны твои подачки, белобрысый эгоист». — Спасибо. «Наверное, это выглядело жалко… — подумала она, вытираясь. — Мой промах. Я никогда не должна так выглядеть: нытики никому не нужны». Парень наблюдал за Олесей и думал о чём-то своём, пока та вытиралась салфеткой и, потерев со всех сторон красное лицо, высморкалась, как бы поставив точку на процедурах утирания. ✹Mud Flow — The Sense Of Me — Тебе больно плакать? — спросил он. До битвы с Совой он не делал этого очень, очень долго. Не за чем было делать. Он вообще как-то забыл об этой своей способности — плакать: бывает же такое, что кто-то одно может, а другой — нет. Вода продолжала давить на сильную плотину, скапливаясь, но та всё держалась. У каждого своя плотина, а у плотины своя толщина, ширина и высота — зависимо от жизненного опыта и собственных решений. Кто-то предпочитает не доводить до сноса стойких брёвен и освобождать воду своевременно, у кого-то их слишком мало, и вода сама, чуть накопившись, постоянно выходит, а кто-то держится до последнего. Это больно — когда твоя плотина рушится. Больно, и ты начинаешь кричать. Шёл дождь. Не самое приятное время для побоища. Крак. В тот момент Джузо почувствовал, как что-то с треском разрушилось, повалилось, его накрыла сносящая, ничем не превзойдённая волна, а сверху продолжало хлестать дождём. Шум моря наполнил тебя. Не тот, когда ты прикладываешь ракушку к уху и слушаешь циркуляцию крови и не тот, когда взгляд бесконечно желает следить за сменяющей друг друга морской пеной волн, с трепетом приползающих к твоим ногам. Ты споткнулся на месте, это место — на самом краю. У тебя отрубили ту ногу, на которой ты стоял? Надо было держаться за обе и не балансировать по краю ножа. И ты падаешь вниз. Раздаётся раскатистый шум грома и капель по твоей броне, словно ты — жестяная банка в дожде. Ты такой ржавый, что не можешь двигаться? Девятый вал бьётся о скалу, с которой ты падаешь, и ты слышишь её душераздирающий рёв. Она просит о помощи, и вместе с тем вы оба знаете, что через пару секунд поглотит тебя. И этот безысходный грохот волны о камень — именно он наполняет тебя вместе с водой, и ты задыхаешься от переполняющего тебя смысла, как будто всё бесполезное разом вспомнилось в миг и стало невероятно важным. В миг чьей-то смерти. В миг, когда ты последний раз гуляешь по своей любимой улице и знаешь, что умрёшь через несколько минут, а рядом смеются дети, катаются на велосипедах подростки, спешат куда-то взрослые, переговариваются на лавочках старики... Ты вдруг осознаёшь, как это важно — твоя жизнь. Мир — он будет, обязательно будет. Без тебя. Без тебя всё теряет смысл. Чертовски больно. Волна поднялась из груди и выхлестнулась через глаза, а Сузуя думал, что сейчас она заглушит его крик, выбиваясь изо рта. Плотина рухнула. После освобождения воды Джузо почувствовал опустошение. Уход недавнего наводнения приносит заместо себя пустошь, и что бы не произошло в тот момент — тебе всё равно. Сухо. Ты теряешь сознание, а после просыпаешься в отливе на песке. Он уже сухой и горячий. Хочется пить, хочется воды. Тебе так хочется слёз, но их не осталось. Почему же он строит новую изгородь, такую же крепкую и высокую, почему он не учится плавать в море, перед тем, как падать в него? В следующий раз не будет легче, но следователь словно надеется, что следующего раза не будет. Сколько он хочет продержаться? Ещё год, ещё два, ещё три?.. Все надеются. Но потоп будет. Он всегда приходит. — Людям больно, поэтому они плачут, а не наоборот, — ответила Леся. — Я не люблю это делать. Часто плачешь — значит, ты слабый — так они считают; никогда не плачешь — чёрствый. Людям нельзя угодить, поэтому остаётся делать, что хочешь. Она любила наблюдать, как падают стойкие плотины. Когда брёвна рассыпались, это было похоже на прекрасную катастрофу. Обладатель их начинает метаться, кричать: на него волной накатываются столько эмоций одновременно. Ему нужна помощь, иначе он может сойти с ума. «Помощь, — считала Леся, — это всегда ко мне. Я могу утешить тебя, и ты станешь зависимым, потому что будешь думать, что никто другой не способен был сделать это. Правда никого не доводила до хорошего, зато до одиночества — пожалуйста. Моего одиночества. Поэтому я не скажу её тебе». ✹ — Плакать — это нормально, — ответила она. — Когда ты плачешь — говоришь себе правду. Поэтому мне больно это делать. И тебе? Джузо перевёл взгляд с девушки куда-то в стол, так же найдя для себя «особую точку». Иногда он сам начинал говорить на такие неудобные темы, а сразу через пару фраз, видимо, понимая всю их излишнюю откровенность, желал окончить разговор. Кажется, он одновременно и хочет познать себя и остальных людей, и боится, поэтому обходит разговоры по душам стороной. «Пытается жить, игнорируя эту сторону жизни? — спросила сама себя девушка. — Жизнь без неё становится прибыванием, где есть место только пустым развлечениям, работе да повседневной суете. Дни проходят бессмысленно, и тебе начинает казаться, что разницы между твоей жизнью и смертью не существует». — Думаю, тебе нужно больше думать о себе в плане «разбираться», — она снова начала улыбаться. — Книжку по психологии дать, может?.. — Я пробовал читать, но там нет ничего интересного, — он пожал плечами, бросил в чай четыре кубика сахара и принялся со звоном помешивать их ложкой. — Либо тексты ни о чём, либо какие-то фразы. Это всего лишь чьи-то слова, но почему-то их возвышают над всеми остальными. Думаю, я тоже мог бы так говорить. «Вот тебя Димыч отлупешит за нарушение порядка в его отделе психологии, — подумала Леся и широко улыбнулась, представляя, как блондин гоняется за Джузо с тапком последнего же в руке, кувыркается через диваны и стулья, поглощённый одной проблемой и не замечая, что кто-то съел его неприкосновенный запас пончиков. — А если он ещё и липкими руками страницы перебирал…» — Почему ты улыбаешься? — спросил Сузуя, не понимая причины. Он сказал что-то смешное? — Да вот, думаю, погодка налаживается, тучи разошлись… И правда. — А мне как-то всё равно на погоду… ✹きのこ帝国 — 海と花束 Джузо хлипнул чаем и вдруг понял, что к этому идеально подошло бы что-то сладенькое. Рука потянулась к карманам в пиджаке… и не нашла пиджака. Рука потянулась к карманам в штанах… и не нашла карманов, только их имитацию. Зачем вообще такое делать, если туда даже конфетки не сунуть?! Тяжело жить не в своей шкуре или одежде. — У тебя ничего сладкого нет? — спросил он у Леси. — Нет, ничего сладкого, — покачала головой та и подняла руки, чтобы юноше было лучше видно, что у неё точно ничего не припрятано. — Совсем ничего?.. — Джузо с печалью глянул в чашку, а потом на девушку. — Будь что-нибудь — я бы уже сдалась от твоего взгля… о-о-о! Вставай! — неожиданно её лицо просияло, и Олеся замахала руками, словно так уже приподнимала собеседника. — Зачем? — У Димыча есть один тайник. Он один и тот же, как и его пароль на сайтах, но пока туда никто не рисковал лезть. Сузуя недоверчиво свёл брови, но интерес был выше его, и он поднялся. — Избушка-избушка, — замышляющим голоском пиликала Леся, — повернись ко мне задом, к окну — передом… Джузо, видимо, намёка её не понял, поэтому проворная рука юркнула ему в задний карман без предупреждений. Тот оцепенел и, следя за движениями руки с вытаращенными глазами, хотел было спросить: «Что ты делаешь?..» с таким немым выражением лица, с каким ловят вора на месте преступления, но заложники уже были в руках. — Ты их раздавил! — она залилась громким хохотом, глядя на грустные плоские конфеты. — А-ха-ха-ха! Жирный, жирный, поезд пассажирный, жирная пузе-е-еня-я!.. Сузуя сел, и девушка вложила ему несчастных в руки. Без фантика они смотрелись особенно жутко — раздавленные и ненужные. — И что мне с ними делать теперь?.. — поинтересовался парень. Ему почему-то казалось, что на вкус они теперь тоже неважные. «Сам убил, а у меня спрашивает, куда трупы девать — каков негодяй.» — Ну утопи их, скрой в речк… брось в кружку. — Зачем? — Джузо нахмурился. По его мнению, бросать в чай сладости было как-то глупо. До этого он пытался провернуть такое с печеньем, но ничего дельного не вышло, да и Шинохаре-сану не пришлось по вкусу… — Брось и получишь шоколадный чай. Конфеты, сахар… невелика разница. Сузуя оценивающе поглядел на конфеты в руке, и те отвечали ему молящим взглядом. Действительно. Зачем пить и есть, когда можно всё сразу? Тем более, теперь их только на выброс… Но вот о состоянии чая после такого он не задумался. Когда в кружку с характерным бульканьем упали три маленьких предмета, Леся заглянула в чашку вместе с Джузо и готова была расплакаться, но уже от смеха. «Правда поверил? Неужели поверил?!» Она отвернулась и, как ни в чём не бывало, прильнула к чашке, больше всего боясь прыснуть чаем. С грацией незаметной кошки к их столику подобралась некая девушка с большой корзиной цветов. Похоже, она торговала здесь от самого заведения, иначе бы такого не допустили в приличном кафе. Взглядом лисы она выискивала клиентов, которые, скорее всего, согласятся купить у неё что-нибудь. «Там, — вычисляла она, — сидят с детьми. Дети не смогут оценить цветы по-достоинству, а значит, не попросят о них родителей. Эх, а если бы попросили, им бы купили, избалованные детишки… А там сидит мужчина в классическом костюме и с папкой бумаг. Вероятно, он ждёт коллегу для переговоров; такому нечего мне предложить. Там сидит…» Её ищущий взгляд наткнулся на две копны светлых волос, которые не могли не привлечь внимания. Девушка улыбнулась и, поправив свои крашеные рыжие волосы, направилась к ним. — Добрый день. Молодой человек, — обратилась она к Джузо, — не хотите ли порадовать свою прекрасную девушку столь же чудесным цветком, достойным её красоты? Со слов «прекрасную девушку» Леся поперхнулась, оторвалась от чая, посмотрела оценивающе сначала на Джузо, затем на торговку, потом опять на Джузо и пришла к выводу, что из них двоих она всё же больше походит на девушку; хотя дело только в груди и волосах... На всякий случай она ткнула пальцем на себя и приподняла брови. — Да-да, — услужливо улыбнулась девушка, — это я про Вас. — После этого её взгляд перешёл на Сузую, размешивающего конфеты в чае, и она подумала, что всё-таки ошиблась столиком. А ещё у него какие-то нитки были вшиты на лице, шее и внутренней стороне рук — спаси и сохрани… Следователь оторвался от своего занятия и тоже прошёлся взглядом по рядом сидящей Лесе, корзине с цветами и, наконец, продавщице. ✹ — Цветком?.. — переспросил он. В корзине уместились и разноцветные розы, и нестойкие ирисы, и дурманящие лилии, и дорогие орхидеи, и ещё какие-то цветы, каких он не знал. Голубь попытался сравнить Олесю с каким-либо из этих цветков. Кажется, все бы они неплохо смотрелись рядом с ней, особенно белая роза. Однако что-то в ней было не то… Роза — она и есть роза, и больше нечего искать в этом цветке, никак по-другому не назовёшь его. ✹Flёur—Шиповник Она лежала — чистая и непорочная, даже её шипы были насильно срезаны. Она лежала и смотрела на него, и ждала воды, как смертельно больной человек ждал своих антибиотиков. Конечно, она всего лишь цветок и не может противостоять натиску ножниц. Её обрубили, срезали все колючки, а теперь таскали в корзинке, как посмешище, как шута. Кто-то обязательно купит её однажды, не утаив восхищённого возгласа, а потом она задохнётся своими оковами, стоя в вазе и глядя белым взглядом в окно на крылатых людей. Однажды к ней припадёт раз или два чей-то нос — и это всё, что было из ласки на её сорванном веку. В конце к ней придёт человек. — Фу-у-у, — скажет он и отпрянет, — ты отвратительно пахнешь. Совсем протухла. И роза повидается с дном мусоропровода. В чём был смысл её существования? Возмущаются: почему существуют пауки, комары, тараканы, змеи и прочие твари? А зачем нужны розы? Что же Джузо искал в этих цветах? Возможно, он хотел, чтобы они были как раз не только цветами, а чем-то большим, чем-то ещё… — Какой тебе нравится? — девушка повернулась к Сузуе. — Я куплю тебе, какой захочешь. — А должно быть не наоборот? — юноша почесал волосы, сомневаясь и пытаясь вспомнить, как там положено. — Мне всё равно, как там должно быть. Какой нравится? — Это только цветы, они ни к чему мне. — И правда, мне тоже не нравятся люди на грани смерти. Они такие ущербные и уже отмершие… Особенно эта белая роза: у неё даже лицо побелело от предсмертного состояния, — она с любовью посмотрела на цветок. — Люблю белые розы, поэтому возьму красную. Дайте вот эту, пожалуйста, она хотя бы с шипами. Торгующая цветами очнулась только сейчас. На минуту ей показалось, что она попала не то в транс, не то в секту. Дурные люди с дурными разговорами. Они вообще понимают, о чём говорят? Нет, люди не бывают глупыми. Это обычный цветок, обычная роза. Да их на свете как муравьёв! Розы для того и нужны, чтобы их срезать, муравьи для того и нужны, чтобы их давить. Нет, люди не бывают глупыми. Люди должны пользоваться всеми благами света. — Возьмите. Леся достала маленький кошелёк для мелочи и отсыпала полторы сотни йен. Девушка отдала розу и предпочла скрыться, даже не взяв деньги. — Девушка! — окликнула её Олеся. — А как же плата?.. Торговка опрометью бросилась в дверь. Люди должны. Люди. Нет, люди не бывают глупыми. Она схватила белоснежную розу и разломила её пополам. И ещё, и ещё одну… Ей хотелось избавиться от них, сплавить куда-нибудь, как ребёнку хотелось выкинуть манящую и опасную книгу страшных историй. Они всё равно мёртвые, они всё равно ничего не чувствуют. Они не могут. Люди могут, а они — нет. Она выдирала её лепестки, как будто роза была лютым противником людей. Бессмысленна и без шипов, ей не тягаться с великими людьми. И даже если у неё есть шипы, они никогда не помогают… Джузо посмотрел убегающей незнакомке вслед, Леся пожала плечами и закинула монетки обратно. «Не хотит — и не надо, — оправдалась она перед собой и задумалась. — Или моя терапия даёт обратный эффект?… Да не, бред какой-то.» Она протянула цветок Сузуя-чи. — Тебе нравятся белые розы, но ты взяла красную. Почему? — спросил тот. — Мне кажется, ты больше на эту похож, — улыбнулась она. — Такое ощущение, что все розы — белые, их просто покрасили в разные цвета. Я верю, что однажды с красной розы спадёт её краска, и она вновь станет чистой. Сейчас такие времена, что даже снег становится чёрным при падении, но не всё, что падает с небес, красится, и белая роза — живое этому доказательство. — Кажется, Шинохара-сан говорил что-то подобное. Он принял из Лесиных рук цветок. — Тебе кажется. Роза и правда была похожа на мертвеца, испуская слащавый запах, пытаясь скрыть под ним трупный. Да, уж Сузуе он был знаком. С его пальца потекла капля, словно эта красная роза пыталась окрасить всех в свой цвет. Она умирала и хотела оставить часть себя в этом мире. Она не знала, что красный мир ничем не лучше серого. Джузо поднёс палец ближе и смотрел то на шип, то на него. Возможно, он ничего бы и не заметил, если бы глядел в тот момент в другую сторону: отсутствие ощущений, когда шип проколол кожу. «Она пыталась сделать так, чтобы её не сорвали, когда растила эти шипы? Пыталась защититься? — подумал Джузо, смотря на лицо розы. И он хмыкнул ей в глаза, открывая её беспомощность. — Это бесполезно». Он был похож на цветок. Его дурманящий запах очаровывал, и пугал, и требовал сорвать. Аромат и внешний вид будто сговорились, провоцируя. Даже эти движения были особенными. Совершенная индивидуальность — вот, что притягивало. Бывают ли ещё такие? Возможно, но они не растут, как все другие, кучками, в специальных местах и условиях, они могут появиться на разных континентах и в любое время. Если бы этот цветок можно было вырвать, его бы давно засунули в музей или показывали в цирке уродов. И люди стояли бы, и люди хлопали его гниению, самому прекрасному гниению мира. Они бы смотрели, как его крутило от недостатка питания, как обтягивалась его белая кожа вокруг молочных костей, и он всё равно был бы прекрасен, как луна, которая, опадая и превращаясь в месяц, не становится хуже. Ему было бы всё равно: привык. Разнообразие эмоций и взглядов, вспышки, они бы пытались проникнуть к нему под купол, но они не могут. Они только могут прислоняться своими лицами к стеклу, лапать его руками, безумно желая пробить и потрогать цветок, сорвать с него лепестки. «Нет-нет! — замахала бы какая-нибудь девушка руками на вопрос о том, что бы она сделала с этим существом, попади он к ней в руки. — Я бы хотела позаботиться о нём: он выглядит таким измученным… Я бы поддерживала его, заботилась о нём, ухаживала. Он был бы счастлив со мной, потому что я желаю сделать его счастливым. Я хочу разобраться в нём и помочь. Думаю, ему нужен друг, он не хочет быть здесь и, тем более, один, — и она бы улыбнулась своим альтруизмом. И Джузо бы улыбнулся. И хило посмеялся бы — настолько, насколько способно было его тело на тот момент. Она думает. Ну и лгунья. Он не хочет быть здесь. Лучше бы он вообще не рождался этим цветком, чтобы никто не обращал на него внимания. Он не хочет быть здесь, но желание этой девушки поистине эгоистично. Приютить его? Она хочет даже не его часть тела, не его лепесток, как многие, а приютить. Наверное, правда хочет, хочет честно и открыто. Но люди судить не умеют себя, и то, что ей кажется благим намерением, на самом деле является высшей корыстью. Она хочет его всего. Вот так вот? Она считает, что с ней ему обязательно будет хорошо, значит? Это так тупо, так по-дурацки. И он улыбается её глупости и эгоизму. ✹ — Ты тоже похож на цветок, — окликнула Леся. — Да? На какой же? — Сузуя положил розу, быстро охладев к ней, и потянулся к девушке. — На цветик-семицветик, который не умеет исполнять желания. «Красивый и редкий, но до чёрта бесполезный». — Разве цветы должны исполнять чьи-то желания? — Нет, они же не умеют. Но этот должен. — Почему? — В сказке писалось. — В сказке… — Джузо заглянул в кружку с чаем и уже растворёнными конфетами. — Люди сами придумывают, кто и что должен делать для них, хотя сами так не умеют, а когда понимают, что их ожидания не оправданы — бесятся с жиру. — Здраво мыслишь, — оценила Леся. — Но тогда… не нужно было выпячиваться тем, что ты отличаешься от других. Никто бы от него не требовал чудес, не будь этих сказок, расти он просто где-нибудь в поле, как другие. Люди быстро привыкают к прекрасному, и его бы тоже перестали замечать. Раунд. — Они сами виноваты, что хотели чего-то необыкновенного от цветка, не отличающегося ничем, кроме вида. Не он же распускал о себе эти истории. Сам надумал — сам пожалел. Лучше ничего не желать, — он улыбнулся и добавил, — кроме сладостей и хорошего сна, конечно. Лесины глаза сузились до щёлочек, а лоб оброс складками. Сначала она почесала его, затем закрутилась на скамейке, залезла на неё с коленями, после подложила руку под голову, поставила ноги на место, сопровождая всё это взглядами на Сузую и междометиями: «Хм» и «Хм-м-м-м-м-м-м-м…» Наконец она призналась: — Ладно. Ты выиграл. Мне нечего сказать. — Да я и не старался, — маняще улыбнувшись, юноша припал к чашке и в ту же секунду подавился вкусом чая, а затем подарил блондинке «незабываемый» взгляд. Та подняла руки, готовая к расстрелу. Она уже представляла у себя в голове грядущий разговор: « — Ты сам туда их кинул, никто тебя не заставлял. — Но ты же сказала мне кинуть, — ответит Сузуя и вдруг поймёт нелепость этой фразы и задумается: зачем он вообще их туда кинул? — А своей головы у тебя нет, меня слушаться будешь? — Я кинул, потому что сам захотел. — Тогда я при чём? Раунд! — и она победно улыбнётся…» Из-за кадра её мыслей появился спасительный голос, и руки положили на середину стола роскошное блюдо. — Ваш заказ готов! Девушка, продолжая держать руки навесу, задрала голову к официанту. — Чая ещё принесите, пожалуйста. Джузо тоже оживился, мгновенно отпустив Лесе грехи. — И какие есть десерты?