Записки о моем муже.

Настроение сейчас: тревога. Музыка: Дмитрий Шостакович – Вальс №2. Нам с Рэдом повезло. Новая вынужденная разлука продлилась не пять лет, а всего четыре месяца. За это время, я не успела извести себя настолько, чтобы наделать глупостей. И даже не сорвалась в алкогольную яму, хотя бывали очень тяжелые дни. В такие моменты приходилось практиковать медитацию, как рекомендовал доктор Тэнь. Или плакать в душе под шум воды, как однажды научила приемная мама. Когда у Рэда получалось прислать сообщение, давая этим понять, что он в относительном порядке, острая тоска отпускала, и я общалась с Домиником. По большей части расспрашивала его о маме биологической. О моем биологическом отце старик говорить не любил. Все что удалось узнать: он был очень могущественным и таким же опасным. В жизнь обычных людей шпионов не внедряют. Отец и мать состояли в браке. Но не друг с другом. Законный супруг матери, кажется, еще жив. Доминик не знал точно – они не общались много лет. Любовники. Холодная война. Страсть, которой невозможно противиться. Постоянная опасность для обоих. Вынужденная ложь. Осознанное хождение по краю дозволенного. Адреналиновая зависимость или лабиринт без выхода? И трагичный финал с маленькой девочкой, что осталась одна в большом мире. Все это было похоже на сюжет очередного романа Джона Ле Карре. Читать было бы интересно. А жить в таком – больно. Доминик не возмущался, что я зову его только по имени. Но ждал слова «дедушка», я это чувствовала. Сам иногда с трудом не называл меня Машей. Я делала вид, что не замечаю заминок с именем, потому что преодолеть собственный психологический барьер пока не получалось. Он показал мне много старых маминых вещей, что хранил в гараже. Ее рисунки чем-то напомнили мои собственные в том же возрасте. Я пересматривала их достаточно недавно – после того как забрала папины вещи из Небраски. Теперь, увидев квадратные домики и схематичных человечков, нарисованных маминой рукой, поняла, что мы обе с ней не были наделены художественным даром. Зато узнала, что мать умела танцевать. Даже училась этому некоторое время, пока не попала на работу в КГБ. Меня в детстве папа отдавал на балет. Может быть, знал о возможной наследственной склонности. Но педагог быстро поняла, что крошка Лиззи родилась «с двумя левыми ногами». Мой максимум в танцах – способность не отдавить ноги партнеру, при поворотах. Больше всего мне нравится просто переступать с ноги на ногу, прижавшись к мужу как можно ближе, пока он мурлычет мотив одной из своих любимых песен мне на ухо. Еще Доминик рассказал, что у мамы были рыжие волосы и голубые глаза. В детстве она любила розовый цвет и все блестящее. Бывала абсолютно счастлива, если отец привозил ей с гастролей новую куклу. Мой биологический дед, как оказалось, в молодости был музыкантом и даже имел разрешение гастролировать за пределами СССР. Это объяснило, почему среди маминых игрушек нашлось много знакомых мне вещей – приемная бабушка Агнес когда-то покупала такие же папе и тете Джун. Так же стало ясно, откуда в углу гостиной старого дома довольно большой рояль. Он – память о музыкальном прошлом. В один из вечеров в начале июля, вместо ответов на мои вопросы, старик попытался сыграть что-то из Шостаковича. Второй вальс, кажется. Не доиграл, рассердившись на расстроенный инструмент. Но, даже так, мне понравилось. В тот вечер я впервые почувствовала желание обнять его. Спросила разрешение и тут же была захвачена в неожиданно крепкие для его возраста объятия. Отпустив меня, он быстрым жестом вытер глаза, заявив, что поднявшаяся от нотной тетради пыль вызвала приступ аллергии. Я сделала вид, что верю и предложила в ближайшие дни заняться уборкой. Доминик ответил, что его в доме все устраивает. Но, если я ищу себе занятие, то вольна сколько угодно протирать пыль или стирать шторы. Проверял, боюсь ли работать руками? Возможно. И, думаю, остался доволен увиденным. Готовить я почти не способна, зато с пылесосом и стиральной машиной вполне справляюсь. Сильно не спешила, но к середине месяца в жилище бывшего пианиста стало легче дышать и приятнее находиться. Моя новая телохранительница, мисс Наваби, как и обещал Рэд, появилась на следующий день после его отъезда. От предложенной комнаты наверху отказалась, пояснив, что ей будет удобнее работать на расстоянии, пока прямой опасности для меня нет. Перед уходом, установила в доме несколько маленьких видеокамер. Доминик при этом морщился, но молчал. И в принципе был с Самар гораздо вежливее, чем с Рэймондом и со мной, в первые минуты знакомства. Муж еще раз оказался прав: присутствие в доме посторонних – отличный способ сдерживать эмоции. Меня посторонней старик, очевидно, не считал с самого начала. В общем, мы потихоньку уживались. Постепенно биологический дед даже стал оказывать мне большое доверие – поручать покупки в ближайшем городке. Самар в такие дни ездила со мной – исполняла роль водителя. Общались мы немного, но она успела рассказать, что родом из Ирана, в израильскую спецслужбу попала при сложных обстоятельствах, а с моим мужем ее свело желание найти того, кто виновен в гибели младшего брата. Поиски пока успехом не увенчались, но мистер Реддингтон оказался весьма интересным человеком, так что мисс Наваби решила продолжить сотрудничество с ним. Не скажу, что привлекательная и явно знающая себе цену девушка мгновенно мне понравилась, но в одном она сразу повела себя правильно. Сложила 2 и 2, сделав верный вывод о близких отношениях между мной и четвертым номером из списка самых разыскиваемых преступников США. И уверила, что не позволит себе выхода за рамки делового общения с Рэдом. Я в свою очередь, заверила ее, что меня не беспокоил этот вопрос. А сама на несколько дней задумалась, насколько могли быть понятны для окружающих мои собственнические повадки, во время повседневной работы агента Кин и мистера Реддингтона. И до какой степени опасна для нас такая несдержанность. По всем признакам выходило, что опасность огромная. Если правду узнают враги мужа, меня могут использовать как его слабость. Убьют. Меня или его, сделав из меня приманку. Если сведения дойдут до моих коллег – меня уволят, Рэймонда посадят. Или посадят нас обоих. Его по многим пунктам, меня за пособничество ему. Оба варианта приятных эмоций не вызывали. Но, сколько бы ни напоминала об опасностях, я не могла лгать себе. Когда Рэд рядом, я теряю контроль. С трудом сдерживаю невероятно острую потребность быть с ним. Смотреть на него, слышать голос, прикасаться к нему. Демонстрировать другим людям, что он мой. И с годами эти ощущения не ослабевают. Страсть, которой невозможно противиться. Может быть, моя биологическая мать испытывала к отцу нечто похожее? Судя по поведению деда, отец был для матери неподходящей парой. Во всяком случае, по мнению их окружения. Как Рэймонд – неподходящая пара для меня. Очень могущественный и такой же опасный. Не хочу, чтобы мы повторили их судьбу. Если обстоятельства заставят бороться с врагами Рэда, буду стрелять, пока смогу. От коллег придется бежать, пока буду в силах. Но отдавать мужа, кому бы то ни было, я точно не стану. Так ему и сказала, когда он, наконец, вернулся. Почти в конце сентября 2014. Едва шевелящийся от усталости и со следами побоев на лице. Но главное – живой. Мой. Не отдам. Теги: тоска, размышления, шпионы, общение, семья, решимость. Доступ к записи имеют только зарегистрированные пользователи. Нажмите, чтобы войти или зарегистрироваться.