Записки о моем муже.

Настроение сейчас: желание умереть. Музыка: Evanescence – My Immortal. Он просто исчез. Мой любимый растворился в пространстве, сбежав от преследования американских властей. Исчез. Но не взял меня с собой. Из Брюсселя я улетала вместе с Айзеком. На встревоженное «что случилось?» приятель не смог четко ответить. Сказал только, что Рэймонд оставил инструкции по эвакуации, которые неожиданно были инициированы. Поэтому мы летим домой. Все цифровые и физические следы моего пребывания в Бельгии будут уничтожены. Словно Элизабет Милхоун не покидала Омаху и продолжает там ухаживать за больным отцом. Именно это я и должна делать, в ближайшее время. Рэд свяжется со мной, как только станет безопасно. А Айзек будет рядом, до этого момента. И Айзек действительно пробыл рядом. Только не до возвращения Рэймонда, а до получения того проклятого письма, в декабре. Рождественский подарок, черт его возьми. Или самый неудачный презент на первую годовщину свадьбы, в мировой истории. Я сейчас достала его, чтобы ничего не спутать, передавая содержание читателям. Но, как и думала, помню дословно. Слишком много раз перечитывала. Ненавижу в нем каждую букву. Рэд недавно наткнулся на конверт. Был смущен, весь вечер молчал. Потом просил прощения, снова. И предложил сжечь письмо. Я отказалась. У него есть шрамы снаружи. Это письмо – мой шрам изнутри. Его нужно помнить. Вот оно, лежит передо мной. Обычный белый конверт, сейчас слегка посеревший от времени. Длинный, как для счетов или извещений, но без подписи в специальном прозрачном окошечке. Там видно только одно слово: «Лиззи». Рэд заставил меня ненавидеть собственное имя, целых пять лет. Имя на конверте. И много боли внутри: Лиззи. Случившееся в Брюсселе и последовавшие за этим несколько инцидентов показали, что находиться рядом со мной для тебя слишком опасно. Последние полгода за мной пристально следили не только в ФБР и других спецслужбах. Среди тех, кого я считал союзниками, оказались предатели. Для того чтобы разобраться с каждым из них понадобится время. И на это время нам с тобой необходимо расстаться. Я помню и ценю то, что ты готова была бежать со мной. Но не прощу себе, если во время этого побега с тобой что-то случится. Могу только уверить тебя, что со мной все в порядке, насколько это возможно. И попросить прощения. Ненавижу себя за это письмо и нашу разлуку. Все что у меня осталось сейчас – надежда. На то, что нашей любви хватит сил пережить это. А тебе – сил простить меня. Твои вещи из квартиры в Нью-Йорке будут собраны и доставлены на небольшой склад в Бронксе. Адрес придет на телефон, в виде смс-сообщения, как только все будет готово. Счет кредитной карты, оставшейся у тебя, переоформлен на твое имя. К сожалению, вернуться в любую из наших квартир ты не сможешь – договор аренды пентхауса расторгнут, данные о нем уничтожены. Студенческая квартира продана. Риелтора тебе так же нужно будет найти нового. Мистеру Фоули пришлось сменить имя и переехать. Как видишь, я сделал все возможное, чтобы устранить любые связывающие нас следы. Это необходимо, для той же безопасности. И это не значит, что я отказываюсь от нас, милая. Обещаю приложить все усилия для того, чтобы наша разлука оказалась короткой. Я так же оставляю охрану для тебя. Эти люди не станут подходить и знакомиться, но будут присматривать за тобой, чтобы я не сошел с ума. Айзеку придется занять место Тайлера, к сожалению. Надеюсь, ему повезет больше, и однажды ты снова увидишь нас обоих. Умоляю тебя о терпении. И люблю. Как год назад, пять лет назад и всегда. Прости.

Рэймонд.

Вот так он забрал у меня мою жизнь. Дал однажды, полностью окружив ее собой. Сделав себя ее смыслом. И отобрал, в конце 2008 года. Оставил взамен счет в банке и невидимую охрану. Словно мне было до этого дело. Мне не до чего дела не было. Я как будто снова очутилась в Апалачиколе. С пустотой внутри. Только она не заполнялась. Ни спустя пару месяцев, ни спустя год, ни через пять лет. Новая пустота. Черная. Холодная. Ядовитая. С ней мне предстояло научиться жить, хотя жить в первые несколько месяцев совершенно не хотелось. Мужу не понравится читать это, но я обещала себе быть честной на страницах дневника. После того, как Рэд меня бросил, я задумалась о самоубийстве. Разве могло быть иначе, когда мой смысл исчез? Внутри осталась только боль, а снаружи слезы. Папа прочел письмо и все понимал, давая мне время прийти в себя. Да. Я временно переехала к ним с Линдой, потому что договор аренды нашего дома в Омахе тоже расторгли, и мне пришло уведомление о выселении в течение недели. Линде ситуацию объяснили сначала срочными делами, из-за которых запланированный отпуск пришлось отложить. А потом – пропажей самолета Рэймонда без вести, в горах Португалии и признанием его погибшим. Иначе мой убитый вид и переезд было не оправдать. Отец продолжал лечение. Вопросов с оплатой не возникло. Судя по всему, Рэд на расстоянии заботился не только о моем финансовом благополучии. Но, для Линды, деньгами на лекарства и процедуры распоряжалась как раз я. Так настала моя очередь заново завоевывать симпатию и благодарность мачехи. Теперь она всячески старалась помочь мне выбраться из депрессии. Получалось плохо, но я изо всех сил делала вид, что результаты есть. Чтобы меня оставили в покое. Днем, когда Линда была на работе, а папа на лечении, я получала необходимое одиночество. А еще оставалась наедине с отцовскими лекарствами. Их было много. Разных. Полезных для больного, но вредных здоровому организму. И однажды, в начале февраля 2009 года, за пару дней до 49-ого дня рожденья мужа, я обнаружила себя держащей на ладони горсть смешанных таблеток. По чуть-чуть из каждой упаковки. Чтобы не забирать у папы все сразу. Это было бы эгоистично. Ссыпав лекарства на прикроватную тумбочку в своей комнате, я отправилась на кухню, чтобы набрать воды. Не отношусь к тем, кто способен проглотить таблетки без жидкости. Пока шла вниз, у меня вдруг всплыла мысль о том, что запивать лекарства, при таком способе самоубийства лучше молоком. Якобы оно обволакивает стенки желудка и, умирая, ты не почувствуешь изжоги. То есть будет не больно. Понятия не имею, кто и с чего это взял. И откуда такая информация в моей голове. Может, из какого-нибудь фильма или книги. Но, вместо воды, я налила в стакан молоко. Поднялась обратно. Минут через двадцать, еще раз поплакав о разбитой любви, собиралась отправить в рот первый десяток таблеток, когда в комнату вдруг вошел отец. Оказывается, уже минуло шесть вечера и Линда забрала его из больницы. Я выпала из времени, как часто бывало после исчезновения Рэда. А еще, высыпая для себя часть папиных лекарств, я забыла поставить упаковки на место. Рассеянность, которая спасла мне жизнь. Обычно папа стучал, прежде чем войти. Но в тот раз был так озадачен пропажей таблеток, что просто вошел. Не помню, сказала ли я что-то, застигнутая врасплох. Или только посмотрела на него. Но таблетки рассыпались на кровать, а папа все понял. Он все еще был слабым после лечения. Или мне так казалось. Но в тот момент у него откуда-то взялись силы. К тому же он позвал Линду. Вдвоем они утащили меня в ванную и засунули под холодный душ. Прямо в одежде, не задергивая пластиковую штору и не закрывая дверь. Чтобы не оставлять меня одну. Могло ли быть что-то ужаснее? Мой отец сидел на унитазе с опущенной крышкой, как на стуле. И смотрел, как на меня сверху льется ледяная вода. Я начала чувствовать, что вода ледяная, только несколько минут спустя. Когда слезы снова прорвались наружу и оказались ужасно горячими. Потом я задрожала. И завыла. Как раненое животное. Боль тоже нашла выход. Не знаю, сколько это продолжалось. Не помню, как снова оказалась в своей комнате, откуда уже исчезли таблетки и молоко. Но помню, как Линда сидела у моей постели всю ночь, не выключая ночник, как делают для маленьких детей. Как делают матери для детей. У Линды не было детей. И она не была мне матерью. Но у меня не было матери в принципе. Так что подобная забота оказалась в новинку нам обеим. И сблизила нас, не хуже кровной связи. Теперь папина жена не стеснялась ругать меня, а я научилась ее слушаться. Почти в 25 лет, впервые ощутив себя ребенком из полной семьи. Очень приятное ощущение. Линда взяла отпуск и, вместо поездки на отдых, которую обещал им с папой Рэд, стала разрываться между нами с отцом. Пока она отвозила и забирала папу из больницы, за мной присматривала их соседка, миссис Хьюм. После ледяного купания, я схватила воспаление легких, что оказалось очень кстати – необходимость присмотра постороннему человеку объяснили моей слабостью из-за болезни, а не неудавшейся попыткой самоубийства. А еще физическая слабость, ломота в костях, жар и кашель облегчили мои душевные страдания. Или просто дали возможность не думать о муже, хотя бы некоторое время. Если у тебя высокая температура, думать вообще очень сложно. И к весне Рэд, наконец, перестал мне сниться. Это тоже помогло. А на Пасху когда болезнь отпустила и, получив раскрашенное яйцо и конфеты от Линды, я, наконец, смогла впервые с Рождества искренне улыбнуться, отец решил поговорить о случившемся. Теги: боль. Доступ к записи имеют только зарегистрированные пользователи. Нажмите, чтобы войти или зарегистрироваться.