Больше любви

— Когда это началось? Между нами? — голос Джейме хриплый со сна, да и глаза он едва открыл. Не это она ожидает услышать вместо «Доброе утро». Серсея гладит брата по щеке и прижимается голой грудью к его. Они сейчас вместе лежат на брачном ложе Серсеи, редкое утро, которое они могут встретить в объятьях друг друга. Роберт на охоте, а Серсея слишком поглощена негой, чтобы просто вспомнить о существовании своего мужа. — Так было всегда. Помнишь? Еще когда мы были в утробе, — Серсея накручивает золотую прядь его волос на палец и тянется за поцелуем. — Так было всегда. Она лжет. Она прекрасно помнит, когда все началось — после смерти матери. Серсея не уверена, случилось бы что-то между ней и братом, если бы мама была жива. Была бы тогда нужда совращать брата, чтобы получить еще немного любви? — В самом деле? — Джейме смеется, такой сонный и красивый. Серсея одобрительно целует его вновь, когда он кладет ладонь ей на бедро, гладкое, белое и сияющее в рассветных лучах. Первая беременность не испортила её тело, и она прекрасна по-прежнему. — Конечно. Мы как Таргариены, помнишь? Предназначены друг для друга. Лгать Джейме легко и приятно — он так жаждет её, что Серсея не желает терять ни крупицы его любви какими-либо разногласиями или подозрениями. Эта любовь необходима ей, чтобы жить, чтобы дышать, он единственный, кто любит её столь сильно. Хорошо, что у неё есть Джейме — хорошо, что она заполучила его себе. На самом деле она удивлена, что он не помнит, когда их объятья перешли в поцелуи. Серсея тогда переживала о неудавшейся помолвке, о предсказаниях, о холодности отца, о мерзком карлике, по недоразумению зовущимся её братом — и Джейме стал единственной возможной отдушиной. Для неё это было сперва игрой, неплохим развлечением: наряжаться в красивые платья только для него, прижиматься как можно чаще, целовать на ночь как будто случайно дольше, чем нужно. Она и не думала, что его отдача будет... столь сильной. Рука Джейме скользит выше, зарывается ей между ног, и Серсея охотно раскрывается брату навстречу, кладет другую его ладонь себе на грудь, смеется, когда он начинает беспорядочно её целовать. Она толкает его, заставляя лечь на спину, и оседлывает, направляя в себя. Движения мягкие, неторопливые, и близко не сравнить с тем, как берет её пьяный Роберт. Серсея поднимается и опускается, крепко сжимает его естество внутри и закусывает прядь собственных волос, чтобы не кричать от наслаждения. Пусть они и одни в покоях, кто знает, подслушивают их или нет. Джейме такой красивый, так любит её, позволено ли ей желать большего? Серсея не знает, но всё равно хочет ещё больше, чтобы её любили просто так, даже тогда, когда её красота увянет, пусть это произойдет совсем не скоро. Как любила бы мама, если бы была жива. Идея приходит Серсее в тот момент, когда они с Джейме выгибаются в экстазе и она падает на него и утыкается в плечо, сотрясаясь от удовольствия. Она чувствует, как его семя вытекает из неё, и скрещивает ноги, чтобы сохранить в себе большую часть. Она улыбается Джейме, не собираясь делиться с ним пришедшим в голову планом, и он снова засыпает, обняв её за талию. Серсея бросает взгляд на пузырек с лунным чаем, стоящий рядом с постелью, и, дотянувшись до него кончиками пальцев, опрокидывает прямо на пол. Её муж невыносимый идиот и никогда ничего не заподозрит, Джейме же когда-нибудь может захотеть бросить её, а... А прекрасные златокудрые дети, которых она родит от него, никогда не перестанут любить её. Как она могла забыть, что нет ничего крепче любви детей к матери. Она и сама неплохой пример. Серсея целует Джейме в лоб и тихо смеется. Они действительно прямо как Таргариены. Интриги и любовь. Всё, как должно быть.