Другой мальчик

Однажды это случилось. То есть, конечно, это произошло не вдруг, но у Дэнни сложилось впечатление, что все случилось именно внезапно. Сегодня он увидел в зеркале Тони. Еще вчера, кажется, в отражении он видел себя, а теперь там появился Тони. Дэнни поднял правую руку, и Тони в зеркале поднял левую. Дэнни шагнул влево, и Тони шагнул вправо, словно преграждая ему путь. Дэнни не видел Тони уже давно. Даже если сосредотачивался (сиял) Тони больше не приходил. Видения по-прежнему случались, но уже без участия Тони. Дэнни казалось, что он уже и забыл, как выглядит мальчик, когда-то предупреждавший его о кошмарах «Оверлука». Может быть, именно поэтому он и не узнавал в зеркале Тони. А может быть, потому что, как и большинство мальчишек, Дэнни Торранс редко смотрелся в зеркало. На мгновение Дэнни показалось, что он просто уснул и сейчас Тони покажет ему что-то важное, но потом понял, что не спит. Тони стоял внутри зеркала. Это было такое привычное зрелище, что у Дэнни появилось ощущение, будто он встретил старого знакомого. А потом с силой навалились воспоминания об «Оверлуке». Перед глазами Дэнни замигали темные пятна, ноги стали ватными, руки тяжелыми, к горлу подступила тошнота. Он увидел вьющиеся заросли на синем ковре (если долго присматриваться к рисунку, то можно заметить, как они шевелятся и среди них проступают очертания каких-то существ), женщину в ванной (кожа у нее с фиолетовыми пятнами), кустарник в виде кролика (он поднялся на задние лапы и оскалился, будто стал хищником) и услышал (ТРЕМС) стук молотка. Дэнни зажмурился. Это были не те призраки, которые приходили к нему сразу после «Оверлука». Он запер их всех в ящике в своей голове. Это были просто воспоминания, которые вызвал вид Тони в зеркале. Торранс открыл глаза и внимательнее посмотрел на свое отражение. Из-за непрошенных видений он весь взмок. На лбу блестели капли пота. Он стер их рукой. На самом деле из зеркала на него смотрел не совсем Тони. Мальчик, который приходил к нему в пять лет, был тоньше, что ли. Это заключалось не только в его худобе, но и в болезненной хрупкости. Под глазами лежали тени, делавшие сами глаза огромными и настороженными. Он редко улыбался. Дэнни подумалось, что Тони выглядел так, словно ждал, что сейчас (случится что-то плохое) (ТРЕМС) его ударят. Даже пережив случившееся в «Оверлуке», Дэнни таким не стал. Эта мысль заставила его нахмуриться и еще внимательнее всмотреться в отражение. Интересно, сколько лет было Тони, когда тот оказался в «Оверлуке»? Почему-то Дэнни казалось, что Тони был старше него. Но еще сильнее он хотел бы знать, смог ли Тони выжить. * Тони сидел на первом этаже отеля, прижавшись спиной к конторке администратора. Джек-младший спал у него на руках. Если бы сейчас они были в Стовингтоне, Тони бы мог умилиться, слушая, как потешно сопит его младший братик. Впрочем, не только в Стовингтоне, но и в любом другом месте, лишь бы подальше от «Оверлука». Джеки спал и его ничего не волновало. Ему было тепло и сытно — Тони пришлось позаботиться об этом, потому что теперь кормить Джеки больше было некому. Мама лежала неподалеку. С того места, где сидел Тони, ему было хорошо видно и ее, и папу. Она бежала к лифту, когда отец нагнал ее и ударил молотком для роке. Ей не так повезло, как другой Венди Торранс — матери Дэнни, который иногда звал Тони к себе: первый удар раздробил ей позвоночник на уровне поясницы. Ноги тут же подкосились, и она с тяжелым звуком рухнула на пол. Мама закричала. — Джек, пожалуйста, Джек, — запричитала она, с трудом переворачиваясь на спину. Ее ноги, теперь ставшие непослушными, так и остались положенными одна на другую, словно она решила сесть поэротичнее. Она откинулась назад на локти и с ужасом и мольбой смотрела на мужа. Джека ее слова не проняли. Вернее, проняли, но совсем в другом смысле, чем ей хотелось. Джек взревел, вскинул молоток и тут же обрушил его на ее голову. Венди попыталась увернуться, но добилась лишь того, что удар пришелся ей не в висок, а в челюсть справа. Ее лицо деформировалось, нижняя губа слева отвисла, изо рта потекла кровь. Венди попыталась не то закричать, не то сказать что-то, но с перекошенных губ сорвался лишь хриплый вой. Вместе с ним изо рта вывалилось несколько окровавленных зубов, которые упали ей на грудь. Теперь можно было подумать, будто ее светлое платье испачкано соком, который любил пить Джеки. Венди подняла трясущуюся руку, пытаясь загородиться от нового удара. Ее глаза настолько расширились от ужаса, что казалось, будто они сейчас выпадут. Джек опять замахнулся. Молоток пришелся на выставленную вперед кисть его жены. Пальцы, вывернутые из суставов, сложились в сторону. Кровь брызнула из раздробленного мизинца. Венди опять завыла. Ее перекошенный рот теперь не закрывался. Джек ударил снова, и на этот раз она не успела увернуться. Молоток для роке врезался ей в левую часть лба. Тони, прятавшийся за конторкой, слышал жуткий хруст, когда отец проломил ей череп. Звук напомнил ему тот, который раздался, когда Джек сломал ему руку еще шесть лет назад. Сам Тони этого почти не помнил, но зато помнил Дэнни, потому что с ним это случилось совсем недавно. Венди повалилась, руки неловко подогнулись у нее под спиной. Ее глаза невидяще уставились в раскрывшиеся двери лифта, куда она не успела попасть. Тони нестерпимо хотелось расплакаться, рыдания почти рвались у него из груди, поэтому ему пришлось до боли закусить нижнюю губу. Только слезы он сдержать не мог, и они катились по щекам обжигающими каплями. Джек что-то орал, обращаясь к мертвой Венди у его ног, когда послышался детский плач. Тони почувствовал, как его сердце сжалось от ужаса. Джеки проснулся и захотел общаться или кушать. Он хотел увидеть лицо мамы… Отец тоже услышал малыша. — А, сука, теперь я знаю, где ты спрятала одного из своих ублюдков, — процедил он сквозь зубы. — Разберусь с ним и найду второго. Ты поняла? Он тряс молотком над изломанным телом Венди, словно угрожая ей и требуя ответа. Но единственным звуком был плач Джеки. — Ты поняла?! — заорал Джек еще громче. Венди молчала. Она ничего не могла понять, она была мертва. Зато понял Тони. Он понял, что сейчас его отец размозжит голову его младшему брату, как только что поступил с его матерью. И тогда Тони останется с Джеком один на один в занесенном снегом «Оверлуке». Но его одиночество будет недолгим, Тони был уверен в этом, потому что отель «поможет» отцу его найти. Мальчик чувствовал (сиял) как в Джеке растет ярость. Ему казалось, что уже некуда, но она только увеличивалась, затапливала все внутри, уничтожала все мысли и струилась вокруг Джека черными смерчами. А за спиной отца Тони отчетливо видел темную громаду. Он знал, что эта тьма за Джеком не черная, а красная, но настолько густая и насыщенная, что видится черной. Эта красная тьма жаждала новой крови. «Оверлук» жаждал ее и сияющего дара Тони. Тогда Тони понял, что должен сделать. У него просто не было выбора. * Перед тем, как спрятаться за конторкой, Тони заглянул в кухню, надеясь найти там Холлорана. Оттуда пахло жареным мясом, так что мальчик был уверен, что найдет повара. Правда, в глубине души он не мог понять, как тот может готовить, когда по дому ходит пьяный и совершенно обезумевший Джек. Тони был переполнен надеждой, когда влетел в кухню, но Дика не увидел, однако запах жареного мяса только усилился и к нему добавилась неприятная вонь горелой ткани и плавленой пластмассы. Он с трудом удержался от того, чтобы позвать Холлорана, — отец мог услышать его. Поэтому он обошел разделочный стол и тут увидел Дика… Верхняя часть тела того была засунута в открытую и включенную на максимальный огонь духовку. Холлоран был высоким мужчиной, поэтому у Джека получилось заткнуть туда только его голову, руки, которыми Дик, наверное, пытался оттолкнуться от задней стенки духовки, и плечи. Но и этого хватило. Тони отчетливо представил, как Холлоран шлепает руками по металлу, кожа на ладонях обгорает и прилипает к стенкам, он продолжает попытки вылезти, и куски оторванной кожи остаются в духовке. Джек крепко держит его за одежду, а когда ему надоедает, что Дик все сопротивляется, Торранс бьет его молотком по спине. (ТРЕМС, ТРЕМС, ТРЕМС) Раз, другой, третий. Наконец Холлоран затихает и падает на нижнюю полку, под которой горит огонь. Его щека обугливается, распространяя по кухне сначала запах жареного, а потом и горелого мяса. Его рубашка тлеет, пластмассовые пуговицы расплавляются. Он так и умер, стоя на четвереньках, до плеч засунутый в духовку своей любимой газовой плиты. Тони не стал думать, отчего наступила смерть — от удушья, нестерпимого жара, который пробрался сквозь череп к мозгу, или чего-то еще. Он надеялся, что отец ударил Дика достаточно сильно, чтобы тот ничего не почувствовал. Здесь запах был таким плотным, что Тони не удержался: его вырвало прямо на кафельный пол рядом с Диком. Спазм был одиночным, и его желудок успокоился. Тони не знал, как не разревелся в тот момент. Машинально он выключил газ в духовке и тут заметил, что куртка Холлорана на спине, у пояса слегка оттопыривается. Он осторожно дотронулся до этого выступа и почувствовал твердый изогнутый предмет. Пистолет. Он приподнял куртку и понял, что не ошибся. Рукоятка револьвера была холодной. Испуганному Тони она казалась почти ледяной. * Тони понял, что должен сделать. У него просто не было выбора. Он вышел из-за конторки. Джек тут же обернулся, услышав его шаги, на его лице появилась улыбка, переполненная безумием и злорадством. — Слышь, шлюха, — бросил он через плечо, обращаясь к трупу жены, — вот и второй твой выродок пожаловал. Понял, что не хрен прятаться. Я все равно его найду. Найду и разберусь, как полагается мужчине, без сю-сю-сю. Он покачал в руке молоток и начал медленно приближаться к Тони. Тогда тот поднял пистолет. Он держал его двумя руками, чтобы уменьшить дрожь. Наверное, ему стоило сделать это раньше — когда мама еще была жива, но тогда он надеялся, что она сумеет разобраться сама. Она же взрослая. Она всегда говорила, что взрослые сами решат свои проблемы, не надо ему ввязываться. Тони всегда верил маме. Даже когда чувствовал (сиял) что она врет. Сказать ей, будто он знает, что она говорит неправду, он никогда не мог. Сейчас Венди больше не было. Взрослые мама и папа не смогли сами решить свои проблемы, поэтому это придется сделать ему. Тони не стал умолять. Не попытался достучаться до разума Джека. Он знал, что «Оверлук» не позволит папе услышать его. Поэтому он просто нажал на спусковой крючок — надавил указательными пальцами обеих рук со всей силы, на которую был способен. В пустом зале отеля громыхнуло так, что от неожиданности у Тони заложило уши. Ствол дернуло вверх, рукам стало больно. Мальчик видел, что Джека качнуло в сторону, а его правая щека превратилась в месиво из крови, раскрошенных зубов и костей челюсти. Но Джек тут же выпрямился и продолжил идти на сына. Словно что-то не дало ему упасть, вовремя дернув за ниточки, которые были привязаны к его рукам и ногам. Тони опять направил пистолет на отца и выстрелил второй раз. Ему показалось, что на этот раз грохот был гораздо тише. По рубашке на груди отца начало расплываться красное пятно, но Джеку опять не позволили упасть. — Да умри же ты! — заорал Тони. Рыдания наконец нашли выход из его сердца. Он почувствовал, что перед глазами все плывет от слез. Он любил отца, но любил и маму, и маленького Джеки, который вообще не сможет защититься от Джека. У него не было выбора. Он выстрелил в третий раз, надеясь, что попадет, потому что из-за жгучих слез почти не видел приближающейся фигуры с молотком. Револьвер коротко (ТРЕМС) грохотнул, и Джек наконец упал. На его лбу появилась аккуратная дырочка от пули. Его мертвые глаза уставились в потолок. Жуткая ненормальная улыбка так и не сошла с его губ. Силы покинули Тони. Он выронил револьвер, сам упал рядом с ним и зарыдал, воя и судорожно всхлипывая. Его плач слился с плачем Джеки, который не знал, что случилось, а просто хотел, чтобы его забрали из коляски, прижали к груди и покормили. Он требовал тепла. Плач Тони был плачем смерти, плач его брата — плачем жизни. И этот диссонанс вывел Тони из ступора. Он поднялся и спотыкаясь побрел в комнату, где мама спрятала коляску с младшим сыном. Он спас его, хоть Джеки этого и не знал, а значит, должен теперь заботиться о нем. У него больше никого не осталось. У них обоих. * Тони покормил Джека, сделав все так, как делала мама, и поиграл с ним. Он дождался, когда его брат уснет, потому что его ждали дела. Он не знал, как работает обогревательный котел, но уже заметил, насколько холоднее стало в холле. Отель быстро остывал, но Тони знал, что не сможет сходить вниз, в подвал. Он уже слишком хорошо начал ощущать, как «Оверлук» примеряется к нему, как он ощупывает его, ищет слабые места. Поэтому он знал: ему не стоит ходить в подвал, заглядывать в номер 217 или приближаться к пожарным шлангам. Его сияние и богатое воображение в конечном счете приведут к тому, что однажды он откроет двери отеля и выкинет своего младшего брата в снег, где того уже будут ждать животные-кустарники. Тони застонал. «Оверлук» был уверен, что победит. Он вспомнил о Дэнни. Тому сейчас было всего лишь пять лет, но его отец проделал все, на что отцу Тони понадобилось много лет, очень быстро. У него уже нет работы, и он уже в одном шаге от «Оверлука». Как пятилетний мальчишка справится с подобным? Тони постарался запихнуть эти мысли куда-нибудь подальше. У него и своих проблем полно, чтобы еще думать о другом Дэниеле Энтони Торрансе. Тяжело вздохнув, мальчик принялся за работу. Надо было что-то сделать с трупами, потому что пройдет немного времени, прежде чем они начнут гнить. Он не выдержит натиска отеля, если вся гостиница пропахнет мертвечиной, а «Оверлук» будет только упиваться смрадом, идущим от разлагающихся тел, и становиться сильнее. Тони решил оттащить их в холодильник. Но решить и сделать — большая разница. На то, чтобы справиться с отцом, мамой и Холлораном у него ушло два дня. Каждый раз после этих усилий спина у него ныла, а руки и ноги тряслись. Ему приходилось заниматься этим, когда Джеки спал. Все то время, пока он перетаскивал трупы, они смотрели на него своими безжизненными глазами и словно спрашивали: «Что ты делаешь, Тони? Разве дети могут играть с мертвецами?» Опустить им веки он так и не решился. Потом он натаскал в кухню одеял и подушек из комнат на первом этаже. Из духовки все еще воняло горелым мясом, но здесь хотя бы можно будет греться. Как только он останавливался, переставал решать очередные проблемы, то сразу начинал ощущать «Оверлук». Кровавую тьму, которую он видел за спиной Джека, теперь он постоянно замечал на периферии зрения. Пока она отступала, стоило ему повернуться к ней лицом, но вскоре, как он понимал, она перестанет прятаться. В холле заплакал Джеки. Тони побежал туда, краем глаза замечая тень человека в костюме собаки. Ох, нет… Пожалуйста, не надо! — Как же я люблю нежное мяско, — донесся до Тони голос, а потом он услышал лязг зубов, судя по звуку, гораздо больших, чем человеческие. Тони схватил малыша и прижал к себе. Джеки что-то говорил на своем детском языке, а Тони озирался по сторонам, надеясь заметить тот момент, когда кто-нибудь из «жителей» отеля (ТРЕМС, ТРЕМС, ТРЕМС) бросится на них. Но постепенно он, как это обычно случалось, начал прислушиваться к тонкому голоску брата. Его всегда забавлял Джеки, и с каждым днем все сильнее. Тони начал разговаривать с ним, стараясь говорить серьезно и по-взрослому, потому что папа и мама (ТРЕМС) говорили, что с малышами не надо сюсюкать. Неожиданно он заметил, как кровавая тьма отступает. Он полностью сосредоточился на Джеке, и ледяные скользкие щупальца «Оверлука» покинули его. В следующие дни Тони научился не думать ни о ком и ни о чем, кроме брата. Отель злобно выл в ночи и скребся в двери кухни, но достичь его не мог. * Спасатели добрались до «Оверлука» спустя три месяца. Открывшаяся картина поразила Тома Стонтона до глубины души. За все годы работы в службе спасения он не видел ничего подобного и теперь просто не знал, что делать. Сначала они наткнулись на два огромных темных пятна на ковре в холле, в которых безошибочно узнали кровь. Такое количество, безусловно, говорило о смерти. О двух смертях. Тому вспомнился его телефонный разговор с неким мистером Холлом, звонившим из другого штата, но при этом предупреждавшем о возможных убийствах в «Оверлуке». Стонтон тогда отнесся к этому звонку как к неудачной шутке и теперь запоздало почувствовал укол совести. Они нашли мальчиков в огромной кухне отеля. Те спали в углу, свернувшись в своеобразном гнезде, устроенном из одеял, подушек и теплой одежды. Гостиница была насквозь проморожена, видимо, котел давно никто не запускал, но здесь, в кухне, было почти уютно. Старший мальчик обнимал младшего, а тот держался за его палец, даже во сне не разжимая кулачок. Казалось, будто они не просто греют друг друга, а пытаются защитить от чего-то. На подушке, около головы Тони (Стонтон вспомнил записи об «Оверлуке», которые просмотрел перед поездкой сюда — там было указано, что старшего сына Торрансов зовут Дэниел Энтони, но родители предпочитают звать его по второму имени) лежал большой револьвер. Он казался каким-то нереальным среди того спокойствия, которое царило между мальчиками. — Тони, — тихо позвал Том, не желая напугать ребенка. И вся идиллия в миг разрушилась. Тони проснулся мгновенно, его рука, только что так мирно обнимавшая брата, дернулась за пистолетом, который Стонтон забрал. Тони не нашел револьвера, и на его лице на мгновение появилось выражение такого безграничного ужаса, что Том даже отшатнулся. Но страх Тони исчез также быстро, как и появился. Все чувства на его лице словно захлопнулись. Он схватил малыша, крепко прижал его к себе и начал сидя пятиться в угол, толкаясь ногами. Одеяла и одежда под ним мешали и сборились. В глазах мальчика Том видел лишь пустоту. —Тони, — еще раз позвал он. — Слышишь? Меня зовут Том Стонтон, я из службы спасения из Сайдвиндера. Мы приехали, чтобы вам помочь. Не было похоже, что Тони слышал его. Малыш проснулся и теперь жался к старшему брату, косо поглядывая на незнакомых людей. — Где ваши папа и мама? — спросил Том, надеясь хоть на какую-то реакцию. — Они здесь, в отеле? Тони не реагировал. — Том! — его позвал один из спасателей, который сейчас стоял около открытой двери в холодильник, где, насколько помнил Стонтон, хранились огромные запасы продуктов отеля. Выражение лица у спасателя было, мягко сказать, странное, поэтому Том подошел к нему и тоже заглянул в холодильник. Несмотря на то, что они нашли два кровавых пятна в холле отеля, Стонтон не ожидал увидеть подобного: в холодильнике у дальней стены, где не было продуктов, сидели мертвецы. Челюсть у женщины была свернута на левый бок, ее подбородок и воротник платья оказались покрыты запекшейся кровью. На лбу у нее виднелась вмятина, из-за которой налитый красным глаз неестественно выпирал из-под века. Рядом с ней сидел мужчина с разорванной щекой и в залитой кровью рубашке. На лбу у него была аккуратная дырка. Третьим оказался высокий негр. То, что перед ним чернокожий, Том узнал по коричневой шее, потому что кожа на руках и лице мужчины обгорела и была содрана до мяса. — Ни хрена себе… — только и смог выдавить из себя Стонтон. — Я так понимаю, что это Джек и Уиннифред Торрансы. — А третий — повар из этого отеля, — добавил спасатель. — Видел его как-то раз в Сайдвиндере. — Какого черта здесь случилось? — спросил Том, хоть и понимал, что ответить ему может только мальчик, который, кажется, вообще не реагирует ни на кого, кроме младшего брата. В это время Стонтон услышал металлический стук и чуть не подпрыгнул от неожиданности. Спасатель резко обернулся и увидел, что Тони выбрался из своего угла, посадил брата на стол и теперь накладывает в глубокую тарелку кашу, стоящую в кастрюле на плите. Он ни на что не обращал внимания. — Сейчас мы покушаем, Джеки, — сказал Тони, обращаясь к малышу. — Ты же хочешь кушать? Надо кушать, чтобы вырасти. Теперь он набирал в ложку немного каши и ловко совал ее в рот брату. Тот послушно жевал. На Тома опять навалилось ощущение нереальности происходящего, как и в случае с револьвером на подушке. Он подошел к мальчикам и, прежде чем Тони сунул очередную ложку в рот брату, перехватил его руку. Тони вздрогнул, пытаясь выдернуть ее, но потом перевел взгляд на Стонтона. Он смотрел на него некоторое время, затем вытянул палец и медленно ткнул спасателя в грудь. — Вы настоящие, да? — вдруг спросил он, и Том сглотнул оттого, насколько хриплым и испуганным вдруг стал голос мальчика. Что же с тобой случилось, пацан? — Да, Тони, — кивнул Стонтон. — Мы спасатели. Приехали узнать, что у вас тут случилось. — Случилось… — эхом повторил за ним мальчик. — Твои мама и папа… — Том боялся напугать его еще сильнее, поэтому не знал, как бы продолжить. — Они… — Тони нахмурился. Казалось, будто он впервые задумался над тем, где действительно его родители, почему они не заботятся о них, почему они с братом вынуждены спать в гнезде из одеял и подушек в промороженной гостинице. — Они умерли, — безжизненным голосом ответил Тони. И тут его прорвало. Из глубин памяти, из места, к которому Тони старался не прикасаться на протяжении трех месяцев, полезли кошмары. Они рвались из него с глухими рыданиями. Его голос, как казалось Тому, не был голосом ребенка, это было что-то нечеловеческое. Стонтон стоял и слушал жуткую историю ожившего ужаса, в котором этот мальчик прожил так долго. В какой-то момент Тому показалось, что он слышит крики — вопли боли и страха — и смех — зловещий и равнодушный. Он закрутил головой по сторонам, но так и не понял, откуда они идут. На мгновение у него проскочила мысль, что это сами стены отеля кричат из-за того, что их добыча ускользает от них, и при этом безумно хохочут, потому что на самом деле «Оверлук» никогда не уйдет из Тони. Наваждение не уходило. Но голос Тони звучал отчетливо. Голос страданий. Стонтон подумал так, и в это время малыш Джеки потянулся к Тони и своими маленькими пухлыми ладошками принялся стирать со щек брата катящиеся слезы. — Неть, — тоненько проговорил он. — Неть, Тони. Неть. И тот вдруг улыбнулся. Улыбка вышла хоть и не очень веселой, но настоящей. — Конечно, нет, Джек, — сказал он, гладя малыша по голове. — Все хорошо. Крики и хохот, терзавшие разум Стонтона, замолкли. Том надеялся, что это случилось и для Тони.