Storm

      Он не ушел от Тэхена, потому что был смертельно болен. Если он и был болен, то только Ким Тэхеном. И это пугало. Никогда он не отдавался никому без остатка, но теперь он терялся между чужих ресниц, рук, губ, поцелуев. Он умирал где-то внутри себя, терял себя, ускользал сквозь чужие пальцы, как холодный песок в лунную ночь на том самом пляже, когда они впервые поцеловались.       Холодная вода омывала босые ноги, лизала своим мокрым языком закатанные джинсы, въедалась в легкие. Тэхен дрожал, кажется с температурой, но усердно делал вид, что с ним все в порядке. Юнги лишь озадаченно поглядывал на нового знакомого, с которым познакомился лишь неделю назад, но который не отлипал от него все эти 7 дней.       Юнги не знал, что когда смотришь на море с кем-то, то сердце бьется чуть быстрее. Ты испытываешь совершенно другие чувства и ты…волнуешься. Юнги волновался, как будто показывал свой экзаменационный рисунок на кружке по рисованию. Он ждал, что скажет Тэхен, как он оценит ту красоту, которую он выделил. Будет ли это красиво для Ким Тэхена? Или это будет серый берег, испачканный нитями черных водорослей и холодной водой?       Этот странный парень стоял по щиколотку в воде, его трясло, он шмыгал носом, но делал вид, что так и надо. Но он стоял и смотрел куда-то вдаль, смотрел дальше, чем Юнги мог увидеть. Смотрел за горизонт, смотрел туда, где солнце только встает, а не садится. А Юнги не заметил, как взгляд его переместился на Тэхена, который больше обычного молчал.       Это молчание было на вес золота. Молчание, которое было необходимо им обоим, чтобы перевести дух, чтобы разобраться в себе и понять, чего они действительно хотят.       Юнги положил руку на плечо Тэхена. Тот вздрогнул. Вопросительный взгляд. Тэхен все еще где-то там любовался одновременно всеми закатами и рассветами.       Юнги чуть привстает на носочки и легко, почти невесомо касается чужих губ.       Сейчас – это потребность. В эту минуту, в это мгновение – это было лучшим решением, которое он мог принять. И он его сделал. Все закаты и рассветы раскрылись в этом мимолетном касании губ. Звезды встали в ряд, выстраивая парад планет, когда Тэхен прижал к себе Юнги, не желая отпускать его хоть чуточку дальше.       Они стоят так, кажется, целую вечность. Юнги чувствует, что Тэхена больше не трясет, но он все так же молчит. От такого болтливого парня очень тяжело добиться хоть немного тишины, но когда она затягивается, Юнги напрягается. Становится пусто. Становится мало Ким Тэхена и его смеха. Становится мало разговоров. Становится серо.       А Юнги не любил серый.       Но, какая ирония, спустя полгода этот цвет стал его любимым. Серая водолазка, серые джинсы, серые кроссовки и пальто. Серый шарф и шапка. Серое лицо. Серый город. Серые лужи.       Только Тэхен приносил краски в его жизнь. Делал его жизнь ярче, интереснее, необычнее. Юнги был готов заплакать прямо здесь и прямо сейчас, ловя лицом противную изморось, которая шла ночами напролет.       Холод пробирает до костей, он кутается сильнее в шарф, чтобы скрыться от ноябрьского ветра, надеясь, что декабрь сможет принести хоть немного красок в его жизнь.

***

      Он сидит в своей квартире и пишет. Пишет о собственных переживаниях и мыслях, что роятся у него в голове. Он не уснет, пока не перенесет все. Глаза его не сомкнуться, пока он не испишет хотя бы несколько страниц.       Стены были исписаны только одним именем, которое повторялось миллионы раз. Одинаковые звуки, одинаковое звучание. Но почерк разный. Вот это – любовь, вот это – безразличие, а это – тоска, а эти буквы, больше похожие на наскальную живопись – это ненависть.       Юнги ненавидел Тэхена и его шутки. Он не понимал, зачем тот тогда подошел к нему в баре, зачем Юнги вообще ответил ему. Зачем Тэхен целую неделю доставал его, чтобы потом Юнги вот так просто сдался. Просто стоя посреди безлюдного пляжа, ночью, в тишине. Только море и они.       Он ненавидел песок, который хранил в небольшой баночке на столе. Но не мог его высыпать, потому что было слишком жалко. Жалко себя, жалко своей влюбленности, жалко своих чувств, которые все никак не остынут и не успокоятся. Он изнывает от непонятного чувства, теснящегося в груди. Он читает книги, он читает про любовь и задумывается…она ли это? Должна ли любовь выражаться в ненависти и желании все бросить и рвануть обратно?       Ему страшно. Он читает про влюбленных девушек и думает, какие они глупые, не замечают самых элементарных минусов своих пассий. Он-то в Тэхене может назвать несколько десятков, если не сотен, если не тысяч.       Он с упорством сидит и чертит два столбца, но заполняется только столбец с пометкой «плюсы», столбец с пометкой «минус» остается почти пустым.       Юнги вспоминает, как Тэхен хрипло смеется. Его рот в этот момент больше похож, что он плачет, а глаза совсем закрываются. Тэхен прикрывается руками, и взгляд Юнги перемещается на длинные, аккуратные пальцы, которыми он старается закрыть свое покрасневшее от смеха лицо.       Юнги кричит, он бьет в стену, он бросается вещами, переворачивает небольшой столик со стулом, и бросается в кресло.       На стенах написано Тэхен ровно 127 раз. Именно столько Юнги провел в самовольном заточении от Ким Тэхена.

***

      Хосок пытается достучаться до Юнги, пытается попасть к нему в квартиру, в душу, в его личное пространство, чтобы попробовать навести там порядок. Успокоить себя и Тэхена, который стал походить на сумасшедшего, катающегося по полу, отказывающегося принимать реальность.       А Юнги всё равно на чужие попытки, он скрывается всё чаще в шумных компаниях, пытается расслабиться, пытается забыться в шуме и чужом смехе. Забыться в алкоголе и сигаретах; в метели, которая бушует по ночам, мешая добраться ему до дома, заставляя остаться в очередной незнакомой квартире с жаркими поцелуями и спускающимися ладонями.       Он убеждает себя, что он вылечился, что ему все равно, ровно до тех пор, пока он не встречает Хосока, который даже не подходит к нему, а только лишь кидает презрительный взгляд и уходит, оставив на столике свой недопитый кофе.       Этой ночью Юнги остается один, заглядывает в свои записи, оглядывается по сторонам, смотрит на стены и берется за ручку, которой выводит еще 59 раз чужое имя, которое произносится глухим голосом, упавшим, севшим. Это имя троится, множится, расползается по стенам, накрывает волной Юнги – он захлебывается. Захлебывается от непонятных ему ощущений. Ему больно. Больно настолько, что он кричит. Кричит так, как кричит животное. Он больше не похож на человека.       Одними губами произносимое имя окунает его в череду воспоминаний, от которых он никогда не откажется, которые он никогда не забудет, потому что слишком четко и детально он их описал в своих рассказах. Они отпечатались у него в памяти, что он может даже назвать дату, сказать какого цвета была трава, как пах тот воздух, как улыбался тогда Тэхен, и сколько морщинок вокруг глаз у него было.       Делая глубокий вдох, медленно выдыхая, Юнги выныривает и оседает на пол. Он понимает, что совершенно не понимает того, что происходит. С ним. Вокруг него. В этой Вселенной. Он чувствует себя песчинкой, которую неожиданно раздуло до вселенских масштабов чужого мира.       - Он любит…меня?       Только тишина отвечает ему, обрушиваясь на него второй волной. Юнги пытается рассуждать вслух, но тишина пожирает все слова, она подбирается к самым ногам, лаская своим холодом пальцы. Тепло уходит из Юнги.       Он трясется, как будто кто-то забыл закрыть все окна в лютый мороз. Его трясет, а он не может понять почему. Ему холодно. И тут он догадывается почему: рядом с ним нет Тэхена, который был ему вместо солнца в самый холодный день. Солнце…       Юнги оседает на пол. Пустота громко звенит где-то внутри, словно поет натянутая струна. Песню о вещах, которые Юнги отказывается принять. Любовь? За что? За вечера, когда каждый из них занимался своим делом? За прогулки по многолюдным улицам? За мимолетные шутки и смех? За что можно было полюбить Юнги, который сделал один единственный шаг навстречу, о котором теперь жалел.       Жалел, что дал надежду чужому человеку. Что впустил его в свой мир, в свое пространство. Юнги жалел, что дал шанс себе поверить, испытать, что такое любовь. Или он надеялся на это? Почему он решил, что именно Тэхен полюбит его: угрюмого, недружелюбного писаку? Или этих семи дней ему хватило, чтобы понять, что это Солнце сможет осветить и насытить светом эти серые луга и поля, что трава снова станет зеленой, а реки забурлят с новой силой?       Нет, он ошибся. Ошибся в себе, полагая, что сможет не привязаться к человеку за каких-то пару месяцев. Юнги не ожидал, что мимолетный презрительный взгляд, сможет напомнить ему о человеке, которого он так старательно пытался забыть. Или и не пытался вовсе?       К чему эти надписи на стенах, подсчет дней? Он обманывает себя, надеясь, что все-таки время излечит, затянет звенящую пустоту, которая медленно выедала изнутри.       - Я люблю…его?