Побег. По двум сторонам океана

      27 июля. Шесть часов вечера       Баррикады росли одна за другой. Солдаты прибывали и прибывали, вместе с ними появились всё новые бунтовщики. Двое неразлучных друзей и супружеская чета сидели в одной из баррикад. В руках молодых было по револьверу, мужчина держал ружьё, которое подарил ему кто-то из единомышленников.        — Мы должны попасть на Пале-Рояль. Что толку здесь отсиживать зад? — сказал Пьер.        — Я согласен, — ответил Ричард.        — Идите, — сказал Эмиль. — Мы с женой останемся здесь. Всё вертиться в центре города, но кто-то должен охранять тылы.       Пале-Рояль была заполнена толпой молодых людей. Они что-то голосили, мальчишки пытались забрасывать камнями солдат, которые сохраняли терпение. Атмосфера волнения, всеобщего негодования и не наступившего взрыва кружила Пьеру голову. "Не зря я пришёл на революцию. Борьба — вот моя стихия".       И тут раздался выстрел.       Пьер не видел, кто первый нажал на крючок — солдат или бунтовщик. Но один выстрел привёл всю смесь гнева и злости, буйства и страстей в движение. Солдаты открыли огонь. Они не щадили ни кого: ни женщин, ни детей, которые рад любопытства и желания быть похожими на отцов забрели на площадь. Пьер разглядел среди восставших давнего знакомого Фабиана Жубера. С яростью тигра он набросился на гвардейцев, крича им след "Я отомщу вам за смерть моей жены!". Но тут же был уложен их пулями.        — Стойте не стреляйте! — закричал Ричард, выбежав к солдатам.       Пьер со всей силы схватил друга за плечо, разорвав ему рукав одежды, и спрятался с ним за стену дома.        — Нашёл время для дипломатии! Хватайся за оружие, затем ты брал его?       Но оружие у Ричарда исчезло. Он выглянул из-за стены и увидел его лежащим прямо напротив военных. Один из солдат взял пушку и засунул к себе, чтобы никто из бунтовщиков не применил револьвер против него.        — Возьми тогда мой, — протянул оружие Пьер и поднял с земли оброненную кем-то шпагу. — В детстве меня родители учили фехтованию, может, что-то сохранилось в памяти. Ты же холодное оружие никогда в руках не держал.       Выстрелы не прекращались. До друзей доносились отчаянные крики какой-то женщины:        — Моего сына убили! Ему было всего девять лет! Его убили!       Пьер и Ричард не могли больше сидеть за стеной. Они выскочили из укрытия, и оказались прямо под дулом солдата. Пьер, не задумываясь, вонзил шпагу ему в ногу и тут же вырубил ударом кулака в голову.        — Почему ты кольнул в ногу? Он наш враг, ты должен был его убить? — удивился Ричард.        — Солдат не враг. Он только преграда. У нас другие враги, — объяснил Пьер.       К юношам теперь мчалась конная гвардия. В руках у неё были только штыки. Друзья стояли рядом, прикрывая свои спиной. На сей раз Ричард крепко держал оружие. Ему удалось ранить нескольких солдат. Но мелькающая перед глазами шпага мешала обезвредить противников.        — Слепой! Очки надень! — закричал он Пьеру, когда под горлом прошлось лезвие ножа. — Я не враг тебе!        — Извини, я впервые за двенадцать лет шпагу держу.       Раздался выстрел. Пуля угодила в руку Ричарду. Он упал на землю, заорав от боли. "Только не это" — пронеслось у Пьера. Он закрыл корчившего от боли друга и поднял в руки свой револьвер. "Я не хотел, но мне придётся сделать это снова". Солдат надвигался прямо на друзей, но вдруг он подпрыгнул на лошади и упал с неё, лошадь повалилась в след за хозяином. Незнакомый мужчина опустил ружьё. Он быстро достал бинты и перевязал рану Ричарду.        — За мной!       Беспорядки не стихали. Выстрелы гремели как гром. Слышался лязг сабель. Но Пьер и Ричард были в безопасности на одной из баррикад. Вместе с ним на баррикаде собралось пятнадцать человек — такие же молодые люди, как и они. Только спасителю Ричарду было лет за сорок. Он был бывшим офицером, которого разжаловали после войны Наполеона. Пьер смог наконец-то отдышаться. Он не получил ни царапинки, Ричард тоже отделался легко. Соседними баррикадами руководили тоже бывшие офицеры с обидой на правительство. С одной из баррикад доносились знакомые голоса. Пьер узнал среди них знакомых по клубу Омбредье. "Знал же, гад, что революция произойдёт. Решил наживиться на ней", — усмехнулся он.       Офицер подошёл к ребятам и представился.        — А как вас зовут? — спросил он затем.        — Я Уэйт Барре, а это мой друг Ричард Чарди, — представился Пьер.        — Друзья, не стоит быть такими отчаянными. Смелость это хорошо, но она должна идти вместо с разумом. Гвардия сильнее нас, там служат далеко не глупые люди.       Вместе с ребятами на баррикаде оказалась Анна. Она тоже решила воевать.        — Пьер, вернись домой, Софи очень переживает за тебя, — взмолилась она.        — Я выбор свой сделан. Анна, отстань от меня.        — Пьер, Софи любит тебя! Ради тебя она на баррикады отправилась!       Пьер так и подскочил с места.        — Где она?        — Я не знаю. Мы с Софи разминулись, — пожала плечами Анна, про Жерара она боялась говорить — тогда уж Пьера точно не отговорить будет.       Но Пьер и без Жерара был непоколебим. Напрасно девушка убеждала его вернуться домой. С этим упрямцем даже Анна не могла сравнится. Пьер заявил, что он если и уйдёт с этой баррикады, то только на ту, где сейчас Софи. Но дом свой он увидит только тогда, когда всё закончится.       Бунтовщики что-то обсуждали. Пьер присел отдохнуть. Давно, очень давно он чувствовал запаха пороха, не оглядывался назад, чтобы узнать, не посмотрит ему ли в глаза опасность. Он уже отвык от всего этого. "Видно, покой — это не моё дело", — усмехнулся он. Люди делились своими подвигами. Кто-то поразил солдат с ружьём, кто-то с шпагой, кто-то вынес с поля боя раненых товарищей. Пьеру хвастаться было не чем, в отличие от тех людей.        — Да ты меня спас! — воскликнул Ричард.        — Это разве подвиг? — возразил он. — Я сделал то, что должен. Я об этом как-то и не задумывался.        — Пьер, а почему ты был милосерден к солдатам? — шёпотом спросил Ричард.        — А что они мне сделали такого за что, я должен лишить их жизни? Ричард, не забывай, у тебя у самого в гвардии служит брат. Смог бы ты его убить?       Пьер промолчал.       Прозвучал голос офицера. Он призвал всех собраться вокруг него.        — Друзья! Нам нельзя рваться безумно в бой. Нас щадить никто не будет, а наши жертвы превратятся в пустоту. Для начала нам нужно пополнить запас оружия. А для этого захватить оружейный склад. Проблема в том, что он сильно охраняется. Охрану можно убрать только оставаясь незамеченным. К сожалению, зрение меня подводит в последнее время, поэтому мне нужен человек, хорошо умеющий стрелять. Но не просто стрелок, а охотник. Он должен суметь из окна дома пронзить прямо в цель и остаться незамеченным. Кто из вас бывал на охоте?       Ребята молчали. Многие из них бывали в тире, но такие стрелки офицеру не были нужны. Пьер смотрел на них и ждал, пока кто-нибудь выступить. Но добровольцев не находилось.        — Я умею хорошо стрелять. Я бывал много раз как на охоте. Положитесь на меня.        — Мой друг не врёт, — заступился за него Ричард. — Он жил некогда в африканском племени и ходил часто с оружием на зверей. Рассказывал, что огромного буйвола однажды завалил.        — Это правда? — спросил командир. — Ты действительно буйвола уложил?        — У меня поопаснее были добычи, — вздохнул с болью Пьер, вспомнив те дни.        — Кто же? — поинтересовался друг.       Но Пьер промолчал. О его поступке знали все тинуваку, нотцая, тсину, жители Нолоша и живущие там европейцы. Но никто во Франции, кроме Софи и Шарля, не ведал, что сотворил несколько лет назад Пьер. Он решил навсегда сохранить тот день в тайне, хотя бы от друзей. Ричард, Денис и Анна даже не знали, из-за чего погибла сестра их друга. Пьер просто сказал: "Она умерла сразу после нашего с Экене возвращения".       Самая лучшая позиция для удара располагалась в окнах жилого дома, стоявшего возле склада. Оттуда можно спокойно нанести удар из двустволки, не рискуя быть убитым самым. "Была не была, постараюсь целиться в ноги", — решил он. Командир рассматривал Пьера и восхищался его энтузиазмом и преданностью новой республике.        — А зачем решил сражаться, ведь ты можешь умереть? — спросил он.        — Ради жизни, — ответил Пьер.       Офицер уверенно зашёл в дом и проник в нужную квартиру, не спрашивая хозяев, которым пригрозил оружием.        — Жизнь требует порой грубости, — сказал он.       Сжавшись в углу, в квартире сидели двое детей. Их родители тоже пребывали в страхе. Но зато склад и стражники были видны из окна как на ладони.        — Я не буду стрелять, — заявил Пьер.        — Ты рехнулся? Нам нужно оружие. Где мы его возьмём, как ни со склада? Мы вынуждены либо ждать подкрепление, чтобы победить числом, либо воспользоваться хитростью.        — Здесь сидят люди.        — Это ради их блага!        — Не собираюсь.       Пьер захлопнул ставни окон. Во всём должен быть предел, даже в борьбе. Но он тут же нашёл новый способ, как же осуществить план, на который он согласился. Придётся взбираться на крышу, там опаснее, но всё же.        — Я запрещаю тебе идти на крышу, — закричал офицер.        — А я присягу вам не приносил, я не военный.       Он забрался на крышу и прицелился. Возле склада стояли три солдата, которые о чём-то беседовали и ходили вперёд-назад. Их ходьба никак не давала Пьеру сосредоточиться. "Ну остановись же!" — захотел он крикнуть им. Но крик прозвучал не с крыши.        — Наверху бунтовщик!       Солдаты открыли огонь, Пьер вынужден был бежать, прикрывая голову. Но вражеское подкрепление появилось раньше, чем мог представить он. Его дожидались солдаты на чердаке. Пока одни пытались убить повстанца, другие проникли в дом. Пьеру пришлось опустить ружьё.       Время для него летело быстрее света. Заломленные руки, крики солдат, ружьё возле виска, плач детей, которых он только что видел, бывший офицер... Командир баррикады прятал под пиджаком револьвер, готовый вот-вот применить против врага, спасая товарища, но Пьер слабо мотнул головой — не надо. Лица людей, их голоса, очертания домой проносилось так быстро, что он ничего не помнил.       27 июля. Девять часов вечера       Пьер стоял привязанный к столбу. Тугие верёвки крепко окутывали его руки и ноги. Солдаты, радуясь победе, выстроились полукругом возле него. Маленькая площадь, где был Пьер, хорошо охранялась — мятежники не смогли бы устроить бой. Собралась толпа из мирных жителей.        — Решил против своей же доблестной армии пойти? Ну-ну, — расхохотался один. — Ты ответишь за наших погибших товарищей от рук твоих же мародёров.       На Пьера было выставлено несколько ружей. Из-за крепких верёвок он не мог пошевелить даже пальцами. Невольно у него возникли перед глазами старинные фрески с изображением инквизиции и сожжением еретиком. Он чувствовал себя не лучше тех ведьм и колдунов, которых вместо пули ждал огонь. "Смерть пришла", — вздохнул он. Толпа собралась пёстрая. Кто-то подбадривал солдат, кто-то хотел броситься и перегрызть им глотки, а кто-то просто смотрел на Пьера из-за страха или любопытства. В толпе он разглядел Ричарда, Анну и командира. Оружие было при них.       Пьер мотнул им головой и тихо прошептал, надеясь, чтобы они прочли его слова по губам: "Уходите. Не вмешивайтесь. Мой бой окончен".       Офицер, глава отряда, выступил вперёд.        — Твоё имя.       Пьер молчал.        — Отвечай. Мы должны знать имя преступника, перед тем, как лишим его жизни. Или ты может надеешься на внезапную помощь других бунтовщиков? Не выйдет.       Но Пьер ни на что не надеялся. Он не знал, какое ему имя называть. Сейчас придёт его смерть. Большую часть своей недолгой жизни он ходил Уэйтом Барре. Даже когда открылась правда, Пьер продолжать зваться Уэйтом. Он представлялся людям, учился в университете, открывал магазин Уэйтом. Для студенческих приятелей, которые знали его приёмного отца и Дэвида Басса, Уэйт было именем, а Пьер — всего лишь странным прозвищем, которым два человека почему-то наградили его. Он дважды приносил присягу — по делам Виперана и Омбредье — и клялся не лгать именем Уэйта Барре.       Пьер взглянул ещё раз на своё состояние и усмехнулся: "Я не только привязан как еретик, но жил всю жизнь еретиком. Что ж, вот и погибну вероотступником. Но никак не беглецом."        — Моё имя Пьер Лоре! — заявил громко он.       Юлюканье солдат на мгновение замерло, кто-то опустил ружья.        — Лоре? Сын того самого Лоре? — зашептались они.        — Да не может быть! — закричал офицер. — Он лет тринадцать назад как исчез с лица земли!        — Я Пьер Лоре.        — Ты не врёшь? Ты сын Луи и Луизы де Лоре? — переспросил офицер.        — Да.        — Ты Пьер де Лоре?        — Нет. Я Пьер Лоре.       Хохот солдат оглушил площадь. Они покатывались наземь от смеха — сын маркиза живёт и сражается как смерд. На Пьера печальными глазами смотрели друзья, он попрощался мысленно с ними.       Офицер поднял ствол ружья и крикнул в толпу.        — Всем разойтись! Я стреляю!       Пьер закрыл глаза. Спусковой крючок был нажат. Пуля полетела в Пьера.       Она пронеслась мимо и угодила в стену. За ней последовал шквал выстрелов, но ни один не ранил Пьера. Офицер забавлялся, играясь с жертвой. Насмешливо опуская ружьё, он велел отвязать Пьера от столба и положил в военный дилижанс. Люди с жалостью смотрели на Пьера, но ему не нужна была их жалость, он хотел, чтобы друзья не вздумали его освободить, навлекая на себя арест. Люди лихорадочно мелькали перед глазами. Впереди толпы, возле Анны и Ричарда, стоял Экене.       Кровь хлынула в голову, дыханье взбушевалось. Пьер смотрел на Экене, но не мог понять, Экене это ли кто-то другой. Слишком невообразимым было его пришествие. Пьер он стал отбиваться. Ему захотелось вырваться. Лицо Экене вернуло в Пьера жизнь.       Его грубо толкнули в карету и повезли. В карете сидел офицер.        — Что, думал, убьём? — захихикал он. — Нет, ваше превосходительство, если бы мы публично убили безоружного без суда и следствия, то на нашей службе был поставлен крест. Хотя надо было тебя прикончить. Ты простое отрепье, а твои друзья сброд. Но ты поступил мудро, рассказал всем, кто твои мамаша и папаша. Что ж, — усмехнулся офицер и выглянул в окно. — В подвале тюрьмы не окажешься, придётся в подвал ратушы заточить. Как-никак мой служебный долг охранять тебя, маркиз.       Карета остановилась у ратуши, силком связанного Пьера вытащили из неё и забросили в подвал мэрии.        — Будешь сидеть здесь, пока за тобой де Лоре не пришли, только им тебя отдадим.       Пьер хмыкнул. "Решил попрощаться с жизнью, теперь сижу в самой ратуше и жду помощи от тех, кого видеть не хочу. Лучше бы меня расстреляли".       Пьер лёг на пол. Никакой постели не было, только стояло два горшка — для воды и отходов. "И повоевать я не смог. Защитник, называется. Всё валится из рук. Я проклят", — вспыхнул он. Пьер глубоко задумался. Тёмные стены давили на него, но больше делать, кроме как мыслить, было нельзя.       Кто же меня мог проклянуть? – задавался он вопросом — Гаапи, враги деда, недруги отца?       Экене.       Пьер вспомнил слова брата, когда тот чуть не убил его: "Будь ты проклят, Пьер Лоре!". Пьер покачал головой. "Нет, я до этих слов был ходячим несчастьем. Смерть тёти тому доказательство. Люцифер, явившийся мне, тому доказательство".       Годы шли, но человек не забыл давнюю встречу с Люцифером, которая, скорее всего, была простым сном.       "Я в те времена спорил, что не грешник, и мне нечего стоять возле тебя", — усмехнулся Пьер и заговорил, обращаясь к давнему знакомому.        — Много ценного ты тогда мне рассказал, но я не думал даже прислушиваться к твоим словам. Ты прав оказался. Люди не чудовища. Взять тех солдат, кто они на самом деле? Сыновья, мужья, отцы. Нет, люди не чудовища. Я заблуждался. И не ангелы, ты прав. Мы лишь люди.       Жаль, тогда тебя не слышал. Ты пытался меня предупредить, показывал, что может стать с моими близкими. Будь у меня глаза и уши, я понял, что ты хотел донести. Марани, Ноуза, Тейю, Мейкна остались бы живы. Ты во всём оказался прав.       Пьер закрыл глаза, но уснуть так и не смог.       28 июля. Восемь часов утра.       Утром выстрелы звучали сильнее. К нему забегал солдат, проверить его, вид солдата был пугающим.        — Недолго вам осталось сражаться, победа будет за нами, — улыбнулся Пьер.       Ему оставалось только гадать по выстрелам снаружи и беготне людей над ним, что сейчас происходит. Темнота сковывала тело, но он радовался. Радовался тому, что восстание не сломлено.       Так продолжалось несколько часов. Выстрелы и шаги не затихали       28 июля. Полдень.       Шаги становились сильнее. Внезапно дверь распахнулась. В Пьера ударил яркий дневной свет. Перед ним, зажмурившимся от яркого света, предстал командир баррикады, вместе с ним была его товарищи — другие командиры. Бывшие офицеры сурово посматривали на пленника. Рядом стояла большая собака.        — Выходи. Свободен. Ратуша скоро станет нашей! — воскликнули они.       Восторг наполнил Пьера.        — Хвала небесам! — воскликнул он.       Пьер рванулся к товарищам, но знакомый ему офицер знаком руки остановил его.        — Не так быстро, — нахмурился офицер. — Ты — маркиз. Ты — наш враг. Мы сохраним тебе жизнь. Более того — мы позволим тебе вернутся в наши ряды, если ты докажешь нам, что ты отрёкся от удела своих родителей и долга маркиза.        — То, что я живу под другим именем разве вам не доказательство?        — Не совсем. Ты готов доказать свою преданность народу и республике?       Пьер ответил, не задумываясь.        — Готов.       Офицер толкнул его обратно в подвал и закрыл дверь. Вместе с Пьером оказалась заперта и собака.       Прошло минут пять. Пьер услышал быстрые шаги чьих-то ног. Первые отдавались от больших изящных сапог, вторые от женских тонких туфель.        — Освободите нашего сына. Мы знаем, он в подвале, — прозвучал дрожащий женский голос.       Мама.       Комок подступил к горлу, Пьер еле удержался, чтобы не закричать. "Нет, только не родителей. Оставьте их в покое".        — Сколько вы хотите за нашего сына? — раздался голос отца.       Офицер разразился смехом.        — Мы не заключаем сделок с врагами. Будьте любезны уйти. Вы забыли, какой выбор принял ваш сын? Теперь он принадлежит нам.        — Верните нам сына, — воскликнул Луи, в голосе его чувствовался страх.       Офицер усмехнулся и открыл дверь.        — Пьер, объясни им всё. Они не понимают.       Пьер вышел из подвала и увидел родителей. Маркизы были бледны, напуганы. Отец и мать держались под руки. Они вздрогнули, когда увидели сына.        — Пьер, — произнёс Луи. — Куда тебя занесло? Уходи, пока тебя не убили.       Пьер не сдвинулся с места.        — Я вам всё сказал. Я и вы из разных миров, эпох. Мне нечего делать возле таких людей, как вы.       Пьер замолчал. Луи и Луиза не уходили. Жизнь сына стояла на первом месте. Пьер не собирался их уговаривать.        — У меня давно своя жизнь. У меня есть отец, брат, Софи. Папа, мама, вы мне не нужны, — громко сказал он.       Офицер кивнул головой и улыбнулся.        — Он вас всё сказал.       Офицер затолкал снова Пьера в подвал и закрыл дверь. Пьер оказался один на один с офицером в темнице, не считая собаку. Из-за пояса он вытащил револьвер и зарядил его.        — Ты не посмеешь! Нет! — закричал Пьер.       Командир слегка улыбнулся и направил револьвер на собаку. Раздался выстрел, пронзивший тело животного. Офицер вышел из подвала.        — Нам не нужны перелётные птицы. Я убил вашего сына. Сами слышали, что стрелял не в воздух. Убирайтесь.       До ушей Пьера доносились шаги родителей, которые становились всё и тише и тише, пока не затихли совсем.        — Они ушли, — открыл офицер дверь в камеру. — Можешь быть мне благодарен. Я избавил тебя от присутствия этих людей в твоей жизни, они больше не побеспокоят тебя.       Пьер не ответил ничего офицеру. Он ничего не чувствовал. На душе образовалась пустота. Командир дал Пьеру плащ с капюшоном, чтобы никто его не опознал в мэрии. Раз Пьер умер, то умер. Покидали ратушу они с чёрного входа.       Постепенно Пьер начал входить в реальность. Он пребывал в некоем оцепенении, когда услышал слова офицера: "Я убил вашего сына". Но разум возвращался. А вместе с ним чувства. Едкая гадливость появилась и застряла во рту, а затем и во всём теле. Случилось то, о чём он мечтал с девяти лет — Пьер де Лоре умер для отца с матерью и общества, но Пьер не ощущал желанного упоения.       Они с офицером не вернулись на старую баррикаду, а двинулись дальше. Офицер, встретившись с товарищами-командирами пошёл брать крупные объекты, а затасканный район оставил под командование простым бунтовщика. Пьер отправился с ним, он тоже не хотел сидеть в «кустах».       28 июля Шесть часов вечера.       Пьер шёл в отряде с более сотней человек. Удача сопутствовала им. Они брали каждое стратегически важное здание на своём пути. Врагам приходилось сдаваться либо принимать смерть или позорный плен. Сколько было потерь у своих, революционеры сбились со счёта: взамен одной головы, к ним присоединялись две.       Фортуна благословляла революцию. Вернее сказать, не одна фортуна. Почти каждый повстанец был вооружён, командиры, а ими в особенности были бывшие военные, знали, слабые места в правительственных вооружённых отрядах, знали, сколько людей брошено в то или иное место. Революция была хорошо снабжена.       Пьер сидел рядом с командирами на ужине, они разговаривали между собой, не обращая внимания на Пьера. В их разговоре он улавливал знакомые фамилии. Долго Пьер не мог их припомнить, но, в конце концов, вспомнил — у Омбредье. Они были его сотоварищами. Но, судя по словам командиров, эти люди приносили малую лепту в победу революции, были ребятки покрупнее.       До Пьера стало доходить, кто истинные лидеры революции, которые руководили всеми, в том числе и им. Ещё раньше Пьер видел будущее своих сограждан, если они проиграют бой, помаленьку Пьер начинал видеть будущее и в случае победы.       "Ты никогда не отступишь от меня", — сказал он с гневом и усмешкой Люциферу.       Ночью Пьер видел родителей во сне. Они втроём стояли в пустыне. "Сын, постой!" — кричали маркизы. "Вы разве не видите, что Пьера де Лоре нет?" — сказал им Пьер. Пески уносили его за собой всё дальше и дальше от отца с мамой. "Не убегай!" — закричали они. Пьер засмеялся им в ответ. "Я просто следую туда, куда меня уносит случайный новый ветер".       Какая-то сила тянула его со всей дури и кричала:        — Хватит дрыхнуть!       Пьер открыл глаза. Командир готов был начать хлестать соню по щекам, ему невдомёк было, что Пьер вчера ночью не смыкал глаз.        — Бои вовсю идут! Вставай.       Пьер быстро поднялся на ноги. Не сразу он заметил, что возле его головы лежало несколько людей, убитых меньше часу назад.        — Ещё мне один знак. Я — проклят, — прошептал под нос Пьер.       29 июля. Два часа дня       Город был весь охвачен восстанием. Революционеры подбирались к дворцам Тюильри и Лувру. Пьер и другие люди из его отряда были вооружены как штыками, так и ружьями. Бой с королевской армией начинался не на жизнь, а на смерть.       Мимо Пьера проносились товарищи-мятежники, проскакивали швейцарские гвардейцы. Он стоял на поле брани, и как будто его здесь не было. Пьер всё ещё пребывал в своём сне. Он пытался от сна отмахнуться, выбросить из головы родителей и начать воевать. Но глаза подводили его, в этой кутерьме он не разбирал лиц вражеских солдат, путал со своими. "Я ослеп или что? — не мог Пьер понять. — Вот мои, а вот они". Но граница между своими и чужими исчезала. Пьер, когда-то нарушивший мирную жизнь чужого племени ради мести, не мог поднять ружьё во имя своего народа. За два дня, пока воевал, он ни разу не спустил курок, не нажал на крючок.       Он видел в воспоминаниях две свои семьи, родную и названную, а перед глазами два отряда, свой и чужой. Пьер кричал тем и тем: "Берегись, сзади! Осторожно, над головой!". Он переживал за всех.        — Закрой рот, щенок! — вдруг прямо над ухом услышал Пьер.       Солдат замахнулся на него с саблей. Пьер не успел отскочить, сабля порвала рукав у правой руки и разорвала кожу, оставив небольшую, но длинную царапину.       Пьер не отбивался, он скрылся от врага: пока тянулся бы к оружию, его убили бы. Пьер порвал на себе одежду и перевязал руку.       Офицер, полководец Пьера, сражался с львиной смелостью, от его рук погибло несколько врагов. Но пули противника долетели до своей цели.        — Пьер, — прохрипел офицер. — Зови подкрепление.       Он назвал район и баррикаду, куда нужно бежать, и умер.       29 июля. Три часа дня       Пьер исполнил его последнее послание. Помощь шла. Умирающий, но не сдающийся офицер, стоял у Пьера перед глазами. "Я не смог ему помочь. А скольких я не защитил? — Пьер скорбел. — Ричард, Софи, Экене, где вы?"       Люцифер из детского сна, казалось, стоял за спиной. Страх окутывал Пьера. В ужасе он побежал, пытаясь скрыться от невидимых глаз. Он знал лишь одно место, где его не застанет Люцифер — церковь.       Маленькая церковь не закрывала свои двери даже в эти дни, когда её могли уничтожить. Десятки людей столпились в ней и просили о помощи. Пьер припал к стене и зашептал:        — Спаси. Спаси меня от него.       Но в ответ ничего не слышал.        — Помоги. Помоги нам, — доносились голоса людей, вторящие одни и те же слова.       Пьер пытался вспомнить те дни, когда был особенно близок к Богу, чтобы Тот его услышал. Мелькало убийство тёти, исчезновение в Марселе Марани и Экене, похищение его приёмной семьи гаапи. И ничего более. Вся его вера сводилась к просьбам о помощи. И всё. "А вы верите в Бога?" — "Ну да", — Пьер вспомнил первый разговор с Софи.       Он не хотел жить по этому "ну да". Не хотел жить в постоянно мольбе о помощи, признании собственного бессилия.        — Я приду к Тебе, только когда мне не нужна будет Твоя помощь, — сказал Пьер и покинул церковь.       Пьер ощущал прилив сил, летнее тепло разлилось по всему телу. Пьер чувствовал это тепло внутри себя. Перед его глазами предстал летний июльский день, в котором не мелькали пули, не проносились яростные солдаты и бунтовщики, на земле не лежали покойники. Вдали Пьеру показалось стоит Люцифер.        — Я не проклят, — заявил ему Пьер. — Ни ты, ни твои дружки мною не руководят. Я сам творил свои беды. Я позволил погибнуть Мейкне и моим друзьям, когда мог их спасти. Из-за меня умерла Марани. Я стоял за моими несчастьями, не ты.       29 июля. Полпятого.       Пьер вернулся к дворцу Тюильри, к товарищам. Он не собирался воевать. Только что до него дошло, благодаря какой цене он ещё ходит по земле, он не мог предать эту цену.       "Меня могло не быть, если бы не тётя Камилла и Марани, отдавшие по собственной воли свои жизни ради меня. Даже собака Тити умерла за меня. Разве я могу наплевать на них? Мейкна... — Пьер сжал кулаки. — Ты и твои родители могли бы остаться живы, надо было только тебе изменить мне. И всё. Нет, я не позволю растоптать твою жертву здесь и сейчас, за чужой интерес".       А тем временем, без его помощи, повстанцы завладели дворцом Тюильри.        — Пьер, быстрее за нами! — закричал ему знакомый революционер.       Люди вбегали во дворец, в дом бывших королей. Это означало одно — победу. Но Пьер не мог переступить порог королевских владений.       "Нет, — сказал он себе. — Двенадцать лет назад я отказался от жизни аристократа, политика и хозяина жизни. Я не могу войти в дом старых королей и новых правителей".       И Пьер повернул назад.       "Знаешь, — обратился он к Люциферу, которого уже не видел. — Ты во многом оказался прав. Люди это люди, с достоинствами и недостатками. Ты предупреждал меня о многом. Но ты не во всём оказался прав. Ты говорил, что я не смогу затмить Анну? Но Анна так и не смогла переступить границу человеческой жизни. Она сменила образ жизни, но остаётся аристократом. А я давно уничтожил в себе Пьера де Лоре. Есть только Пьер Лоре".       "Всё ли я ему рассказал?" — призадумался Пьер, вспоминая детские видения.       "Папа умер", — проснулась у него в памяти мама, такая, какой он видел её вчера.       В окрестностях дворцов стояли Шарль, Экене и Софи. Они не замечали Пьера, стоявшего неподалёку, они были встревожены, напуганы.       "Отец, спасибо тебе за всё, — обратился мысленно он к Шарлю. — Ты заботился обо мне как о родном сыне. Но я не был для тебя заменой покойного Валентина. Ты видел во мне другого человека. Отец, ты один из главных учителей в моей жизни. И не только в моей, но и в жизни Экене."       "Экене, когда в последний раз мы назвались друзьями? Когда стали братьями? — Пьер тяжело вздохнул. — Сколько лет прошло, а ты так и не простил меня…"       "Софи, спасибо, что вернула меня к жизни. Я тебя сильно люблю, но, если я для тебя всего лишь влюблённость, если твоя любовь ко мне остыла, если твоё сердце принадлежит другому, то я не стану тебя мучить. Но помнить тебя я буду всегда, как и Мейкну."       Не далеко от него стояли самые близкие люди, но Пьер пошёл от них в другую сторону.       29 июля. Полшестого.       Пьер стоял возле особняка де Лоре и звонил в дверь. Ему никто не открывал. Пьер без приглашения зашёл в дом и услышал с крики мамы и слуг, доносящиеся с третьего этажа. Он прибежал наверх к кабинету отца.        — Что случилось?       Мама и все слуги дома бешено колотили стены, дверь. Мужчины пытались её выбить. Луиза рыдала и не своим голос кричала:        — Луи, прошу, остановись!        — Я застрелю себя! — раздался голос отца. — Пьер убит! Я не хочу жить!       Пьер подошёл у двери и проговорил:        — Отец, это я — Пьер. Открой.       Дверь отворилась, и к ногам сына припал на коленях бледный Луи, выронив револьвер.        — Прости нас, сын.