И не друг, и не враг, а — как?

«Итан мне не друг». Итан толкает его на кровать, не сильно, но с непоколебимой решительностью, которой невозможно сопротивляться. Прилившая от смущения к лицу кровь теперь спускается ниже, и Бенджи торопливо расстегивает ремень на брюках, не сводя ошалелых глаз с Итана: без рубашки, с небрежно уложенными волосами и улыбкой превосходства, которая обычно появляется на его лице в предвкушении нового рискового испытания, — он выглядит потрясно. Загорелая кожа, блестящая от испарины, сияющие глаза и неровное дыхание дополняют притягательный образ. Итан берет в руку его член и произносит что-то в равной степени остроумное и возбуждающее, Бенджи в ответ может лишь исступленно повторять его имя, перемежая проклятьями и мольбами. Итан целует его в шею, окружает собой, заставляя весь остальной мир отступить на задний план. Бенджи остается только закрыть глаза, откинуться назад на подушки и отдаться поглощающим его ощущениям: тепло в сердце и жар в паху. Он закусывает кулак, чтобы не закричать, кончая. «Я ничего ему не должен». Бенджи встает перед Итаном на колени. Он рад это сделать, иначе бы они подкосились — так он взволнован происходящим. Еще большая радость: провести руками по мускулистым бедрам, вздрогнуть от ощущения сильных пальцев на своем затылке и поднять вверх преданный, просящий взгляд. Ох, Бенджи не жалеет, что отрастил волосы, потому что теперь Итан может за них потянуть и направить. Бенджи что-то запальчиво бормочет, но это продолжается до тех пор, пока его рот не находит новое занятие. Все свои силы он бросает на то, чтобы вырвать из Итана, стойкого к любым самым изощренным пыткам, хоть один глухой протяжный стон. Бенджи старается, как всегда, когда имеет дело с Итаном Хантом, не потому что хочет впечатлить или заслужить похвалу, просто рядом с ним сам стремишься быть лучше и выкладываться на сто десять процентов. Поэтому он усердно сосет, и втягивает щеки, и работает языком в непривычной ему манере. Вознаграждением Бенджи служит вкус спермы, заполняющей рот, и это больше, чем он смеет мечтать. *** Бенджи проваливает самую первую проверку на полиграфе, которую его заставляют пройти перед собеседованием на новую должность в ЦРУ. Во время подготовки к полевой работе его обучали методам противодействия, но он не может соврать, не может сдержать кипящих внутри чувств — настолько живо и ясно видится ему несправедливость по отношению к Итану и их отряду. Говоря начистоту, все происходящее кажется настолько нереальным, что он даже не пытается обмануть детектор лжи. Одна такая неудача (или самонадеянность) обрекает его на еженедельные пытки, возвращение за стол к компьютерам и пометку «Ненадежен» в личном деле. Брандт, который, напротив, блестяще проходит проверку и снимает с себя почти все подозрения, находит его в самом подавленном расположении духа и предлагает помощь. Для начала они, конечно, хорошенько надираются, прибирая к рукам бутылку «Вудфорд Резерв», которую Ханли прячет в своем кабинете на случай стрессовых ситуаций. Пьяно и злорадно посмеиваясь, они в шутку обещают друг другу как можно чаще загонять нового начальника в подобные ситуации. В какой-то момент их безудержное веселье грозит перерасти в истерику, но затем просто угасает, и Бенджи погружается в прежнее уныние от собственных карьерных перспектив и тоске по Итану, который там, в поле, исполненный благими намерениями и достойной целью. Именно тогда Брандт озвучивает свое неординарное предложение. *** Соломона Лейна наконец передают британским властям, и Бенджи и Итан, больше всех потрепанные эмоционально и физически, остаются в Лондоне. Брандт и Ханли вылетают в Вашингтон первым же рейсом, чтобы как можно скорее раскрыть правду (их версию правды) и очистить честное имя отряда. Лютер, грубовато попрощавшись, отправляется обратно во Флориду, откуда его так беспардонно выдернули. Итан поселяется в отеле. Перед расставанием он кладет руку Бенджи на плечо, легонько сжимает и говорит: — Ты знаешь, где меня найти. Его потускневшие от усталости, но все такие же внимательные глаза говорят все остальное. Итан тошнотворно тактичен, это он советует найти старых друзей и переночевать у них. Наверное, думает, что родная земля и приветливые знакомые лица подействуют на него терапевтически. Бенджи на автомате слушается, находит друзей, не отвечает на вопросы и запирается в выделенной ему комнате. И тут его начинает трясти, как будто весь скопившийся в крови адреналин разом ударил в мозг. Он не может спать, даже глаза не может закрыть, потому что перед внутренним взором мгновенно возникает мерзкое крысиное лицо Лейна. Его запах — имбиря и резкого одеколона — бьет в ноздри, к нему примешивается вонь пота и крови от нависшего над ним Яника Винтера. Бенджи обхватывает себя за плечи, методично ощупывает, словно чтобы убедиться в собственной целостности и свободе. Ребра с правой стороны ноют от «расслабляющего» удара кулаком от Костоправа за попытку сопротивления, он трет их ладонью, затем спускается ниже к животу, еще ниже, и сдавленно всхлипывает. Ему не нужны старые друзья. Если подумать, ему сейчас вообще не друзья нужны. Бенджи незаметно выскальзывает из дома (его подготовки достаточно, чтобы провести обывателей, и на том спасибо) и, засунув дрожащие руки в карманы красной куртки, бредет по улицам под желтым светом фонарей. Он так и не переоделся, и одежда, которая была на нем с самого похищения, невыносимо зудит на коже, ему хочется как можно скорее от нее избавиться. Дорога от Уэлс-стрит до Пэлл-Мэлл занимает у него почти час, но здравых мыслей в голове не прибавляет, а те, что есть, продолжают хаотично метаться и путаться. Стук в дверь. «Итан, я тут проходил мимо...» «Итан, ты что-то хотел, поэтому дал адрес?» Вместо этого он с порога заявляет: — Итан, трахни меня. Итан наваливается на дверной косяк и открывает рот в беззвучном «Что?!», но, тряхнув головой, пропускает его в комнату. На нем серая помятая футболка и черные штаны, волосы топорщатся с одной стороны — явно только что оторвал голову от подушки. Бенджи следовало бы извиниться за свое внезапное появление, но он отвлекается на размышления о том, как здорово, что Итан не последовал за коварной и во всех смыслах сногсшибательной Ильзой. Все-таки он не зря был лучшего мнения об Итане, ведь у него есть Джулия. И есть Бенджи (он очень на это надеется). — Бенджи, все в порядке? — осторожно спрашивает Итан и двигается без резких движений, будто перед ним опасный психопат или бомба с часовым механизмом. Бомба. Бенджи заливисто смеется, только усиливая дурное впечатление, и так же резко прекращает. С тяжелым вздохом вытаскивает руки из карманов, смотрит на них — все еще трясутся. Он переводит глаза на Итана, замершего в ожидании более внятного ответа. Бенджи замечал за ним эту особенность — не размениваться на пустые слова, когда достаточно выразительного взгляда. У Бенджи тоже есть своя особенность: когда нервничает, у него появляется подобие уверенности в себе, которая позволяет ему со страшной скоростью молоть всякую чепуху. Вот и сейчас он судорожно сглатывает и снова просит: — Трахни меня, — и добавляет: — П-пожалуйста, трахни меня, из жалости или еще как. Знаю, я о многом прошу, но я п-подготовился, так что тебе не нужно беспокоиться. Я не хочу всяких там нежностей, мы можем не целоваться. Тебе это ничего не стоит, а я ни на что не п-претендую. Бенджи не помнит, когда в последний раз так сильно заикался. Кажется, это было в прошлой жизни, то есть полтора года назад, когда он смеялся, что жестче миссии с бомбой у них не будет. «Как насчет бомбы, пристегнутой к тебе, Бенджи? Достаточно жестко для тебя?» Брови Итана съезжаются на переносице, рот снова приоткрыт — его замешательство даже немного забавно. Он выставляет перед собой указательный палец и сосредоточенно командует: — Присядь и не делай глупостей. О каких глупостях он говорит? Если о тех, где Бенджи раздевается догола и ложится в соблазнительной позе на кровать, то его опасения справедливы, потому что Бенджи близок к тому, чтобы поступить именно так. Итан окидывает его напоследок прищуренным взглядом и скрывается в ванной, откуда вскоре слышится плеск воды. Бенджи пожимает плечами и садится в кресло, но тут же начинает ерзать от неудобства и стучать пальцами по подлокотнику. Сам себе делает замечание вслух («Прекрати, Бенджи!») и принимается разглядывать комнату, но ничего в стандартной обстановке отельного номера не привлекает его внимания, даже личных вещей Итана нигде не видно. Через пару минут тот появляется более проснувшимся и собранным и без лишнего промедления протягивает ему пару бутылочек водки из мини-бара. Бенджи запоздало понимает, что перед визитом ему не помешало бы набраться в ближайшем пабе датской храбрости, может быть, он был бы настойчивее в своих притязаниях и перешел сразу к активным действиям, вместо того чтобы трепаться. — Выкладывай. Бенджи послушно хлопает себя по карманам, находит нужный и бросает на журнальный столик презервативы и смазку. Итан садится на кровать и закрывает лицо ладонью: — Бенджи. — Прости, не мог удержаться. Сдавленно хихикнув, он глотает водку жадно как воду и тут же морщится, откашливается и рассказывает. О том, как провалился на полиграфе. О том, что посоветовал Брандт. Бенджи и без него знал про метод замещения эмоций: когда думаешь и соответственно начинаешь чувствовать совсем другое — это не противоречит лживым словам. Он не мог сделать Итана пустым местом в своей жизни так же, как не мог резко возненавидеть его. Брандт предложил, нехотя и пряча глаза, довести его восхищение Итаном Хантом до физического вожделения. Так, в сознании и чувствах Бенджи, он перестал быть другом и коллегой, которому тот по несколько раз в месяц сливал засекреченную информацию. Ничего профессионального, только личное. Это требовало ежедневных, если не ежечасных тренировок. Тут уже Итану требуется выпить, благо, в мини-баре остались еще бутылочки виски. — Чтобы обмануть детектор, нужно обмануть себя. Он все понимает. Долгое время они молчат. После принятого алкоголя и своего признания Бенджи немного отпускает, руки перестают дрожать, а в мыслях появляется ясность, но вместе с ней накатывает паника уже по другому поводу. — Черт, скажи, что я не разрушил нашу дружбу, — просит он с неподдельным страхом, не сравнимым, конечно, со страхом собственной смерти или смерти Итана, но близким к нему. — Бенджи, Бенджи, — мягко зовет его Итан и с грустной улыбкой качает головой. — Иди сюда. Итан укладывает его на кровать, ложится рядом и крепко обнимает. Бенджи прячет лицо у него на груди и еле сдерживается, чтобы не заскулить как побитый щенок. Он не щенок, мать вашу, он полевой агент, что бы ни говорили напыщенные ублюдки из ЦРУ, но одному с переживаниями этого дня, да и последних шести месяцев, ему не справиться. Куртка, начиненная взрывчаткой, все еще сдавливает ему грудь и выжимает стыдливые слезы. Итан, проницательный засранец, как будто знает, что он чувствует, и начинает его раздевать: снимает сначала куртку, следом — джинсы. Просто освобождение от гнусного воспоминания, совсем не похожее на эротические фантазии Бенджи, тем не менее он чувствует необходимость сделать слабую попытку вырваться и отшутиться: — Эй, полегче, по плану это я должен был приставать к тебе! Итан хмыкает. — И какая конечная цель была у твоего плана? Бенджи немного медлит с ответом, затем издает сухой смешок. — «Вправить мозги через задницу», кажется, так это называется. Они молчат, прислушиваясь к начавшему накрапывать дождю за окном. — Извини за вопрос, но ты и вправду... так серьезно подошел к делу, что подготовился? — наконец, недоверчиво спрашивает Итан. — О да, — Бенджи криво ухмыляется и недвусмысленно прижимается к нему бедрами. Смущение Итана Ханта он однозначно может записать в свой небольшой список достижений. — Господи, Бенджи... Что бы ты делал, если бы меня здесь не оказалось? — Это риторический вопрос (Итан ведь специально остался в Лондоне), но у Бенджи на все есть ответ, как всегда многословный и полушутливый. — Не знаю. Отправился бы в Вашингтон, заставил Брандта надеть маску с твоим лицом и жестко трахнуть меня. Это была его идея, в конце концов, чтобы я тебя хотел, не думаю, что ему хватило бы здравого смысла отказать мне. Грех смеяться над комплексом вины их аналитика, но они оба не могут сдержать улыбки. — Я не сделаю того, о чем ты просишь, — едва слышно произносит Итан, — из любви, Бенджи. И целует его в висок. Бенджи вздрагивает и на мгновение напрягается всем телом. На глаза наворачиваются слезы, но это хорошие слезы, не горькие и отчаянные, как за столиком в кафе. Его вдруг захлестывают чувства, и в голове как будто снова что-то сдвигается со своей оси, когда он запрокидывает голову и ловит своими губами раскрытые губы Итана. Итан стоически терпит этот неловкий соленый поцелуй и не отталкивает. — Нет, ты прав, совсем не то, что надо, — бормочет Бенджи. Затем: — Я точно ничего не испортил? Итан укрывает их обоих одеялом и гасит прикроватную лампу, оставляя общее тусклое освещение. — Тебе нужен отдых, Бенджи. Возьмешь отпуск, сходишь к психотерапевту. — Ну уж нет!.. — Это не обсуждается, говорю как твой командир. И друг. Итана хочется удушить за его безусловную и самоотверженную заботу. Бенджи ограничивается удушающе крепкими объятиями. — И еще кое-что, Бенджи. — Хм? — С Брандтом у тебя больше шансов, — в голосе Итана слышится улыбка, подразумевающая «если ты понимаешь, о чем я». Бенджи вскидывает голову, заметно оживившись. — С Бра... Что? Брандт? Да ладно?! Ты серьезно думаешь?.. Они продолжают тихо шутливо переговариваться, и Бенджи спокойно и тепло, несмотря на затаившийся холодок глубоко в сердце. Но это пройдет, он справился с кошмарами после Кобальта в одиночку и не собирается больше повторять подобную глупость. Засыпая, а точнее — отрубаясь, наконец, от изнеможения, Бенджи совершенно не думает о Лейне и бомбах, он думает о теплых надежных руках и об одном находчивом аналитике в Вашингтоне.