Весна в одиночной камере

"Человек всё может сделать своим, ко всему привыкнуть", - неустанно повторял себе Кюхён с того самого дня, как задумал поехать учиться в Китай. Это стало его мантрой, его девизом. Он изучал свои возможности на перевод в китайский университет и продолжал себя уговаривать. Сдал требуемые экзамены "на удачу", практически не готовясь, и поступил. После этого ещё больше стал себя уговаривать. Нельзя было оставаться, как бы сильно ему не нравилось жить в Сеуле. Нет, конечно, ничего не изменится, если он останется, но остаться ему никак нельзя. Запрещено. Кюхён знал это также твёрдо как собственное имя или адрес родного дома. Надо уезжать. Получив согласие на перевод парень старался привлекать к этому как можно меньше внимания. Рассказал близким друзьям и просил их сохранить в тайне. Им не смог бы не рассказать: они всё-таки давно дружат, да и не сбегает он в конце концов! Почти все проявили понимание, а поэтому Кюхён спокойно готовился к отъезду. Получал редкие поздравления (всё-таки учёба заграницей), отнекивался ("ведь так каждый может, главное попробовать"), при этом упорно собирая чемоданы. Сомнения никуда не делись. Вечерами он всё также бесцельно ходил по улицам, ночью сидел прислонившись спиной к двери комнаты, охраняя её от незваных гостей. И продолжал себя убеждать. "Человек всё может сделать своим, ко всему привыкнуть". Если он действительно в это поверит, то будет намного легче. Так почему же так противно на душе, будто он кому-то что-то должен? Он молод и свободен, может жить где угодно, хоть в Гренландии, если того пожелает! Правда, родители не поймут, но не об этом речь. Ведь оставаясь один, Кюхён думал совсем не о родителях. Договора, что они "поженяться" не было. Да, они больше не были друзьями, они были любовниками в самом противном смысле этого слова. Это когда любишь человека, а главное надоедаешь ему своей любовью, при этом заставляя отвечать взаимностью. Они действительно отвечали друг другу взаимностью. Жаль, что с этим ничего нельзя было поделать. Если бы можно было разлюбить во благо, выпив, скажем, какую-нибудь таблетку, то Кюхён выпил бы. Сразу и ни на секунду бы не задумался. Потому как твёрдо уверен сейчас и был бы уверен тогда: он действительно во благо это делает. Пусть и живёт не так долго, да и любовь у него едва ли не первая, но прихоть от необходимости отличать научился. Днём он рассказывал родителям о том, почему выбрал именно Китай, какие перспективы будут у него, если он там отучиться. Ночью вслух повторял тоже самое себе. Ведь Кюхёну действительно требовалось запомнить всё это хорошенько. Он не убегал и не принимал решение необдуманно. У него на самом деле есть план. Чонуну он тоже рассказывал о перспективах, правда, не так уверенно. Тот поддерживал, подтверждая каждое слово. Чонун действительно считал, что у Кюхёна будет много возможностей, если он справится с программой в Китае. К тому же пожить в другой стране, попытаться понять её изнутри - отличный жизненный опыт! Скорее всего, Чонун сможет приехать к нему, пока Кюхён учится. Пусть сейчас с работой не очень, но это ведь не навсегда. Кюхён поддакивал, но прекрасно понимал, что этого никогда не будет. Чонун никогда не покидал своей зоны комфорта и не считал это минусом. Со временем Кюхён тоже научился ценить это качество и в Чонуне, и в себе самом. Правда, теперь собирался перечеркнуть все эти старания одним махом. Они виделись чуть меньше чем раньше: Кюхён должен был сдать кучу экзаменов досрочно, у Чонуна тоже были дела. Вернее, Кюхёну хотелось верить, что он по-настоящему занят. Иначе и быть не могло, Чонун не настолько жестокий человек. Они ведь потом больше полугода не увидятся, не стал бы он просто так... Впрочем, Кюхён не уверен. В очередной раз сторожа дверь, он осознал чётко только одну вещь: если останется здесь, то навсегда потеряет уверенность в себе и способность понимать. И теперь-то не очень себе верил, а что уж говорить о будущем? С каждой новой встречей Кюхён осознанно увеличивал дистанцию между ними. Перестал позволять держать себя за руку. Переждав немного, запретил любые незапланированные объятия, дальше - поцелуи. Чонун ничего не понимал и несколько раз порывался устроить скандал. Кюхён, скрепя сердцем, первым "проявлял нежности", чтобы не испортить всё раньше времени. Не отпускал руки Чонуна, целовал его первым аккуратно, трепетно и нежно-нежно, так, как, по мнению Кюхёна, целует девочка-старшеклассница выбранного мальчика в самый первый раз. И наплевать, что он сам далеко не девочка. И всегда отдавался на волю победителя-Чонуна, который, выждав буквально мгновение, углублял поцелуй и заставлял Кюхёна отвечать на требовательные ласки. Кюхён позволял. Разрешал делать это на улице, когда, по мнению Чонуна, "было можно, ведь людей не видно". Если так, то пусть, думал Кюхён, стараясь унять леденящий ужас внутри. После таких вечеров Кюхён чувствовал себя абсолютно пустым, будто все силы из него кто-то высосал. Он засыпал на несколько часов прямо на полу в какой-нибудь совершенно неудобной позе. Но и за это был благодарен Чонуну: небольшая, но передышка от бессонницы. Сложнее всего было запретить секс. Вернее, это было самым странным. У них же всё хорошо, они до сих пор встречались. Какая же у Кюхёна могла быть причина для отказа? Сам он прекрасно понимал, какая именно, но сказать об этом Чонуну было невозможно. Ведь тогда его парень понял бы всё по своему, решил бы, что Кюхён нарочно от него сбегает. Но всё же было совсем не так. Поэтому они продолжали встречаться в съёмной квартире Чонуна. И хоть гораздо больше чем о сексе (пусть с даже с безумно любимым человеком) Кюхён мечтал о том, чтобы бессонница прекратилась, парень старался отдавать процессу всего себя. У него получалось, пока однажды нервы не сдали окончательно. Вернувшись в спальню после душа Чонун увидел весьма странную картину: Кюхён сидел на полу, опираясь о стену и пряча лицо в коленях, и издавал неясный воющий звук. Прекратил он только после того, как услышал своё имя. Сознание вернулось обратно так быстро, будто ничего и не случилось. Чонун не успел ничего спросить, ведь Кюхён засобирался в душ, дверь которого надёжно спрятала от всех расспросов. Кюхён смотрел в зеркало только по утрам, когда собирался в университете да ещё и перед встречей с Чонуном. Потому что смотреть на то, что творится с его внешностью не было никаких сил. Наверное, так выглядели люди, которые убивали себя медленно и со вкусом. Поэтому он сразу включил воду, сел на пол и неслышно пел какие-то песни. Сейчас бы он и слова из тех песен не вспомнил и вообще не был уверен, что песни эти существовали. Наверное, он выдумывал их сам и сразу же забывал. Успокоившись, Кюхён вымылся и проглотил три таблетки снотворного, не запивая. Чтобы остаться ночевать у Чонуна, надо сделать вид, что он спал. Снотворное действовало на него неправильно: он засыпал всего часа на три. А когда просыпался, то его тошнило и состояние было самое что ни на есть отвратительное. Но ничего, ради Чонуна он готов был потерпеть. Утром он сказал, что рано проснулся, чтобы закончить статью в университет. Чонун поверил или сделал вид. С каждым новым днём Кюхён чувствовал себя хуже. Этому не было причины, и в тоже время причин было предостаточно. Чонун был повсюду, Чонун был и внутри Кюхёна. А от этого Кюхён не мог спрятаться, как ни пытался. Поняв, что начал терять вес, он решил ехать к родственникам в другой город. Чонун не понимал, для чего этого нужно. Ведь тогда они расстанутся едва ли не завтра, разве Кюхёну этого хочется? И вообще в последнее время Кюхён ведёт себя странно, Чонун перестаёт его узнавать. Причину отъезда Кюхён определил заранее: интенсивный курс китайского. Он должен быть уверен, что проблем с пониманием не возникнет. На вопрос, почему нельзя учиться в Сеуле, Кюхён отвечал уклончиво. Хотелось расплакаться и сказать правду. Вывалить всё на Чонуна и не решать всё в одиночестве. "Ты меня убиваешь! Я не могу с тобой рядом ни то что жить, а даже существовать! Невозможно поверить, что человек, которого я люблю так сильно, делает это со мной. Но это так, Чонун-а. Я с хожу с ума от этого всего, я должен попытаться себя спасти ради нас всех. Ты ни в чём не виноват, в этом вообще никто не виноват..." Сколько раз он писал такие письма Чонуну, а потом рвал их на такие маленькие части, что собрать единое целое было невыполнимой задачей? Не сосчитать. Раньше он думал, что должен всё рассказать. Объяснить, что его любовь с каждым днём превращается в зависимость, и что ему трудно с ней справляться. Но потом понял, что это не имеет смысла. Чонун ничего не замечает и не заметит. Они живут по-разному, любят по-разному и чувствуют друг друга по-разному. И Кюхён обязан принимать этот факт, иначе Чонун замучает его объяснениями. Ведь рассказывая о чём-то сокровенном любимому человеку, Кюхён хотел надеяться на изменения. Однако, это глупо. Чонун не намерен меняться. Поэтому в последний день они ругаются. Чонун помог ему со сборами, но отказался провести время вместе. Будто бы Кюхён уезжал не навсегда, а только на пару дней. Кюхён чувствовал себя ненужным, но пытался объяснить себе, что они ничего друг другу не должны. "Надо принимать всех такими, какие они есть", - Чонун очень любит это фразу. Кюхён называл такие фразы "идеальным оправданием". У каждого человека своё "идеальное оправдание". Это оправдание Чонуна, а у Кюхёна своё. "Это не эгоизм, я ведь заслуживаю внимания". Этим он оправдывал и истерики, которые закатывал временами, и "вставание в позу" и нежелание рассказывать о себе и своих проблемах. И свою бестолковую месть Чонуну. Кюхёну казалось, что если он прекратит это делать, то покажет свою слабость. А Чонун всегда считал его сильным, значит надо соответствовать... В день его отъезда из Сеула была прекрасная погода. Замечательный день, прекрасная возможность встретиться с кем-то, кого давно не видел. Или с кем-то попрощаться. Кюхёну не с кем было встречаться, поэтому он прощался. С городом. Прокручивал в голове "прощальную речь Сеулу". И пытался пережить свою обиду на Чонуна. Смысл долго обижаться? Он всё равно не поменяется, а Кюхён всё равно его простит. Тем более, что пару "истеричных" смсок он уже отправил, а это значит, что Чонун в любом случае не будет чувствовать себя хорошо в этот вечер. Нравилось Кюхёну или нет, но новая жизнь его определённо затягивала. С каждым новым днём Пекин не казался таким уж большим и неизвестным, люди - не такими странными, культура - не такой уж чужой. И, что страшно радовало Кюхёна, происходило это совершенно естественно. То есть он ничего такого и не делал, чтобы стать ближе этой стране или этим людям, разве что был вежливым. Но эти люди сделали всё за него. А прожил-то он тут всего каких-то два месяца... Они разговаривали почти каждый день, но Кюхён чувствовал как "выздоравливает". Понимал, что на расстоянии ему куда легче принимать Чонуна таким, какой он есть. В Пекине Кюхён, наконец-то, начал нормально спать, есть и думать не только о том, что должен спасти себя от психушки. Кюхён стал пытаться жить. Чонуна он не разлюбил и разлюбит нескоро, но чувство не будет таким уничтожающим. Кюхён верил, что "на расстоянии костёр поугаснет". И тогда он сможет встретиться с Чонуном снова, чтобы попробовать по-другому. И пусть Чонун даже разницы не заметит, это неважно. Важно, что Кюхён больше не будет "в одиночной камере, за пределами которой нескончаемая весна". Он ведь умный, знал, что в каждой паре один любит сильнее другого. К сожалению, сейчас эта роль досталась ему. И он не справился, он позволил себе сбежать. Значит ли это, что его любовь ненастоящая? Пусть так, но Кюхён останется жив на радость родителям и для счастья Чонуна. "Я думаю о тебе очень часто. Особенно, когда бываю в красивых местах, которые не могу тебе показать. Я скучаю, и мне очень странно, что я не могу делиться с тобой своими мыслями сразу, как только они пришли мне в голову. Скучаю по твоим поцелуям и возможности держать тебя за руку. Но здесь я отдыхаю от тебя. Прости меня, Чонун, сейчас я ещё не могу объяснить. Чуть позже я тебе всё-всё расскажу, обещаю. Но знаешь, я уже на пути к выздоровлению. Осталось подождать, когда весна закончится и я снова буду свободен. Говорят, что когда человек любит, в душе у него весна. Так я хочу, чтобы в моей наступило лето. Оказывается, слишком долгая весна отнимает много сил. И ты не волнуйся, я просто рад, что могу тебе это сказать! Что ты меня слушаешь." Отправлять такие письма ещё рано, но Кюхён знает, что скоро сможет сделать это. Осталось подождать совсем чуть-чуть и ещё немного восстановить силы. Пекин оказался отличным местом спасения, и в эту минуту Кюхён со спокойной душой признаётся себе, что сбежал.