Пой до конца

Петляющая между скал дорога медленно начинала выравниваться и расширяться. Ещё час-другой, и я выйду к холмам, откуда можно попасть почти в любую точку мира. На то они и зовутся Великим Перепутьем. За последние сто лет многое изменилось. На момент завершения битвы Бурного Пламени страны, через которую лежит мой путь, и в помине не было. Неприятно конечно, но приходится признать: с исчезновением Аршара началась новая эпоха. Третья. И она принадлежит людям. За поворотом впереди послышалось бодрое пение. Вскоре показалась телега, весело катившаяся мне навстречу. Доверху чем-то загруженная, она определённо спешила в город на берегу ко дню Летнего Солнцестояния. Заметив меня, двое фермеров, не прерывая песни, кивнули головами. Я в ответ приподняла шляпу. Весёлая делегация скрылась из виду, но эхо ещё долго разносило по окрестностям отголоски песни. Милый народ эти крестьяне, хоть и наивный. Любого встречного в дом пригласят, накормят, всё о жизни расскажут… И кажется, что всегда так и было. А мне выпала редкая возможность наблюдать становление их страны с самого начала, когда их и было-то всего пара сотен на три деревни. После войны, когда все выжившие расползлись по своим странам, зализывая раны, эти самые селения снялись с границ леса и Топи, отправляясь на большие свободные пространства территории Вилл. Без проблем отстроив свои дома на новом месте, они буквально за год превратили полупустые степи в хорошо обустроенные обжитые поля, на которых прекрасно росли любые культуры. Выращивали они в разы больше, чем требовалось для жизни, поэтому зерном и кукурузой охотно делились, в уплату требуя не золото и драгоценности, а учёных и ремесленников. Благодаря такому подходу первое же подросшее поколение, по молодости с самодельными луками защищавшее свои границы от диких зверей и последователей Топи, на неплохом уровне освоило судостроение и кузнечное ремесло. Быстро увеличиваясь в числе, они отстроили себе каменные города, выковали хорошие инструменты, начали переправлять товары по рекам на собственных кораблях. Но земледелие всё равно оставалось главным занятием большинства населения. Мне нравилась эта страна. Почти треть моих странствий так или иначе касалась крестьян. Вот и сейчас я вернулась. Жизнь у земледельцев коротка, мало кто доживает до тридцати, так что моей вечной юности заметить некому. Однажды мне сказали, что оборотни живут, пока их не убьют. К этому нужно добавить, что они так же не стареют. Моя жизнь оказалась слишком уж долгой. Первые десять лет странствий я жалела, что не погибла в той битве. Это было бы правильнее. И легче. А сейчас… Сейчас я уже привыкла. Внизу показались зелёные крыши. Я добралась. Вечерняя улица встретила меня звонким шумом. На главной площади несколько человек пытались вытащить из лужи чересчур довольную побегом из загона свинью, рядом с домами всё ещё обменивались едой и свежими новостями женщины, у каких-то дверей кузнецы спорили о закалке металлов. Жизнь текла своим чередом. Я зашла в знакомую таверну. Её уже на протяжении трёх поколений держала радушная семья, всегда радостно принимавшая путников. Свободных комнат оказалось вдоволь и мне, как давнему товарищу, разрешили выбирать любую. Остановив выбор на небольшом светлом помещении под самой крышей, я оставила вещи, спускаясь в общий зал. Денег за ночлег и еду тут не брали, предлагая оплату трудом. Сейчас у хозяйки были проблемы с протекающей крышей жилой части дома. Как справляться с такой напастью я знала с детства, поэтому, взяв инструменты, поспешила наверх. Нужно было успеть до темноты. Прореха оказалась небольшой, к сумеркам я уже закончила. С моего места открывался вид на всю деревню. Оглядев дома, я вздохнула. Уж не знаю, откуда пошла такая традиция, но большинство крыш, за исключением только ратуши и церкви, были покрыты землёй и зеленели от высаженной на ней травы и цветов. Некоторые даже умудрялись таким образом выращивать лекарственные растения и пряности. Наконец спустившись, я обнаружила, что весь зал уже забит уставшими за день людьми, всегда готовыми пропустить за беседой пару стаканов хорошего домашнего эля. Получив от благодарной хозяйки тарелку горячей похлёбки, я устроилась на краю стойки, невольно прислушиваясь к разговорам. Впрочем, ничего познавательного так и не узнала. Все беседы сводились к работе в полях или предпраздничным приготовлениям. Уже ближе к полуночи, когда часть людей разбрелась по домам, а оставшиеся захмелели и скучковались в почти ровный полукруг, на всеобщее обозрение выбрался певец. Под одобрительные возгласы он исполнил несколько всеобще известных баллад и одну лирическую песню. Обычно после такого набора крестьянских менестрелей уносит в дебри любовных саг, но этот оказался исключением. Не знаю с чего, но он решил, что лучшим завершением вечера станут длинные и тягучие песни о войнах, не теряющие своей мелодичности и красоты. Его сказания были мне знакомы, а вот жители многие из них слышали впервые. Я приятно удивилась, услышав в исполнении певца некогда любимый мной миф о Нефритовой Войне. Через какое-то время парень сообщил, что немного устал, да и поздно уже, так что он считает, что пора заканчивать посиделки, дабы не задерживать хозяйку. Та, конечно, отрицательно покачала головой, но внимания на это никто не обратил. Всеобщее мнение решило, что и правда поздно, но без финальной песни никто с места не сдвинется. Парень будто этого и ждал. Напоследок он сберёг песню, написанную им самим буквально на днях, и ещё не исполнявшуюся. Мелодия оказалась довольно приятной, и я невольно заслушалась. А когда поняла, о чём говорилось в песне, оторваться уже не смогла. От лица незаинтересованной стороны он рассказал о битве, уничтожившей некогда огромную и сильную страну на юго-востоке, на чьём флаге был изображён шестиугольник. Самым странным было то, что он не обвинял ни одного из участников конфликта, что было, мягко говоря, не принято. Раньше мне не доводилось слышать таких песен. Когда парень закончил и отошёл к своему дальнему столику, в зале разгорелся спор. Мнения относительно последней войны различались и здесь. С одной стороны говорили, что Аршар был захватчиком, убивающим всех врагов без раздумий и жалости, а с другой — что Виллы поступили не лучше со своей массово поражающей магией. В результате сошлись на том, что без войны их страна никогда бы не появилась, но участвовать в её действиях они не хотели бы. Успокоившиеся землепашцы начали расходиться, а я подошла к певцу, отстранённо наблюдавшему за спором. Заметив моё приближение, он рассеянно улыбнулся, подвигаясь к краю. Я села. Пару минут помолчали, провожая взглядом последних посетителей. Когда дверь закрылась, хозяйка кивнула нам и отправилась спать, попросив унести на ночь свои кружки. — Ты не местный? — он удивлённо поднял глаза. — Много знаешь для обычного пахаря, — ответила я на немой вопрос. — Нет, — он улыбнулся. — Я родился неподалёку. В трёх днях пути через горы есть деревня в степи… — Знаю, — я кивнула. — Красивое место. — Да, — пару мгновений он мечтательно смотрел в окно. — Ты тоже не похожа на крестьянку. Меня зовут Лейв, — певец протянул руку. — Я родилась далеко отсюда, — ответила я, принимая рукопожатие. — А моё имя больше мне не принадлежит, — он грустно вздохнул, и на несколько минут снова воцарилось молчание. — Так откуда тебе известно столько сказаний, землепашец Лейв? — он совсем не обиделся на моё обращение. — Я всё же странствующий менестрель, многое слышу в пути. — Не можешь найти своё место? — Как раз наоборот, — он тихо засмеялся, — Давно нашёл. И не собираюсь оставлять. Дороги — моя судьба. Но почему странствуешь ты? — А я своё уже давно не могу найти, — не самая приятная тема у беседы получилась. Однако Лейв тоже понял это, удачно сменив русло разговора. — Куда ты собираешься идти? — Я хмыкнула. — Вообще-то в твою родную деревню. — Правда? Здорово! Тогда пойдём вместе? — Я собиралась выходить завтра с утра, — ответ вырвался самостоятельно, не спросив моего мнения. — Тогда договорились, до завтра. Певец поднял кружку, чуть наклонил голову и скрылся на лестнице. Я сделала последний глоток, продолжая смотреть ему в след. И как я только согласилась? Мне всегда нравилось путешествовать в одиночку… Ну да ладно, три дня не вечность, а он, может быть, ещё раз споёт ту песню. Поднявшись в комнату, я улеглась на кровать, удачно стоявшую у окна, посмотрела на небо. Чистое и тёмное, того необычного оттенка, что можно заметить лишь летом. На нем чуть подрагивали звёзды, знающие всё и обо всём. У нас с ними всегда складывались неоднозначные отношения. С одной стороны звёзды всегда были рядом, но с другой поддержки от них было не дождаться, как и совета. Они предпочитали просто смотреть на всё сверху, не приближаясь. Оставались теми же независимыми свидетелями, что и тысячелетие назад. Я смотрела на их переливы, чувствуя непередаваемое словами любого из языков одиночество. Хотела бы я быть такой же, как они: далёкой, холодной, сверкающей и мёртвой.

***

Утро выдалось туманным. Я рассчитывала к ночи добраться до ближайшего скального отрога. Мой спутник не возражал. К удивлению, большую часть нашего пути он молчал, погружённый в свои мысли, и лишь изредка поглаживал бок своей лютни. Кроме неё он нёс с собой трубку, кисет с табаком, тёплый плащ, перекинутый через плечо, и объёмную флягу. От взгляда на его набор «самого необходимого», мне захотелось рассмеяться. Впрочем, моё снаряжение не сильно отличалось. Мешочек с огнивом и парой интересных трав, шляпа с широкими полями, шерстяная накидка, фляга да кинжал. Немного осталось от величия моей былой жизни. На привал остановились с закатом. Зашли мы дальше запланированного, и потому удобно устроились на перевале через первую из пяти предстоящих нам гор. В нескольких метрах от дороги находился широкий выступ, с которого открывался вид на на весь пройденный путь и реку, уходящую сквозь степи к лесам. Где-то в том же направлении находились северные горы. Я была там всего однажды, семнадцать лет назад, но не смогла заставить себя пройти дальше первой заставы. Лейв тем временем скинул вещи на землю и принялся собирать мелкий хворост. Наблюдая за неспешными движениями певца, я вдруг спросила: — Вот скажи, а чем ты обычно питаешься? — Я? — казалось, он действительно удивлён вопросом. — Тем, что Бог пошлёт. — Ты в него веришь? — вот теперь удивилась я. — Не совсем, — парень оставил своё занятие. — Но я думаю, что если ты идёшь по своему пути, то проблем с мелочами, вроде еды, не будет, — он снова улыбнулся. — Понятно, — я кивнула. — И поэтому у тебя нет даже ножа? — Ну, — менестрель замялся. — У меня был нож. Хороший, брат выковал, когда я первый раз собрался в путь. Но он недавно сломался. — И обо что же ты умудрился сломать хороший нож? — я вопросительно подняла бровь. — Об медведя, — совсем смутившись и даже покраснев сообщил Лейв. — Ага. Ясно, — очень хотелось фыркнуть, но паренька было жалко, и я сдержалась. — Пойду дров поищу, — сообщила я, направляясь к спуску. «Совсем ещё ребёнок.» Склон был достаточно крутым, но мне это не мешало. Я неспешно брела вниз, осматриваясь в поисках какого-нибудь засохшего дерева. Мысли же утекали в сторону мальчишки, оставшегося наверху. За жизнь я видела достаточно много людей, чтобы понимать их психологию. Певец только начал взрослеть и осмыслять жизнь. Его взгляды на реальность ещё не окрепли, душа не привыкла к сильным переживаниям. Обычно в этом возрасте всё вокруг шатается, и человеку не на что опереться. Самый трудный период взросления. Однако, у Лейва не было таких проблем. Он сумел найти опору внутри себя. Я не до конца понимала, как так получилось, но знала — это огромное везение. Что-то подсказывало, парень нашёл себя в своём призвании. Хорошо, что ему хватило смелости отправиться в путешествие. Мне не были близки его размышления о единственно верном для человека пути, определяемом судьбой. Я считаю, собственная воля сильнее всех предначертаний, но надо отдать должное, свой дар менестрель использует правильно. Чтобы понять это, достаточно один раз посмотреть как он меняется, касаясь струн. За размышлениями я добралась до границы небольшого леска, начинавшегося у подножия горы. Сухое и даже самостоятельно упавшее дерево нашлось быстро. Тоненькая ободранная сосенка подходила идеально. Уложив её край на плечо, я отправилась к стоянке. Добравшись до лагеря, я обнаружила уже горящий костерок. Рядом сидел крайне довольный Лейв, не спеша стирающий грязь с каких-то клубней. При ближайшем рассмотрении они оказались широко распространенным корнеплодом, всегда росшим в этих землях. Долгое время Виллы и ведьмы считали его сорняком, и только крестьяне научились готовить. Парень авторитетно заявил, что вкуснее всего они в запеченном виде, поэтому дрова будут очень кстати.

***

Костёр почти прогорел, удерживаясь только на остатках мелкого хвороста. Мы сидели друг на против друга, потягивая из фляги вино. Спустя пару минут молчания, парень потянулся за лютней. Я улыбнулась, переводя взгляд на певца. Первые аккорды были пробными, неуверенными. Их ещё исполнял Лейв. Но с каждым новым звуком он исчезал, оставляя вместо себя менестреля с пылающими глазами. Какая-то минута, и от смущённого юнца не осталось и следа. Напротив меня сидел некто, смотрящий сквозь пространство и время в миры, не доступные человеку. Некто, знающий всё обо всём. Пугающий своими тайнами и могуществом, как те самые звёзды. Разрозненные звуки сложились в песню. Один длинный низкий монолитный аккорд навис над нами, а другие, переплетаясь со словами, выстраивали на нём причудливые фигуры, устремлённые в небо. Пальцы менестреля легко перебирали струны, мелодия сливалась с голосом, а тот был одним целым с миром вокруг. Даже пламя костра покачивалось в ритм музыке. Он был не здесь. Пока звучала мелодия, сознание певца погружалось в неведомые глубины, находя в них ответы на молчаливые вопросы. В эти минуты он насквозь видел мою душу, не задумываясь читал историю жизни в направленном на него взгляде. Я знала, только вот продолжала смотреть, не заботясь больше о сохранении своих тайн. Менестрель никогда не расскажет об увиденном постороннему, не осудит. Впервые за жизнь я могла быть честна. Где-то внутри дёрнулись забытые колючки, давно сросшиеся с сердцем и лёгкими. Изо всех сил они рвались наружу. Не в силах противостоять, я отпустила их, вместе с переизбытком чувств, накопившимся под игольчатым комом. Часть меня переродилась в той необычной мелодии в многозвучную звонкую ноту, переплавленную из счастья, горя, потерь и любви в светлую тоску. Песня закончилась. Сквозь языки пламени я смотрела на менестреля. Он будто не замечал взгляда, аккуратно перебирая струны. Тихая стройная мелодия, родившаяся под этими касаниями больше не призывала к жизни давно скрытое. Напротив, она убаюкивала, заглаживала раны, уносила боль, давала время, чтобы просто тихо сидеть, заглядывая в огонь. Весёлые искры переливались странными фигурами, в которых я с пугающей точностью узнавала шатры Хорлов.

***

Мой отряд ворвался в лагерь песчаников за два часа до рассвета, в самую тёмную пору. Обратившиеся в зверей, угостившиеся кровью пленных, обезумившие от двойного полнолуния, волки просто разрывали всех, кто попадался на пути. Людям из армии Аршара было настрого запрещено приближаться к временному пристанищу Хорлов. Даже я сама осталась вне боя, не рискнув обратиться в такую ночь. Вместе с отрядом лучших лучников я разместилась на опушке. Когда паника, вызванная внезапным нападением, начала спадать и люди попробовали отбиваться, я отдала команду. Сотня горящих стрел, и народ пустыни снова растерялся, пытаясь то ли вытащить из огня припасы, то ли напасть на оборотней, то ли спастись бегством. В первые часы после рассвета я вошла в разгромленный лагерь. Передовой отряд, запоздало отправленный к границе Линнов, был полностью уничтожен. Волки уже вернулись в стан Аршара, воины искали среди ворохов обгоревшей ткани и трупов что-нибудь полезное. Обойдя пожарище, я продвинулась вглубь пустыни. Чутьё не подвело, в некотором отдалении от места основного сражения лежало полуживое тело, сумевшее отползти довольно далеко. При ближайшем рассмотрении оно оказалось девушкой в форме рядового. Судя по короткому кинжалу на поясе, отсутствию нормального меча и широкой перевязи, идущей через плечо, она была лучницей. Была. А сейчас девушка медленно умирала, всё же не оставляя попыток проползти ещё немного в сторону песков. Я уселась на камень рядом. Заметив врага, лучница замерла, тяжело выдохнула, полежав с минуту дёрнулась, кое-как перевернулась на спину. На животе виднелась глубокая колотая рана, из которой безостановочно текла струйка крови. Разодранные кожаные доспехи были покрыты слоем земли и грязи. Про себя я отметила, что если бы девушке и удалось скрыться, она через пару суток погибла бы от гангрены. Тем временем девушка открыла глаза, посмотрела через прилипшую ко лбу прядь волос. На её губах шевельнулась презрительная ухмылка. Она смотрела так, будто это я умирала посреди песка и грязи, лишённая соратников, сил и будущего. Не до конца понимая зачем, я опустилась рядом с ней, максимально аккуратно перерезала ремень, сползший на горло и мешающий дышать. Лучница резко вдохнула, снова дёрнулась от боли, пронзившей рану. Однако, взгляд её стал более осмысленным, в нём заиграли обрёчённая злость. — Не страшно умирать? — поинтересовалась я, пытаясь заглянуть за зрачки. — Смерть, она просто как сон. Не худший вариант, — слова давались девушке с трудом, а усмешка и вовсе не вышла. — Уверена? Твои люди убиты, страна на грани истощения и захвата, сама ты скоро навсегда уйдёшь, — к удивлению, лицо лучницы зажглось неясным светлым пламенем. — Я погибаю за свой дом, за свой народ. Это мой выбор. Да, в отличии от тебя, у меня он был. И умереть за свои убеждения лучше, чем… Чем так! — девушка попыталась поднять левую руку, но силы окончательно покинули тело, погружая её в беспамятство. Влекомая странным интересом, я подняла рукав на шевельнувшейся руке. Вдоль лучевой кости, перехватывая хвостом запястье, темнела татуировка змеи. Часто встречающийся знак в землях Хорлов. Значит, эта девушка избрана жрецами храма для кровавого жертвоприношения. Религия песчаников всегда казалась мне отвратительной, практически не приносящей результатов в желаемой ими магии, но часто требующей свежей крови. Что же, лучница права, умереть от руки врага, защищая страну лучше, чем взойти на гремучий алтарь. Я придвинулась вплотную к телу прибывающей в забытьи воительницы. Говоришь, смерть похожа на долгий сон? Пусть для тебя так и будет. Кинжал перерезал горло с той же лёгкостью, что и ремень минуту назад. Тёплая кровь так и не очнувшейся девушки почти до локтей залила мне руки. Даже не подумав вытереть лезвие, я двинулась назад, в лагерь. Из головы никак не хотели уходить последние слова девушки. С чего это у меня нет выбора? Как раз наоборот, я сама решаю, как и с кем мне вести войну, что делать в свободное время. Мне нет нужды умирать на пустынной земле среди камней и собственной крови. У меня даже есть товарищ и друг! Но нечто, придававшее её голосу уверенности и заставлявшее радостно улыбаться смерти, оставалось для меня неясным. Оно пробиралось в глубь души, скрипело, перебирало подозрительные клочки памяти на полках. В такой прострации меня и застал король, решивший лично убедиться в удаче операции. Придирчиво осмотрев меня, он удовлетворенно кивнул, проворчав что-то о невозможности проигрыша, пока я так сражаюсь, и перехватил моё запястье, увлекая за собой в главный шатёр, откуда уже выгнали всех людей и вынесли карты, оставив еду и вино. На автомате я отметила, что правитель не боится испачкаться в чужой крови, касаясь меня. Тот вечер запомнился мне на всю жизнь, но именно его я избегала, спускаясь хранилища своей памяти. Мы выпили больше, чем когда-либо. То, что вино сменилось личной настойкой короля, я заметила не сразу. Зато распробовав поняла, в чём секрет его магии. Из своих жертв межу тех столбов чародей высасывал не только всю жизненную силу, но и силу телесную, что продлевала его существование. Я глотала напиток, уже не произнося слов. Улыбка чародея, не скрывающая изменившуюся форму зрачков и безумного азарта за ними, и так была достаточно красноречива. По телу медленно расползалась туманная завеса, забирающая контроль, а в голове звенела мысль, что не смотря на предсмертные глупости всяких песчаных девчонок, я сама выбрала свою судьбу и друга-чародея. Да, по первому его слову я буду убивать. Только вот ожерелье на шее потяжелело, словно удавка. А когда он оказался рядом, легко поднимая меня с удобного кресла, вовлекая в танец, этот мираж рассеялся. Лопнул вместе с остальным миром. Остались только горячие ладони, да железный привкус на губах.

***

Отблески костра прыгали по рукам, придавая им кровавый оттенок. С каких пор кровь на ладонях для меня перестала быть чем-то чужеродным? Уже и не вспомнить. Возможно именно в тот вечер, когда я распробовала её вкус. Но всё это в прошлом. Сейчас я понимаю, о чём говорила перед смертью лучница Хорлов. Знаю, чего пытался избежать король, преподнося мне чашу своей силы. Он мог и не стараться. Даже пойми я в тот день, какую глупую роль играю, предать единственное существо, которому не всё равно, не решилась бы. С тех далёких времён почти нечего не изменилось. Если сейчас передо мной появится чародей, скажет, что сумел спастись и прикажет убить, раздумывать я не стану. Пусть это трижды неправильно, но другой правды для меня не существует. «Что же ещё ты скажешь мне, огонь? О чём напомнишь, менестрель? Я готова слушать, » — тихий шёпот заставил певца вздрогнуть, будто с него без предупреждения сдёрнули неприкосновенную маску. Впрочем, замешательство длилось не долго. Пара секунд, и аккорды новой мелодии подхватывают, унося ещё глубже в недра самой себя, на поиски.

***

Под закрытыми веками ожила развилка широкого тракта. Западная дорога вела к границе, южная к столице, а восточная к лесу. Именно туда направлялся небольшой отряд. Ранняя осень выдалась прохладной и отметилась мирным временем. Я жила в крепости не дольше полутора лет, однако успела запомнить, что отсутствие не только больших походов, но и пограничных стычек — небывалая редкость. А также дурной знак. Но пока новое активное наступление не началось, стояли радостные дни. Король в такие стратегические паузы не любил сидеть в замке, периодически выезжая на пару дней в близлежащие чащобы на охоту. Мне-человеку в этот раз приказали отправиться с ним. Для вечернего привала выбрали небольшую поляну, уютно пристроившуюся между высокими мрачными соснами. Лошадей стреножили, троим сопровождавшим, включая меня, поручили обустройство лагеря. Набрав дров и хвороста, я собралась было усесться на землю с недавно найденной рукописью, но у правителя оказались другие планы. Не успела я опуститься в ещё мягкую, хоть и пожухшую траву, как он окликнул меня от края поляны. Но подойдя вплотную, я не увидела ничего, кроме живописно облетевшего кустарника и туго переплетённых ветвей орешника, на которые и указывал чародей. Немой вопрос отчётливо проступил на лице. И что такого король нашёл среди обычного пейзажа? Весь день сквозь такую же поросль ехали. Хищно улыбнувшись вместо ответа, правитель потянул меня за собой, прямо в гущу кустов. Пара минут движения по зарослям, и мы оказались в обыкновенном сосновом бору. Над головами смыкались и тихо шуршали тяжёлые ветви, под ногами расстилался мох, усыпанный сухими иголками. Кое-где из земли ещё торчало тёмное растение с лиловыми шишечками. Чародей склонился к ближайшему из них, приподнял лист, будто проверяя что-то. А я в очередной раз удивилась, как он сумел ни разу не поцарапаться на пути сквозь бурелом, густо усеянный колючками разной длинны и прочности. Несмотря на врождённую реакцию, я пару раз ощутимо порезала руки, а он даже причёску не помял! Тем временем король, убедившись в своей догадке, нарушил молчание: — Дикая Ликария — необыкновенное растение. Листья и стебель ядовиты, а корни лечат от многих болезней, — он не поворачивался, продолжая перебирать листья. — А шишки? — казалось, он только и ждал этого вопроса. — В шишках и кроется самое удивительное, — правитель наконец повернулся ко мне лицом. — Невероятно сильный наркотик, заставляющий животных защищать цветок, как своего детёныша. И дикой она названа как раз из-за обилия злых животных вокруг, — на последних словах он резко выдернул из земли несчастное растение, кивнув мне за спину. Обернуться я успела, ещё в движении почувствовав запах тупой злобы, мечтающей о крови. А вот времени, чтобы достать из ножен кинжал, не осталось. Рефлексы сработали, не слушая отчаянно протестующее сознание, и острые когти переходной формы в два резких движения заставили одичавшего медведя замертво упасть, чуть не придавив мне ноги. — Отлично, — голос правителя источал радостное удовлетворение. — Именно это я и хотел увидеть. Держи, — и сунув в ладони опустивший листья стебель, отправился назад.

***

Тогда я впервые обратилась на глазах чародея. А через сутки, получив под командование войска, обрела в нём друга. Получилось, что именно с тем, кто знал меня как волка-полководца, я могла быть человеком. Хотя к свободному общению почти на равных долго не могла привыкнуть. Назвала ли бы я это удачей? Скорее судьбой. Несмотря на все трудности и жизни, отнятые своими руками, те несколько лет были самыми счастливыми в моей жизни. А ведь для многих время, проведённое рядом с королём, становилось последним. Без жалости он убивал провинившихся. Никогда не пачкая рук, он лишь отдавал приказ, и обречённых расстреливали, сжигали или попросту отдавали на обед волчьей стае. Не суди меня, певец. Твоя семья до сих пор жива, ты знаешь, в чём твоё предназначение и можешь следовать за ним. А у меня никогда не было настоящего выбора. От рождения обречённая на двойную жизнь без искренних друзей, я цеплялась за каждую призрачную ложь. Прекрасные, скрывающие жестокость мира глубоко под собой, они дарили мне надежду, взамен требуя только исполнения того, что положено волку… Можно долго говорить об этом, но ты, счастливец, всё равно не поймёшь. Хочешь знать, для чего королю такие существа под боком? Очень просто. У любого волколака вдвое больше внутренней энергии, чем у человека. А у оборотня — втрое. Если твоя сила внезапно кончилась, а подходящей жертвы, у которой её можно высосать, не находится, можно позаимствовать эту силу у подручного оборотня. Он даже не умрёт, просто проспит пару суток, и всё. А если кроме роли резервного источника энергии зверь может ещё и выигрывать сражения, то его пускать на энергию можно только в экстренном случае. Пусть завоёвывает новые территории для страны, ничего не подозревая и не отходя далеко. Я и не знала тогда. Но за сто лет странствий многое переосмысливается. Мальчик смотрел на меня, а в глазах плескался океан ужаса и боли. Менестрель отступил, вернув к уголькам, оставшимся от костра, Лейва. Он искренне хотел помочь, только вот сил певца не хватило, и эмоции захватили его, возвращая в обычное состояние. Парню срочно требовалось выпить. Я подняла свою флягу, свободной рукой нашаривая в поясной сумке заветный узелок с порошком редкой болотной травы. До предела взбаламученный моим рассказом, Лейв не заметил ни моего движения, засыпающего траву в горлышко, ни странного привкуса вина. Он просто сидел, не поднимая головы. Мне стало жаль его. По молодости не рассчитал, что вызывая в других очищающую исповедь, он принимает их чувства на себя. А у людей порог эмоциональной выносливости сильно занижен. Ничего, с опытом и это умение придёт. «Это не всё, он знает что-то ещё, » — не ошибающийся в своих предсказания внутренний голос огорошил меня. О чём может мне рассказать молодой менестрель? Почему это так важно, что голос решил напомнить о себе? Пока я подбирала слова для вопроса, Лейв начал сам. — Я знаю, каким было твоё имя, — он лишь слегка приподнял голову, не показывая глаз. — Рубиновая Королева. Не думал, что придётся сказать об этом, но… — певец запнулся, я не торопила. — Полгода назад мне довелось идти по побережью, и буря застала меня в портовом городке на юго-востоке страны. В его центре стоят развалины бывшей сторожевой башни. Мне показалось странным, что её не отремонтируют или не снесут окончательно, и я решил разузнать подробности. Оказалось, что разрушена только верхняя часть замка, а подземная в целости. И там, под стражей нескольких Вилл и Льдистых из Лайнора уже много лет живёт пленник… — снова прервавшись и замолчав на несколько минут, певец не знал, как продолжить. Впрочем, невозможная догадка уже поселилась внутри меня. Внезапно парень вскинул голову, посмотрел на меня блестящими глазами и на одном дыхании выложил: — Ксилия, король Аршара не мёртв! Что-то внутри меня вспыхнуло, тут же прячась за маской тоски. Ни к чему парню видеть этот огонёк, пока что ещё еле тлеющий. — Спой мне ту песню, — попросила я, прикрывая глаза, — Пожалуйста. Лейв кивнул. Оставаясь собой он оживил мелодию, уже слышанную мной накануне. И с каждым звуком огонь внутри меня разгорался всё сильнее, превращаясь в полное уверенности пламя. Я знала, что будет дальше. Но пока не завершиться песня, ещё осталась пара минут, принадлежащих мне. Лёд, что начал таять в душе от простых слов певца, окончательно исчез, поддаваясь огню. На память о нём осталась лишь свежесть, уверенность, да случайная влага, заскользившая по щекам. Последние минуты ночи сплелись с последними минутами безродной странницы, сотню лет идущей без пути. Оставив свою тайну менестрелю, обе они истают. Звёзды меркли. Начал воскресать в глубине души зверь. Больше не будет дороги в неизвестность. Только вперёд, чтобы не случилось после. Рассвет уже не застанет меня на горе, посреди страны землепашцев. Струна дрогнула, исказила звук, затихла. Певец откинулся назад, ровно дыша. Болотная трава наконец завершила своё дело. Я поднялась, сняла с пояса клинок, вложила в ладонь, что соскользнула с лютни. Прощально сверкнули рубины, навечно согретые кровью, зависло в воздухе прощальное «Спасибо». И вновь из-под лап летят камни и песок, а я несусь в далёкий путь.

***

Долина между трёх горных рёбер и только она дорога, идущая сквозь смертоносное ущелье. Я стояла по центру, на идеально ровном участке. Преследователей пока не было видно. Даже странно. Не могли прибрежники, с трудом восстановившиеся после огненного вихря последней битвы, и винившие в своих потерях именно Аршар, без сопротивления отпустить короля смертельно опасной страны и оборотня, что освободил его, по пути разрушив темницу и голыми руками убившего с десяток бойцов. Впрочем, часом больше, часом меньше… Нас было двое. И пока чародей уходил на юг, я готовилась к смерти. Посреди пустой равнины, прекрасно просматривающейся со всех окрестных склонов. Страха не было, я ведь знала, на что иду уже в тот момент, когда начала спуск с горы, на которой остался глубоко спящий певец. Тогда, не воспользовавшись дорогой, огибая деревья и чудом не путаясь в травах, я поняла одну простую истину. Мои предки, в конце концов, сами выбрали служение Аршару, хотя легко могли остаться дома, в Топях. Но они ушли за королём-создателем. Получается, отдать жизнь за него — действительно долг, на который я обречена по факту жизни. Просто случайность, что я не погибла ещё тогда, в детстве, будучи глупым волчонком, бросившимся на врага. И удивительно долгая жизнь, и счастливые годы, и время страданий. Всё это должно быть искуплено сейчас. А за жизнь можно расплатиться только смертью. Лёгкий ветерок принёс человеческий запах сверху. Значит, в лоб идти не хотят даже на единственного противника? Умно. Отчего же тогда они медлят? Неужели даже монстру вроде меня хотят дать время на прощание с жизнью? Или ждут, пока окончательно стемнеет? Хорошо же, я воспользуюсь их даром. Только прощаться буду не с жизнью. Есть кое-кто, заслуживающий этого больше. Будучи полководцем, я всегда избегала только одного — магии. И всё же одному фокусу научилась. Абсолютно безобидному «Глазу». Но так ни разу и не использовала. Сейчас он пригодится. Пара несложных строчек, и вместо скучного тройного ущелья я вижу небольшой холм на опушке леса. В сочной траве сидел менестрель. Там, где он сейчас, ещё даже не полдень. Странный получается привал. Для чего? Пока я искала ответ на бесполезный вопрос, певец поднял глаза, будто чувствуя постороннее присутствие и взялся за лютню. Его песня не говорила о боях, доблести и чести. Не было в ней желания помочь. Просто переливчатый мотив, источающий светлую тоску о прекрасном и несбыточном. Я не сопротивлялась памяти, именно сейчас решившей прокрутить передо мной годы странствия, выбирая из них моменты созерцания. Величие, сокрытая сила мира и полное отсутствие живых существ. Я улыбнулась. И тут Лейв вскинул голову, глядя прямо мне в лицо. В его глазах замер на пике шквал эмоций. Не к месту я заметила, что этот оттенок тёмно-серого красив… Струна резко дёрнулась и оборвалась, оставив в воздухе вибрирующий отзвук. Лейв прошептал что-то одними губами, выпуская из рук инструмент, и видение оборвалось. «У нас уже ночь?» — пронеслось в голове прежде, чем вибрация воздуха окончательно превратилась в свист стрелы. Одна, в сердце, насмерть. Я упала лицом вверх. «Да, стемнело,» — внутренний голос меня не оставил. «На что ты потратишь свои последние секунды, зверь?» — Зверь? Нет уж. Я улыбнулась. Надо мной было небо. Чёрная бездна, полная звёзд. Им не было числа. А ведь не так уж они и далеко. Кажется, совсем рядом мигают. Зовут и не собираются падать. Я ошибалась на их счёт. Звёзды не были мертвы. Никогда. Просто не каждому дано увидеть это. Мне вот повезло. Не понимаю только, за что такая честь. Но я всё ещё хочу быть такой же, как они. «Так будь. Подними руку и будь!» — и другая я выскользнула из сознания, напоследок коснувшись щеки тёплым ветром. Так просто? Протянуть ладонь и всё? Я шевельнула правой рукой. Глаза расширились, улыбка подёрнулась пеленой горечи, а пальцы никак не хотели отпускать клык в обрамлении мёртвого серебра. Порванная цепочка уже не держалась за шею, и хватка пальцев была последним, что соединяло меня с памятью о короле. Звёзды мигнули. Не медлить значит? Всего секунда, чтобы выбрать всего одно из двух решений загадки, на которую не хватило всей жизни? Долг или мечта, правильно или желанно? Чародей-творец или звёзды? Я ведь всегда бежала от такого выбора! Надеялась, что после смерти отвечать не придётся… Только спокойно умереть без этого ответа не дают. Что же за несправедливость такая! Впрочем… Жизнь мне не принадлежала, так хоть смерть оставлю. Гори оно всё! Пальцы разжались, клык выкатился из руки, тут же пропадая из существующей для меня части мира. И сразу так хорошо и спокойно стало. Из глаз вниз, на землю, упала пара счастливых капель. А потом бездонный купол накрыл меня. Не стало ничего, кроме мерцания белых огоньков кругом.