Сложная тренировка.

- ДЕЛАЙ Р-РАЗ! – оглушительный рев раздается над головами курсантов и вдаль, расстилаясь по побережью, омываемого прибоем. По команде группа людей в двадцать человек практически одновременно опускается в ледяную ночную воду на руках и замирает. Промокшую насквозь одежду и промерзшие до костей тела солдат накрывает новой волной тяжелой соленой морской воды; густая пена моментально застилает взор и хоть чтобы хоть как-то защититься, люди крепко зажмуривают глаза, а заодно, и рты, дабы избавить себя от последствий «питья». - ДЕЛАЙ ДВА! – грохот нового приказа разносится глуше для тех, чьи лица сейчас были под уровнем воды, но все равно все моментально, как единое целое, выполняя приказ, выпрямляются на руках. Новая волна накрывает взвод зеленых новобранцев, но теперь вода проскользает чуть ниже, давай возможность сделать такой желанный глоток воздуха. Соленого, морского, холодного чистого воздуха, перед тем как в очередной раз из мегафона инструктора прогремит очередной приказ, и мучительный цикл начнется сначала. - ДЕЛАЙ Р-РАЗ! Отжимания в ночном прибое было одним из самых мучительных. Вода закаляет организм, делая тело крепче оружейной стали, разум – яснее ночного неба, проверяя выносливость на прочность самым зверским методом, закаляя силу воли и стойкость до неимоверных пределов, и показывая, кто из всех присутствующих достоин права находиться здесь, в ледяной воде тренировочного лагеря, отжимаясь в бушующем потоке у самого песчаного берега. Чтобы пройти такое, нужно иметь мужества, которого хватило бы на троих в обычной жизни, а силу воли – на десятерых. Для тех, кто не мог выдержать этого и «ломался», бросая все на полпути, был приятный утешительный приз - чистая сухая одежда, теплая постель, горячая еда и отдых. Это было бы неплохо, не считая одного: по истечению своего времени, сдавшиеся должны были собрать вещи и проваливать на все четыре стороны, недостойные находиться в данном месте. Может, по возвращению в свои «родные» части, их не будут винить за то, что они сдались и сломались, ведь не каждому суждено пройти через тот форменный ад, в котором отсеивается больше семидесяти процентов солдат, но здесь таких всегда будут считать трусами и слабаками, не справившимися и бросившими то, на что себя подписали сами. Таким нет почета; они могут быть героями в другом месте, но здесь даже при всех заслугах слабаков и слюнтяев ни в грош не ставят. Таким никогда не быть среди элиты, тех, кому под силу все что угодно и где угодно – в воздухе, на земле или на море. Каждый из отжимающихся сейчас в ледяной воде, под изнурительные вопли и оскорбления инструкторов, знал это. И именно по этой причине никто не хотел бросать. Никто не хотел быть слабаком, сломавшимся на пол пути, тем, кому нет подлинного доверия. Шла третья ночь «адской недели» в тренировочном лагере «Морских Котиков». Четвертый день без сна, перебиваясь лишь короткими передышками по часу или по два, курсанты были на пределе своих возможностей. Каждый из присутствующих был измотан настолько, что стоило его толкнуть, и он бы не встал. Лишь ледяная вода ночного прибоя не давала солдатам упасть замертво, лишь злобные оры инструкторов пробуждали в курсантах настрой подняться и продолжить борьбу, лишь жесткий голос внутри командовал бойцу продолжить борьбу с самим собой за право называться «морским котиком», элитным бойцом сил ВМФ США, которому под силу все, всегда и везде. Среди них был и он. Время от времени, когда была возможность, глядя на соседей сбоку, Сэм пытался разглядеть на их изможденных и измученных лицах что-то кроме желания, чтобы этот ад поскорее закончился, но вместо этого он видел тоже, что было и на его собственном лице. Отчаянный рык, заставляющий его гнаться вперед, за незримой целью стать тем, кем мечтали стать все. Над головами прогремел очередной матерно-ободряющий приказ инструктора. - Вы что, дамочки, мать вашу за ногу, разочаровать меня хотите!? Ну что же, попробуйте! Попробуйте, и если повезет, то вылетите отсюда к чертовой матери! А если не повезет, будете еще целую неделю круги по острову наматывать!! А ну, ДЕЛАЙ Р-РАЗ!! С двух сторон последовали еще несколько голосов других офицеров. А курсанты, обессиленные и смертельно уставшие, промерзшие до костей и наглотавшиеся мерзкой соленой воды, продолжали одновременно опускаться, и подниматься, раз за разом, казалось, уже целую вечность. Бесконечной казалась эта ночь, впрочем, как и предыдущие. - РАБОТАЙТЕ, каракатицы кривоногие! В бою вы так же вяло ляжками шевелить будете!? - ДАВАЙТЕ, ублюдки, курс молодого бойца сам собой не выполнится! Главный офицер с мегафоном подошел к одному из курсантов и направил громкоговоритель ему в лицо. - Миллер, мать твою, ты сюда отдыхать пришел, деревенщина арканзаская!? – тяжелый металлический голос проревел у солдата над ушами, и Фишер на секунду задумался, что если парень не оглохнет, то пробудится еще больше – Если устал и хочешь домой к мамочке, вон тебе рында. Стукнешь в нее трижды, и ты свободен! Инструктор присел прямо напротив Миллера и жестом указал на стоящий в десяти метрах от берега колокол. Никто из бойцов не смотрел на него, опасаясь быть зачарованным. И зачарованным не в прямом смысле: после тяжелой муштры и адских тренировок, возможность прекратить все свои мучения лишь ударив в колокол, была словно магнит, притягивая тех, кто был слаб и недостаточно крепок, чтобы выдержать все испытания и стать настоящим «Морским Котиком». Голос в голове человека медленно и настойчиво шептал ему, закладывая в голове семя сомнения в происходящем и в том, что он делал здесь. «Вот он, твой спасительный круг из водоворота адских мучений, просто протяни руку. Протяни и будь свободен. Ты же хочешь этого, ты же не хочешь больше ползти по грязи или отжиматься в ледяной воде, так зачем ты себя мучаешь? Сдайся, и будь свободен; будь как все – живи, пей, веселись, спи и отдыхай когда захочешь, а не когда будет свободная минутка, перед следующим этапом экскурсии по кругам боли и страданий. Так зачем же вместо этого ты находишься тут? Хочешь показать, что ты круче всех, да? Этого ты добиваешься? Просто сдайся и все будет кончено». И, в конце концов, было всего два пути: либо ты сдаешься, и возвращаешься ни с чем к прошлой жизни, либо посылаешь свой собственный голос куда подальше, ломаешь все стены и преграды, и становишься тем, кем ты пришел стать – тем, кому под силу все на свете. Никто не смотрел на колокол, боясь поддаться искушению. Все старались идти по второму пути, усеянному болью и страданием, самопожертвованиями и дорогой из уничтоженных внутренних преград. Солдат, который лишь на полтакта отбился от общего движения, моментально вернулся к общему движению. На лице его пропала гримаса боли и усталости. Осталась только ярость и злость. И эта злость гнала солдата вперед с удвоенной силой, невзирая на боль в опухших и отяжелевших от тренировок мышцах. Офицеры продолжали орать, покрывая курсантов всеми видами ругательств, что были им известны, заставляя работать сильнее, упорнее и быстрее. - Я знаю, вы все меня ненавидите, ведь я мужик жесткий! – объявил в мегафон главный инструктор всем курсантам, и, останавливаясь прямо напротив Фишера. Сэм едва приподнял голову, чтобы разглядеть его поближе. В очертаниях неясного света прожектора, внешность человека, как ему показалась, меняется. Инструктор, когда он видел его раньше, выглядел немного иначе: он был высоким, почти метр девяноста, человеком, крепкой комплекции, с крепкими жилистыми руками, выглядящими как будто из скрученных канатов, лицо его было словно вырублено из куска гранита, и «украшали» его усы подковкой до линии губ. Теперь же мужчина казался намного выше, его лицо, почти всегда бесстрастное, теперь было украшено гримасой злости, и казалось, он испытывал удовольствие от того, что солдаты выполняли упражнения именно под его руководством. – Но честно говоря, мне на это глубоко насрать! Я здесь чтобы сделать из вас настоящие машины войны, натуральных людей из стали! Эмоции вы можете оставить при себе, а еще лучше – выкиньте их нахрен! Они будут вам мешать выполнять боевую задачу. Но знайте вот что: чем больше вы меня ненавидите, тем больше вы будете пробуждать желания бороться и дальше, и тем большему вы научитесь. Я мужик жесткий, но справедливый. Если вы будете достойны, найти в себе силы окончить курсы, я смело смогу назвать вас своими братьями и разделить с вами все, что имею, ну а если же нет, я с радостью вышвырну вас нахрен с моего острова! Вот вам это понятно!? Над берегом, по команде «делай два», курсанты одновременно поднялись из нахлынувшей их волны воды и пены и в один голос произнесли: - СЭР, ДА, СЭР! - Но ровно до того момента, ваши задницы не стоят и ломаного гроша! Я бы не дал за вас всех вместе взятых и старой полудохлой кобылы, вы, кучка ленивых неорганизованных жаб! Давай, ДЕЛАЙ Р-РАЗ! ПЕСНЮ ЗАПЕВ-В-А-АЙ! Из двадцати глоток натужно, но громко стала доноситься одна мелодия, напеваемая кем-то из инструкторов, и повторяемая всеми бойцами: Hey babalooba seal team baby I join up for this and now people think i'm crazy, I came here to be one frog man stud, But now all I'm doin' is droppin' in the mud! Anyone do this just ain't right Didn't come to Coronado for the sun! So screw that bell cuz’ where havin' fun! I shave my head make me pretty for the ladies. Hey babalooba seal team baby... Фишер не считал себя ни лучше, ни хуже других. Он, как и все остальные, переживал боль, усталость, стресс, тяготы, лишения, изнурительные тренировки и постоянную муштру командиров. Он ни разу не жаловался, потому что это было не в его правилах. Он пришел сюда лишь с целью проверить себя, доказать самому себе что он может все что угодно. И лишь теперь, когда он осознал что находится на самой линии огня, на самой передовой, и что это не имеет ничего общего с тем, что он проходил в армии ранее, он понял как, глубоко заблуждался в своих силах. Глубокий приток адреналина, который он старался получить и который даровал ему силы, закончился уже давно, на смену ему пришла усталость, злость, и, в какой-то мере отчаяние. Отчаяние от осознания того, что он начинает проигрывать борьбу с самим собой за право быть тем, кем он думал, он может стать, если захочет. И никто его не остановит. Теперь он понял, насколько глупы были эти суждения. Все происходящее сейчас было настолько нереальным, что он боялся упасть и заснуть, а потом проснуться в самом начале этого пути. Фишер старался отгонять посторонние мысли в голове и сосредоточится на деле, как он умел, но они лезли с удвоенной настойчивостью, стоило ему лишь на секунду подумать о чем-то другом, лишь бы прогнать прочь идеи о том, что он может сдаться. Сэм всегда замечал у себя огромное упорство и силу воли, которые много-много раз помогали ему еще до армии, но даже они потихоньку начинали отступать, уступая место навязчивой паранойе слабости изнуренного за три дня и три ночи адских тренировок. Холодная вода уносила с собой желание спать, однако мысли в голове от шума прибоя становились в его голове все четче и четче. Он уже почти не слышал ни рева команд инструктора, ни шума залива, ни командной песни, которой и не хотел подпевать; постепенно в его голове наступала звенящая и пьянящая тишина, а его собственный голос говорил ему прекратить. Оставить все это, бросить и уйти. Он и до этого был на хорошем счету в армии за счет своих физических данных и незаурядного ума, но он все, же пошел в отряд «Котиков», кидая вызов самому себе, словно говоря, что хоть семьдесят процентов и отсеиваются во время тренировок, ему хватит духу не стать одним из них. Он справится, он выдержит. И вот, к чему же это привело? Вот он, промерзший до костей, голодный и смертельно уставший, отжимается в густой морской пене вместе с другими двадцатью парнями, которые так же едва держатся на пределе. Еще немного и… Сэм даже не заметил, что отвлекся, абстрагировавшись от происходящего вокруг, и из мысленной борьбы с самим собой его вывел ботинок инструктора, вставший прямо перед его лицом, буквально в нескольких дюймах. Сэм быстро поднял глаза вверх на командира, тот смотрел на него злобным взглядом. - А тебе, Фишер, что, отдельное приглашение нужно!? Ты какого хрена отстаешь ото всех, заморышь несчастный? А ну, мордой в воду, салага! Выполнить приказ самостоятельно Сэм так и не успел – нога инструктора в тяжелом армейском ботинке рифленой подошвой легла на его спину чуть выше лопаток и с силой вдавила его вниз. Сверху Сэма накрыла очередная волна прибоя, и от неожиданности и двойного воздействия, он потерял ориентацию в пространстве. Вокруг все мгновенно почернело, кругом были пузыри от его собственного дыхания и бултыхания его конечностей в воде, но нога инструктора все так же плотно прижимала его к земле и удерживая его лицо под водой. Было нечем дышать, и Фишера на секунду охватила паника, что он может захлебнуться прямо здесь и прямо сейчас. В случайно открывшийся рот хлынул поток морской воды попадая в легкие, что еще больше усилило эффект паники и страха, а затем он даже не успел взять над собой контроль, как быстро все закончилось. Нога, удерживавшая его, пропала в одночасье, и Фишер рванул наверх, чтобы глотнуть воздуха, в котором так нуждались его легкие. Вырвавшись на поверхность, Сэм судорожно вздохнул полной грудью и тут же осознал что наглотался слишком много воды: легкие жгло, было невозможно дышать и он, тяжело кашляя, как заядлый курильший с многолетним опытом и воспаленными легкими, пытался хоть как-то выплюнуть все, что было в нем от моря. Попутно он посмотрел ненавистным взглядом на инструктора, который стоял там же, на том же месте. Сейчас он ненавидел этого человека больше всех на свете. - Это тебе урок не расслабляться, сынок. Вода – твой друг, запомни это, но она может и погубить тебя. Научись жить в ней, доверять, но и не расслабляйся, иначе до берега ты живым не доберешься, - сказал инструктор, оглядывая сначала его, а потом и других курсантов. Все были измождены до крайней степени, едва могли держаться на руках, чтобы просто удерживаться в воде, и казалось, очередная волна сметет их все и унесет с собой в море. Поэтому инструктор произнес в мегафон: - Ладно, салаги, объявляю отдых в пятнадцать минут! Проведите их как можно полезнее, потом вас ожидает кросс в десять миль! И только попробуйте отстать от нормативов! Сэм не поверил ушам. Наконец-то его персональный ад, хоть на немного, но все же взял перерыв. У него, как и у всех, было всего пятнадцать минут чтобы передохнуть, ну а дальше… его ожидал очередной аттракцион на выживание. Лишь бы найти в себе сил, преодолеть все, и он мог молиться лишь об этом. Чтобы попытаться дать самому себе очередной отпор, попытаться пройти все это с честью… Фишер пытался приподняться, но его промокшая форма казалось, весила целую тонну. Едва он нашел в себе немного сил чтобы встать, как одежда потянула его вниз, снова к воде, поэтому он пополз на берег на четвереньках. Сэм месил песок, землю, барахтаясь в воде, из последних сил рвался прочь от воды, и все же ему удалось выползти на берег, и в этой схватке человека и стихии, он пока что одерживал верх. Постепенно у берега стали скапливаться и все остальные. Вид у всех курсантов, в том числе и у самого Фишера был ужасный: мокрая одежда, покрытая толстым слоем грязи и песка, перепачканные лица, руки, ноги, головные уборы. Группа этих людей больше походила на корзину выжатых до последней капли лимонов. Инструктора куда-то запропастились, так что из положенных пятнадцати минут у всех было всего десять чтобы отдохнуть или даже поспать хоть немного. Однако Фишер увидел главное – хоть инструктора и пропали, рында все еще стояла на своем месте, и только теперь он увидел, что многие поглядывают на нее. Все сомневались, все хотели закончить это как можно скорее, но никто не решался. Сделать то, что хочется и уйти туда, где можно спокойно отдохнуть; туда, где нет инструкторов и приказов, нет тяжелых учений и еще более тяжелых мучений. Однако сделать это означало навлечь на себя некую тень позора, поэтому никто не решался подойти, лишь искоса поглядывая на предмет в деревянной раме. Но в отличие от остальных, Фишер не отвлекался и не убрал взгляд. Он смотрел прямо на колокол, размышляя, и внезапно опять услышал назойливый голос в голове. Только теперь он не отгонял его, и тот шептал ему настойчивее и увереннее. Сэм, как под гипнозом, заворожено глядел на рынду, а голос в его голове продолжал шептать ему, чтобы тот подумал о себе и прекратил эти мучения. Ведь никому не будет лучше, если ты сломаешься позже. Уж лучше сейчас, когда всем все равно. И действительно, на Фишера почти никто не глядел. Сэм боролся с собой. Природные упрямство и сила воли пытались перекричать тихий голос в его голове, а он сам, как змей повинующийся движениям руки факира, повиновался этому шепоту. Еле перебирая ногами, он встал, и начал брести, и внезапно позади он услышал оклики товарищей. Они говорили ему остановиться и пойти назад, вопрошали, какого черта он творит, и откровенно просили его этого не делать, но Фишеру было все равно, и он просто брел. А голос в голове продолжал подзуживать, повторяя, что все правильно и что если он хочет сдаться, то уж лучше сейчас, чем потом. Он брел, перебирая уставшими ногами, едва слыша в ушах голоса и оклики товарищей-курсантов. И вот, когда рында была всего в паре метров, Фишер внезапно четко услышал голос позади себя. - Знаешь, как съесть слона? – хриплый бас раздался почти вплотную, и в голове Сэма в одночасье прояснилось. Туман, застилавший его разум, резко спал, а голос внезапно умолк, оставляя лишь тишину. Он обернулся и увидел другого курсанта. Тот, как и все, был перепачкан в грязи, но усевшись на камень, он, вроде бы и не ощущая дискомфорта, сложил ноги по-турецки и смотрел на Фишера. В его глазах Сэм увидел осуждение, и в этот момент ему стало стыдно за свое помутнение. Но солдат не был настроен «нападать» на Сэма, по крайней мере, пока что. - Съесть… чего? – переспросил Сэм, но тот жестом просто указал ему сесть. Фишер присел рядом с ним. - Это вопрос с подвохом, - пояснил курсант, вытирая лоб грязным рукавом, отчего на лбу образовалась отметина из песка и земли. – Мне его часто задавали, когда я еще в армии служил. Сэм ухмыльнулся. - Раз это вопрос с подвохом, то какой же ответ будет правильным? - Ну, а ты сам подумай. Фишер помолчал, затем ответил. - По частям, наверное. - Точно. Откуда знаешь? - Ну, мне это показалось более логичным. Но зачем ты мне все это рассказываешь? - А разве ты сам не видишь? – парень раскинул руки в стороны и огляделся, не отрываясь от Сэма, - наш слон – это тренировки и вся та хрень, через которую мы тут проходим. - Я не понимаю… - Скажи, вот зачем ты здесь? – курсант посмотрел Фишеру прямо в глаза, отчего того слегка передернуло от такого пронзительного взгляда. – Хотя, можешь не отвечать, я и так знаю. Ты, как и я, и все мы, решил показать миру, что у тебя есть яйца и что ты можешь то, чего не могут другие. Сэм застыл от удивления; парень словно читал его мысли и видел его как открытую книгу, но возразить ничего не мог, ибо все сказанное было правдой. Он просто слушал. - И раз ты, как и все мы, пришел к такому выводу, то я задам вопрос под другим углом. Кто тебе разрешил пользоваться этой сраной рындой, а? С чего ты взял, что ты лучше других, раз можешь сдаться и пользоваться привилегиями, пока другие будут топтать грязь и ночевать в прибое? С чего ты взял что ты лучше, чем они, раз можешь так вот бросить все на полпути? Ты посмотри на них – грязные, вонючие, потные и смертельно уставшие – все они такие. Черт, да МЫ все такие! Все мы хотим чтобы «адская неделя» быстрее закончилась, но все мы терпим, чтобы стать теми, кем мы и пришли сюда стать – элитой, с которой будут считаться все, и которая может выполнить любую задачу в любом месте и в любое время. И единственный наш выход это сделать, это по частям съесть этого самого гребаного слона, понимаешь? Фишер обвел взглядом остальных курсантов. Многие из них сейчас смотрели прямо на него и этого второго парня, наблюдая за их беседой. Фишер не считал себя лучше или хуже других, поэтому слова парня о том, что его помутнение в голове, заставившее усомниться в собственной непоколебимости, является ничем иным как высоким о себе мнением, словно удар под дых заставили Сэма серьезно взвесить все «за» и «против», затем, кивнул парню. Назойливый голосок в голове опять начал что-то шептать, но Сэм, наконец, смог загнать его в угол своего подсознания и запереть его там. - Ты можешь свалить в любой момент, тебя никто не держит. Только подумай, стоит ли оно того, чтобы потом всю жизнь мучиться мыслью о том, что пройдя через все это, ты мог стать чем-то более важным. Подумай об этом, приятель. Глядя на прорву изможденных солдат, воюющих за свое право называться элитой, Фишер даже не понял, как подействовали слова этого парня на него. К ногам и рукам прилило странное тепло, а потом, растекшись по всему телу, он начал ощущать внезапный прилив энергии, открывшееся второе дыхание. Он осознал, что готов был снова рваться в бой. Усталость отступила, уступая место другому – боевому настрою. Сэм не знал, пропитался ли его «спаситель» этим же, но теперь он знал одно: он не считал себя лучше или хуже других, он старался быть как все. И это придавало ему сил и гнало вперед. - Я Сэм. Сэм Фишер, - он протянул руку своему товарищу. Тот улыбнулся и принял ее, подымаясь со своего насеста. - Вик. Вик Косте. Они пожали друг другу руки, улыбаясь, и Сэм понял, что внезапно обрел нового друга. Внезапно в поле зрения вновь появилась тройка инструкторов. - Ну что же, девочки, я надеюсь, вы успели отдохнуть? Потому что пора за работу! В три колонны становись! Как по команде, все разом заняли свои места. Строй был ровным, как и подобает; Фишер и Косте заняли места в первом ряду. На все построение ушло не больше десяти секунд. Старший инструктор, тот самый что чуть не «утопил» Фишера, одобрительно кивнул. - Ну что же, раз все готовы, тогда слушай мою команду! Кросс 10 миль с остановкой через 3, бегом марш! И песню запевай!! По команде весь взвод легкой трусцой сдвинулся с места, двигаясь прочь от песчаного пляжа, а Сэм – подальше от своих переживаний и страхов. Он потом поблагодарит еще раз этого парня, и кто знает, может быть, это есть начало хорошей дружбы. А сейчас он, как и все, хором запевал строевую песню. I don't wanna be no green beret they only pt once a day. I don't wanna be an airborne ranger, I wanna live a live a life of danger. I don't wanna be no fag recon, I wanna stay till the job is done. I wanna be a SEAL team member, I wanna swim the deep blue sea, I wanna live a life of danger Pick up your swim fins and run with me!