Как было тогда хорошо

Макс сидел у костра, изредка почесывая отросшую щетину и упрямо не сводя уставшего взгляда с пляшущего огня. Рядом лежало тело, Накс выдохся за день и, привалившись спиной к пояснице Макса, быстро уснул. Кажется, ему что-то снилось, потому что он иногда по-собачьи поскуливал и сжимал ладони в кулаки. А Макс ловил приходы памяти. За весь день ведения не посетили мужчину ни разу, и это несказанно радовало. Ведь если бы они отвлекли бы от дороги, то вся эта дневная беготня на мотоцикле могла бы закончиться плачевно, и никто бы из них не грелся бы сейчас у огня. Дернувшись от очередного лица, бегущего на него из огня, Макс невольно толкнул спящего воина. Тот мигом пробудился и приподнялся на локтях, готовый в любую секунду броситься в бой, но врагов нигде не оказалось. Воин облегченно выдохнул, прикрывая глаза, и уткнулся лбом в спину сидящего рядом мужчины. – Я тебя разбудил? – не поворачиваясь, спросил Макс, – извини. Спи дальше, еще час до рассвета. – Я тебя сменю. Отдохни, тебе это нужно, – толкнув Макса в плечо, воин подсел ближе к огню, который тут же разогнал утреннюю зябкость с тела и настроения. Но на это Макс ничего не ответил, тонко так намекая, что не собирается он спать или даже дремать. И Наксу на это остается только лишь закатить глаза. Пристроившись еще ближе к мужчине, так чтобы их плечи соприкасались, Накс положил голову на плечо Макса, полностью тем самым выказывая доверие. И хотя раньше воин категорически запрещал себе показывать любое нежное чувство по отношению к этому молчаливому человеку, опасаясь, что тот, не моргнув и глазом, в любой момент может его оставить или убить, то сейчас же Накс постепенно стал привыкать и иногда даже позволял себе легкое ухаживание за мужчиной в виде вечернего объятия перед сном. И на данный момент страх быть брошенным немного отступил. И хоть раньше Макс категорически пресекал всякую нежность, сейчас же он смирился, отмечая в голове, что с него не убудет от очередного нежного поцелуя за спасение воинской жизни. Усмехнувшись нежным чувствам, что зарождались в груди всякий раз, когда Накс прикасался к нему, Макс приподнял лицо воина за подбородок и нежно накрыл сухими губами губы Накса. Определенно, этот сухой и вялый еще ночной поцелуй не выглядел со стороны нежным и романтичным, но со стороны смотреть и некому – в радиусе километра ни души. А вот для обоих мужчин не было приятнее момента, чем эти легкие поцелуи среди дня, ночи, утра, вечера и перехода от ночи к утру, от раннего утра к позднему и так далее. Однако поцелуи поцелуями, но не больше. В последнее время Макс даже и не думал о продолжении, ему и этого достаточно. Упиваться такими поцелуями было самыми дорогими и приятными моментами в его жизни за последние несколько лет. И да, он бы многое отдал, лишь бы повторять эти процедуры куда чаще, чем позволяет ситуация. Холодные пальцы воина опустились на напряженные плечи Макса, заставив его вздрогнуть и нечаянно прихватить зубами губу Накса, но тому это даже понравилось. Накс отстранился, посмотрел своими пронзительно голубыми глазами в строгий взгляд Макса, затем приблизился к уху мужчины и едва слышно шепнул, легко задевая губами ухо: – Расслабься, Макс. – Бензина бы. – Что? – Накс нахмурился, пытаясь понять, о чем толкует мужчина. – Бензин заканчивается. Скоро ехать не на чем будет. – Молодец, – цыкнул воин, убирая руки от Макс, – убил романтику. На это Макс еще раз усмехнулся, но уже как-то по нежному и доброму. Так усмехается отец семейства видя, как дорогая женушка картинно и по-домашнему выражает недовольство по поводу того, что любимый муженек опять забыл купить хлеб, пока возвращался домой. Макс, Макс, как ты мог запамятовать про запасную канистру и уничтожить такой момент! Но Макс прекрасно понимал, что воин прав. И сейчас мужчине нужно расслабиться, потому что завтра трудная дорога, и не менее трудный поиск топлива. Еще и эти видения. Как же это беспокоит и сводит с ума, когда в твоей голове черт знает что, а все, что ты можешь – сидеть и ждать, когда очередной припадок прекратится так же резко, как и начинался. Накс точно прав, нужно расслабиться, дать волю сознанию и разуму, успокоить напряженные, уставшие мышцы. – Иди сюда, – Макс положил ладонь на затылок воина и притянул к себе, впиваясь в губы любовника сильнее и яростнее, куда более страстно и жадно, чем в предыдущий раз. Накс не сразу понял, что произошло и протестующе застонал в губы, когда его повалили на холодную землю. – Ты чего это вдруг? – отстранившись от Макса и накрыв ладонью его губы, тем самым останавливая, спросил Накс. Но, кажется, мужчина уже его не слушал, оттолкнул ладонь любовника и снова впился поцелуем, жадно рыча при этом и слегка покусывая шрамики на губах. Когда дышать стало нечем, Макс отстранился на пару сантиметров, он проложил дорожку поцелуев по щеке к уху, а затем за него, где после сильного мазка языком, слабенько прикусил кожу, вырывая тихий стон из груди воина. Мягко опустив руку вниз, чуть ниже ремня, Макс уже чувствовал, как плоть воина постепенно твердеет. Мужчина слегка потер член Накса через штаны, внимательно при этом наблюдая за реакцией любовника, чтобы запечатлеть все до мельчайших подробностей в своей голове. Почувствовав прикосновение к паху, Накс замер, затаив дыхание, боясь даже моргнуть. И только сильная рука мужчины провела по члену, воин не выдержал и застонал уже развратнее, прикусывая нижнюю губу и хмуря брови. От близости, которая ограничивалась за время поездки одними лишь поцелуями, Накс испытывал дичайшее желание поскорее уже кончить. От чего было страшно, что Макс остановится, отстранится и так и оставит воина со вставшим членом. – Еще, – одними губами сказал Накс, а потом осознал, что его голоса не слышно и уже громче повторил, – Макс, еще, прошу, – голос оказался хриплым и несдержанным, и Накс даже успел пожалеть о том, что не промолчал, сдерживая порыв. Воин залился краской, боясь даже посмотреть на любовника. Макс улыбнулся уголками губ и легко поцеловал Накса в плечо, потом в его бугорки, которых воин считал своими друзьями, провел по ним языком и принялся покусывать ключицу. Особое внимание к товарищам смутило Накса еще сильнее, чем собственная просьба, которая все-таки была осуществлена. Макс растянул ремень воина, расстегнул ширинку и обхватил напряженный орган рукой. Накс попытался приподняться, чтобы уделить внимание и самому Максу, но сильная рука уложила его обратно. Мужчина расстегнул свои брюки и соприкоснулся своим не менее напряженным членом с органом Накса. Воин схватился за руку любовника, перенося ее плавными поглаживаниями ему на шею, и притянул за шею к себе для поцелуя. Максу нравилось, как Накс несдержанно стонет ему рот и морщится, сжимая руки в кулаки и иногда впиваясь ногтями в плечи мужчины. Отдаваясь без остатка, чувствуя ускоренное и нетерпеливое движение на органе и горячую плоть любовника, Накс полностью доверял себя Максу, чего не делал с того самого момента, как мужчина помог ему выползти из-под камней. Рваные поцелуи, тихие стоны, нежное поглаживание по плечам, спине и рукам заставляли Макса размякнуть, он действительно расслаблялся, хотя мышцы все-таки напрягались, зато сознание было яснее с каждой секундой все больше и больше. И хотелось только этих прикосновений и мокрых поцелуев, слизывать эту полоску слюны на щеке любовника, облизывать эти шрамы, прикасаться к этой белой коже и пытаться соскребать ее зубами, оставляя метки – хотелось провести так много времени, проникнуться этим доверием и этой нежностью. С каждым новым движением и новой лаской Накс подходил к разрядке все ближе и ближе, Макс и сам не отставал, чувствуя, как в низу живота приятно тянет. И Макс глухо застонал, затем сжал зубы, чтобы заткнуться, но вместо этого выдал рычание, его сперма смешалась на животе с белыми каплями Накса, который кончил следом. Тяжело дыша и хватая такой нужный сейчас воздух ртом и носом одновременно, Макс лег на грудь воина и услышал гулкое сердцебиение, – орган определенно рвался наружу – но постепенно мотор успокоился, начал биться уже более размеренно, грудная клетка поднималась уже не так часто. Макс чувствовал мягкое поглаживание по волосам, аккуратный поцелуй куда-то в темечко и едва заметно улыбнулся. И сейчас ему так хорошо, как было когда-то очень давно – так давно, что он уже и не помнит, как именно было тогда хорошо.