Они вернулись

Ветер с силой впивался в берег, с громким ревом бросая из волн соль на древние камни. Бриз обдувал его лицо свежестью. Драконий Камень, гордо, как и последние три века, возвышался над островом, и Джон подумал — с тех пор, как он узнал, кто он на самом деле — что он показался ему еще больше и гостеприимней; его высокие стены и устремляющиеся в небо башни почти манили его внутрь. Давно исчезла эта странная аура и недоверие, которые он нес с собой, впервые ступив на этот берег несколько месяцев назад. Для него, человека, который не знал, что найдет внутри, замок выглядел угрожающим, полным призраков, неприятия и даже неприязни. Вместо этого он нашел понимание и любовь. Теперь это был его дом. Дом его предков — и ее. Это была странная мысль, решил он, но не плохая. Его размышления были прерваны внезапным появлением лорда Вариса — лысый советник появился в нескольких шагах от Джона, изучая его. В его взгляде был намек на тревогу, и Джон мог лишь предположить, что он беспокоился об их Королеве, как и все остальные. Он не мог принять разумом, что она потеряла еще одного из своих сыновей, что ее лучшая подруга, ее наперсница, невинная Миссандея погибла от рук Серсеи. Что еще отберет у нее этот мир? Дэни, его самоотверженная Дэни. Его Королева. Он никогда в жизни он не чувствовал такого дикого раздражения, как когда он подумал о боли, которую ей приходилось переносить за разом, но его пришлось проглотить — как густое облако пепла, оно окружило его разум, заставив пальцы дрожать от желания схватить, сжать, хоть как-то избавиться от этого напряжения. — Армии Севера? — вместо приветствия спросил Варис, и Джон смирил кипящее, шипящее пламя, заженное на мгновение мелькнувшими в его голове мыслями. Ему хватило сил, и лицо евнуха из расчетливой тревоги обратилось к строгости. Евнух никогда не нравился Джону, хотя бы потому, что тот менял стороны, как одежду. На первый взгляд его мотивы казались честными и благородными — страна важнее монарха, простые люди важнее жестокой знати. Но Джона этот фасад не убедил. После смерти Эйриса жизнь простого люда не улучшилась. Даже стало хуже, когда Роберт отобрал у него власть, и еще хуже, когда за ним последовали Джоффри и Томмен, и причина, по которой евнух сменил сторону, не имела смысла. Похоже, ему не было дела до людей, он стремился к власти, власти, которой обладал, нашептывая в уши королям. И с точки зрения Джона это не имело отношения к благородству, так что Варис не имел права продолжать оставаться Мастером над Шептунами. Иная его часть, которую он старался не слушать, говорила ему, что с ним нужно разобраться в более узком, практическом смысле. То, что Дэни приняла его услуги, для Джона было сюрпризом. — Они только что пересекли Трезубец, — ответил он. — Они будут у стен Королевской Гавани в течение двух дней. — Судя по всему, лорда Вариса удовлетворила эта информация, но Джон заметил, что он скрыл свои истинные мысли. — Как она? — спросил Джон, не желая выслушивать евнуха. Он должен был знать, как Дэни справляется с последними потерями, как держится. — После возвращения она никого не принимает, — ответил Варис как ни в чем не бывало, что Джон принял за плохое предзнаменование. -…Не покидала своих комнат, не ела. Слова разбили его сердце, заставили желудок сжаться, во рту стало сухо. Мысль о ее страданиях… Он не мог ее вынести. Она не заслуживала такого — ни сейчас, никогда. Мир продолжал отбирать и отбирать у нее. — Она не должна быть одна, — сказал он. Его разозлило, что евнух и остальные позволяют ей вариться в одиночестве, и ненавидел, что не был рядом с ней, когда она больше всего в этом нуждалась. — Вы беспокоитесь о ней, — сказал Варис. Разумеется, Джон беспокоился, неужели евнух растерял все мозги? Это же их Королева. С каждой секундой разговора Джон все и больше и больше начинал презирать Вариса. — Я восхищен вашим состраданием, — продолжил он. — А вы не беспокоитесь о ней? — в ответ спросил Джон. Если нет, то ему не было здесь места. Что-то сказало ему, что сейчас Варис раскроется — в очередной раз — и он не собирался позволить ему принести Дэни вред. — Я беспокоюсь о нас всех. Говорят, каждый раз, когда Таргариен появляется на свет, боги подбрасывают монету, и мир затаивает дыхание. По мнению Джона, бесполезная поговорка. Ему почти хотелось закатить глаза. Он поглотил бесчисленные страницы истории Таргариенов, и он знал, что большинство Таргариенов несли величие, не безумие. И безумие находило не владеющих и каплей крови Таргариенов королей и королев по всему миру, так что эти слова не имели смысла. На мгновение он задумался, теперь, когда он знал, чем был его отец, кем был он сам, беспокоила ли его эта поговорка? — Там, откуда я, мы не умеем разгадывать загадки, — ответил он, скрывая истинные мысли. — Мы оба знаем, что она собирается сделать. Пламя и кровь. Варису не пришлось озвучивать. Вновь, часть его настаивала, что это бесчестно, неправильно, несправедливо по отношению ко многим людям. Но другая половина считала, что она имеет право сжечь все дотла, отпустить ее ярость, иначе та поглотит ее, приведет к падению. Оглянусь, потеряю себя, — сказала она ему однажды. Его решимость не поколебалась, что бы она не выбрала, он останется рядом. Честь убила так много Старков, что в ней хорошего? Пусть это было эгоистично, но Джон стал меньше заботиться о чести и больше о ней, о том, что он не сможет жить в мире, где нет ее. Войну нужно было выиграть, и она ее выиграла. — Это решение за ней, она наша королева. — Знают они правду или нет, все равно люди решают, кому отдать власть. Джон вновь ощутил вспыхнувшие внутри него искры. Так вот оно, вот о чем на самом деле думает Мастер над Шептунами. Видимо, сейчас правда о его родителях уже перестала быть секретом, и он искренне сожалел, что Санса вот так предала его доверие. Все это время Дэни была права, и он сожалел и о том, что не послушал ее. — Чего вы хотите? — спросил он утомленно. — Все, чего я хотел, — начал вещать евнух. Затем последовала привычная речь о людях. — Правильный правитель на Железном Троне. Я не знаю, как упала ее монета, но уверен насчет вашей. Неужели? Потому что если быть честным, и сам Джон не знал. Столько лет сражений, усталости, тревоги, незнания, проживет ли он еще один день, смерть и воскрешение… Все это сказалось на нем. С каждым днем контролировать свои порывы становилось все сложнее. — Я не хочу его, никогда не хотел. В этом он был уверен. Евнух разочарованно вздохнул, еще больше встревожив Джона. — Я больше остальных живущих на этом свете видел и королей, и королев, я слышал, что они говорят толпам под своими окнами, и что они делают в тенях, и я содействовал им в их ужасных планах, но то, что я говорю сейчас, это истина: вы будете править мудро, пока она… — Она моя королева, — вмешался, Джон в его монолог, не желая больше ничего слышать. О каких королях и королевах он говорит? О Роберте? Толстый пьяница, которому было плевать на страну, и за которого правил Варис и Малый совет? Об Эйрисе? Его дед сошел с ума, да, но, опять же, люди, о которых Варис так заботится на словах, при его правлении жили лучше, чем в последние двадцать лет. Варис забыл, что короли и королевы, которым он служил, просто не заслуживали трона. Сравнить трех или четырех последних монархов с трехсотлетней династией было глупо. Дэни будет хорошей королевой. Как и все Таргариены, она обладала нелегким характером, но она была доброй. Ее не просто так наградили титулом «Разрушительница Цепей». С него хватит. Он отвернулся, чтобы уйти, очень раздраженный. — Это не важно, — ответил евнух, остановив Джона, который неохотно повернулся к нему. — Вы — лучший вариант. Неужели вы не видите? Она сошла с ума, она больше не слышит голос разума. Она больше не слушает тебя, — сделал вывод Джон. Варис поклялся Дэйенерис, что не станет сравнивать ее с ее отцом, и все же вот он, делает именно это. Он должен был быть ее доверенным советником, и вот он строит против нее заговор. — Это измена, — напомнил очевидное Джон. — Моя верность принадлежит… — Народу, — закончил за него Джон. — Да, я это уже слышал. — Тогда вы понимаете, что меня не волнует, измена это или нет. Это были явно очень смелые слова… И лживые. Измена волнует всех. — И откуда вы знаете, что я не хуже нее? — резко спросил Джон, колебля решительность Вариса. Его больше не смущало обращение к его драконьим корням, не после того, как он осознал, как сильно любит Дэни, и как много она значит для него. Она от столького отказалась ради него, не прося взамен ничего, кроме молчания, в котором он ей отказал. Она была куда менее эгоистичной, чем он. И он хотел рассказать ей, как соскучился, как сожалел. — Вы заявляете, что знаете, как упала моя монета, но честно говоря, мой лорд, вы не знаете меня или того, что я делал. — Я знаю достаточно. — Вы не знаете ничего, — едва осознавая это, ответил Джон. Было так странно произнести эти слова, напоминание о прошлом далеком настолько, что это могла быть другая жизнь. — Вы играете с огнем, лорд Варис, — предупредил он. И в самом буквальном смысле. Джон услышал достаточно, он не позволит изменить их королеве, его Дэни, после всего, что она прошла ради их цели. Если у него есть сила остановить направленный на нее вред, то он сделает это со всеми возможными предосторожностями. Шла война, нет времени гадать, можно или нельзя кому-то доверять. Если нет полного доверия, то нет места снисхождению. Третьего пути нет. Эддард Старк пытался изменить людей, верил, что каждый может найти искупление и это привело его к смерти. Робб позволил своим врагам жить, поверил, что может предложить им что-то, кроме того, что хотели они, и это убило его. Джон не станет повторять их ошибок. Его кровь вскипела вместе с взметнувшейся внутри яростью из груди по всему телу. Он давно не чувствовал этого, он давно не чувствовал себя таким живым. Он был уверен, что Дэни не безумна, потому что если была безумна она, то и он тоже. Может быть, она обезумела от скорби, но он хорошо знал это чувство и не винил ее за него. Теперь, когда Джон подумал об этом, он был ошеломлен, через сколько она прошла, не позволяя ярости вырваться. Он бы так не смог. Он видел, как моргнул евнух, пытаясь понять, были ли его слова угрозой или всего лишь собственным мнением. Варис был в отчаянии, видя, что Дэни больше не принимает его слова за безусловную правду и перестала следовать советам, и он решил попытаться с кем-то другим, с Джоном. Для считающегося одним из самых умных людей, Варис был довольно простодушен. Искра в глазах евнуха сказала Джону все, что, что нужно было знать. Он поселил в разуме евнуха семена сомнения, и они упали в благодатную почву. Варис больше не знал, можно ли доверять Джону, можно ли было им манипулировать. — Вы истинный наследник, — возразил Мастер над Шептунами. — Вы сын Рэйегара, корона по закону ваша. — Это не важно, — твердо ответил Джон, утомленный и раздраженный. Он не знал, о чем думала Санса, когда решила рассказать всем о его личности, но ему это было отвратительно. Она дала клятву перед священным чардревом и нарушила ее. — О, это важно. Как я и говорил, выбор за народом. И, узнав, кто вы на самом деле, они не захотят Серсею или Дэйенерис, они захотят вас. — Она моя королева, — повторил он. — Я ясно выразился. — Евнух собрался вновь открыть рот, как Джон оборвал его. — Не будите дракона, лорд Варис, — посоветовал он, опасаясь, что было слишком поздно. — Но она… Джон вновь вмешался: — Я говорю не о ней. Отвернувшись, он начал путь к замку, больше всего желая увидеть Дэни. *** Он нашел ее в комнате с картой Эйгона — она была словно мертвая, ее прекрасное тело опустело, покинутое душой. Ее лунные волосы потеряли блеск, спутанными кудрями падая на спину. Ее кос больше не было, и живот Джона сжался от осознания, что их некому было заплести теперь, когда Миссандея была мертва. Она стояла, привалившись к стене, глядя на горизонт, но в ее глазах не было ничего, кроме печали, словно в потемневшем небе не осталось звезд. Солнце на голубом небе сияло яркими золотом, отражаясь в морской воде. Облака были безупречного белого цвета, мягкие на вид, над спокойным морем, но она не видела ничего из этого. Ее вид уничтожил его, и в этот момент он чувствовал себя, как последний кусок дерьма за то, что не послушал ее. Она сказала, что сделает Санса, если он расскажет ей о том, кто он, и он решил ей не верить. Честь, подумал он раздраженно, честь заставила его сделать это. Убеждение, что честь была той добродетелью, которой должен жить каждый, таяло с каждым днем, и лица Эддарда и Робба тут же приходили ему на ум. Он поможет ей снова встать на ноги, решил он, ничто не может уничтожить Мать Драконов. Ни Эурон, ни Серсея, ни Варис. — Дэни, — позвал он, бессознательно шагая к ней, притянутый этой связью между ними. Ему невольно стало интересно, была ли она связана с их общей кровью. Он подумал об Игритт. Он любил ее, но это чувство нельзя было сравнивать с тем, что он чувствовал к Дэни. Игритт умерла, и он жил дальше — иногда он даже забывал, что знал ее — но если что-то случится с Дэни, он не сможет. Она стала частью его, она сделала его цельным человеком. Он так долго был потерян и, встретив ее, он нашел себя. Дэни не ответила, не удостоила его даже взглядом. Он это заслужил, подумал он, в ее глазах он наверняка самый ужасный человек после того, как он сделал именно то, что она умоляла его не делать. Но та разрушительная часть его, которую он жалел, что позволил выйти на свет, требовала открыть, кем он был… Причиной всему была честь. После жизни в тени, стыдясь своего статуса, почему он не мог выставить напоказ — особенно, перед сестрой, которая ненавидела его за что-то, что он не мог контролировать — что он не был бастардом, что он был принцем, статусом выше чем Робб и даже Эддард, даже она? Конечно, он понимал, что это было неправильно, так думать, но чувства-то остались прежними. Сражаясь с желанием притянуть ее в свои объятия, Джон остался стоять рядом с ней. — Ты предал меня, — тихо, но решительно пробормотала она. — Нет, — мгновенно ответил он. Джон, сияющий тем, что не бастард, сумел опередить благородного Джона. Резко оглянувшись на него, она одарила его вызывающим взглядом. Несмотря на огонь в ее глазах, она выглядела такой уставшей, что Джону показалось, что ее мог сбить с ног порыв ветра. Он попытался исправить свою ошибку. — Да. — Но эта мысль не достигла его сердца, и он ощутил, что разрывается, позволив гордости говорить за вину. Ее взгляд остался на нем, но вызов сменился недоверием. Она видела его насквозь. Он не знал, когда она успела получить эту силу над ним, но для него это стало лишь очередной связующей нитью между ними. — Ты не считаешь это предательством, — осознала она. — Я сказал, что расскажу сестрам. — Кузинам, то есть. — В голосе было нечто непонятное. Не сказать, чтобы она злилась, несмотря на обвинения в предательстве. Он был рад, что тоска теряла свою власть над ней, и ее нрав возвращал бывалый огонь. — Ты не чувствуешь себя виноватым, — вновь озвучила очевидное она. — Да, — согласился он, вздыхая. — И нет. Она скептически подняла брови, и Джон подумал, что увидел в ее глазах секунду вспышку веселья, тень усмешки на ее лице. Может быть, Санса оказала им услугу. Дэни однажды упоминала, как ужасно одиноко быть последним Таргариеном. Ну, попытался он успокоить себя, она больше не одна. Но это мгновение пролетело, как не было. Дэни вернулась к дурному настроению, и свет в ее глазах исчез. Она уставилась на горизонт, не видя его. Вздохнув, она села на ближайший стул. — Я не желаю трона, — начал до, догадываясь, о чем она думала. Сглотнув комок в горле, он продолжил. — Я сказал это Сансе и Арье, и я сказал это Варису. — Я же говорила, это не важно. — Ее голос начал дрожать от навернувшихся на глаза слез. — Здесь, в Вестеросе, люди намного больше любят тебя, чем меня. Он не собирался позволить ее тоске вернуться. Перед ним была не та Дэни, кого он встретил, не та, кого полюбил. Она не могла оглядываться. — Нет, — возразил он. Да, он известен на Севере, но за Перешейком людям было плевать на него. — Я устала. Всю жизнь я стремилась к тому, чтобы вернуть то, что отобрал у нас Роберт, что мы потеряли, вернуть Железный Трон, но я устала. Но она не могла бросить свою цель, решил он. Не сейчас, когда она была так близка к ней. — Меня здесь не любят, — продолжила она свой слабый монолог. — Только боятся. — Я люблю тебя, — пробормотал он, напоминая о том, что на ее стороне. Впервые он осмелился сказать это вслух и, несмотря на легкую тревогу, ему показалось, что она должна знать. — Ты всегда будешь моей королевой. Она повернулась к нему, смахивая с порозовевших щек слезы. Она встала со стула и подошла к нему, пристально глядя в глаза. Она была опасно близко, ее руки коснулись его щетины, губы прижались к губам. Ее дыхание было теплым, запах поглотил его. — Я для тебя только это, твоя королева? Он больше не мог сражаться с собой и наклонился, поймав ее губы в жарком, жадном поцелуе. Он так долго отказывал себе, думая, что неправильно было племяннику желать свою тетю, но это больше не имело значения. Она была нужна ему, только она. Его губы потянули ее нижнюю губу, руки, притягивая ее ближе, гуляли по ее телу. Его губы на ее губах… Это было правильно. Как и должно было быть. Если бы Роберт не убил его отца, на секунду отвлекся его разум, возможно, он приказал бы ему жениться на Дэни, ведь они были близки по возрасту. Таргариенам было плевать, что думали и считали правильным остальные дома, а в иных семьях были похожие традиции. Дистанция, которую он держал между ними, шла из слабого оправдания, знал Джон, рожденного шоком от тайны, кем были его родители, но больше нет. Он любил ее, и она любила его, и все остальное было неважно. С трудом оторвавшись от нее, он окончил поцелуй только чтобы ответить на ее вопрос. — Нет. Она перевела взгляд от его губ к глазам, глядя на него с ожиданием — и неуверенностью — словно она не верила своим ушам, его словам. Ее руки сжали его безрукавку, не желая отпускать. Он накрыл ее руки своими, рисуя мягкие круги на ее коже легким давлением больших пальцев. — Ты женщина, которую я люблю, моя семья. Она усилила хватку, притягивая его для еще одного поцелуя, скользя языком между его губ, отчаянно желая его прикосновений. Его руки опустились на ее бедра, сжав их и притягивая к себе, сокращая и без того небольшое расстояние между их телами, чувствуя, как он твердеет от голода к ней. Он жаждал ее, жаждал неделями, и он не собирался упускать шанс вновь сделать ее его, здесь, в доме их предков, здесь, где драконам было суждено быть. Жадно, он сбросил с нее все, что только мог, не имея больше сил сопротивляться. Рывком, он поднял ее и посадил на стол, задирая юбки и целуя ее шею, и оставляя алые пятна засосов. Она, торопясь, расшнуровывала его штаны и дернула вниз его белье, обхватив его член и направляя его в себя, тоже сжигаемая страстью. Одним толчком он вонзился в нее, чувствуя, как тело охватывает огнем, и как вскипает кровь. Ее стоны распалили его еще больше, сделали его толчки сильнее и яростнее. Шлепки плоти о плоть громко звучали в комнате, смешиваясь с шелестом волн и криками чаек. Боги, как же он скучал по ней, как скучал по тому, как она сжималась вокруг него, заключая в сладчайшей тюрьме. Ее ногти оставили глубокие царапины, алые полосы на его спине, ее зубы кусали его за губы, добавляя вкус металла в поцелуй, выкрикивая отражающееся от стен зала его имя. Чувствуя, что приближается к пику, он увеличил ритм, вонзаясь в нее, как только мог лишь волк с кровью дракона. Сам акт был диким и примитивным, но это было не важно. Жар поглотил его, подтолкнув к слезам, когда обжигающее пламя взяло верх, и он пролил семя, она вскрикнула его имя и спрятала лицо у него на груди, держась за него, словно за соломинку. — Дэни, — прошептал он ей в ухо, крепко обнимая ее и пытаясь выровнять дыхание. — Я думала, что потеряла тебя, — слабо ответила она, пытаясь вернуться из-под волны удовольствия, которая мгновения назад затопила их обоих. Он поцеловал ее в лоб, лаская ее спутанные волосы. — Никогда. Заключив ее лицо в свои руки, он заставил ее посмотреть на него и повторил: — Никогда. Они все еще были соединены, и он не пытался выйти из нее, нуждаясь в ее близости больше, чем она думала. Его семя вытекало из ее лона, стекая по бедрам, и один этот вид заставил его бесстыдно гордиться. Она стала его жизнью с того момента, как он впервые осознал, что любит ее. Они лежали так, кажется, целую вечность, обнимаясь и впитывая друг друга после недель разлуки и мыслей, что они потеряли друг друга. Позже он помог ей надеть ту немногую одежду, что он снял с нее, зашнуровал свои штаны и завязал волосы, растрепанные ее жадными руками. *** Вернувшись в ее комнаты, она наконец поела, и Джон почувствовал облегчение, видя, что ее настроение немного улучшилось, и все же у них было мало времени. Планы надо было составить, проблемы обсудить, войну — закончить. — В твоем окружении есть те, кому не следует доверять, — начал он. Заговоры, махинации, то, чем он никогда не думал, что станет заниматься, заставляли его чувствовать себя не в своей тарелке. Но опять же, мысль о Старках и их попытках не вступать в игру привела Джона к желанию не повторять их судьбу. Дэни положила свою ложку на деревянный стол и серьезно на него посмотрела. — Кто-то планирует предать тебя, если еще не предал, — продолжил он. — Варис. Сделав глоток вина, Дэйенерис прищурилась, совсем не приветствуя эту информацию. — Это твоя вина. Он вздохнул, опуская взгляд. — Да. — Ты рассказал Сансе, она рассказала миру. Повторение очевидного проблемы не решит, подумал он, пришло время идти дальше. — Я сделал то, что сделал и не могу повернуть время вспять. Я сожалею. Она подняла брови. — Я думала, что мы уже установили, что ты не жалеешь, Эйгон. Его глаза в растерянности метнулись к ней. Впервые она — вообще, кто-то — обратился к нему по данному ему при рождении имени. Она словно обращалась к другому человеку, не к нему, и в то же время, обращение показалось ему странно знакомым. Он хотел поправить ее, сказать не звать его так, но дар речи его оставил. — С Варисом нужно разобраться, — наконец вернулся Джон к мысли. — Он хочет заменить тебя мной, и, боюсь, он уже сделал какие-то шаги к этому. Дэни отпила еще вина, не отводя от него глаз. — Теперь ты знаешь, что происходит, когда люди знают о тебе правду. — Дэни… — проворчал он. В чем смысл повторять одно и то же? — Он должен умереть. Он должен стать примером того, что случается, когда кто-то предает твое доверие. — Я думала, тебе не нравится, когда я убиваю. — Это другое. — По крайней мере, он верил в это. Будучи Лордом-Командующим Ночного Дозора, ему пришлось сделать то же самое, и это не было просто или приятно, но измена должна быть наказана. — Я не могу его убить, мне нужна его сеть, его птички, мне нужен Мастер над Шептунами. Джон встал перед ней, недовольный. — Оно того не стоит, если он предаст тебя. Ты предупредила его не строить интриг за твоей спиной, но делает именно это. Он решил, что ты не годишься для трона. Он подталкивает меня, чтобы я занял твое место, но в конечном итоге это может быть кто угодно. Ты должна убить его. И Тирион… — Я не собираюсь убивать моего Десницу, — вмешалась она. — Я не это собирался предложить. Только то, что ты должна быть с ним осторожна. Я не думаю, что он тебя предаст, он любит тебя, но он тоже думает, что ты сошла с ума. — Он встретил карлика Утеса Кастерли на пути к дверям замка, и тот рассказал ему о его страхах и подозрениях. — А я сошла с ума? — спросила Дэни, вновь глядя на него не совсем с горечью, но все равно встревоженная. Джон подумал обо всем, через что она прошла: как она росла сиротой с одним только братом, который презирал и унижал ее, как вышла замуж за дотракийского кхала, который брал ее силой, и полюбив которого она потеряла его и их ребенка, как она шла по пустыне без еды и воды, как заперла Визериона и Рэйегаля и потеряла Дрогона, как она вновь оказалась среди дотракийцев и была приговорена к жизни в заключении, как она вернулась и отправилась в Вестерос, только чтобы потерять все в чужой войне, и столкнулась с узурпаторшей, разрушившей все ее планы. — А как ты могла не сойти с ума? — ответил он. — И тебя это не волнует? Джон подумал над этим. Его честь твердила, что да, но остальная его часть не волновалась об этом. — Да, волнует. И не волнует, — наконец сказал он, пожав плечами. Его спутанные чувства перестали быть такими спутанными, особенно, после того, как она вновь оказалась в его объятиях, с тех пор, как он осознал, что у него нет иного пути, кроме как последовать за ней, куда бы она не пошла. — Ты сегодня одно сплошное противоречие, — сказала она почти со смешком. Может быть, в другой ситуации в ее голосе был бы смех и поддразнивание. Вздохнув, Дэйенерис закрыла глаза на мгновение. — Я пыталась остановить это, но я устала. Я больше не могу сопротивляться. Похоже, это неизбежно. Я Таргариен. Джон все еще не был убежден, что предполагаемое таргариенское безумие существовало, но если и существовало, то его должен был унаследовать и он. В конце концов, он был внуком Безумного Короля. — Как и я. Она открыла глаза и с усталостью посмотрела на него. Она встала и присоединилась к нему в кровати, пытаясь понять его слова. — Да, как и я, — сказал он вновь, неуверенный, кого пытается убедить, себя или ее. — Да, — пробормотала она после молчания, все еще глядя на него так, словно пыталась понять, реально ли это. — Тебя это тревожит? — спросила она вновь. — Больше нет. Не так, как я думал, что будет тревожить. — Мальчик внутри него нашел облегчение в том, что он не был бастардом, он чувствовал покой от мысли, что он был желанным ребенком, и радость, что может носить свое имя. Тут в его голову пришла дикая мысль. Если Дэйенерис выйдет за него замуж, то она не станет женой бастарда. Она станет женой наследника, принца. Того стеснительного, скованного мальчика больше не было. Он был Эйгоном из дома Таргариен, сыном Рэйегара и сыном Севера, дома Старк, волчицы Лианны. В его венах текла лишь королевская кровь. Наследник Валирии и потомок Первых Людей. Королевства принадлежали Дэни, но и ему тоже. Ему было плевать на Железный Трон, но если ей было бы проще взять трон рядом с ним, то он будет править. Он будет править вместе с ней — если она того пожелает, а он не знал, желает ли она. Он вынырнул из мыслей, когда она схватила его руку и прижалась к ней щекой. Исходящее от нее тепло наполнило его, заставило вновь ощутить, что он жив. Часть его была потеряна, когда братья убили его, но она поделилась с ним горевшим внутри нее пламенем. — Ты должна его убить, — повторил он, возвращаясь к совершенной Варисом измене. — Убей его, и у тебя станет на одного врага меньше, чем вчера. — Она слабо улыбнулась, помня, что произнесла эти же слова совсем не так давно. Эти слова однажды встревожили его, но сейчас они не были ничем, кроме чистой логики. Она кивнула, уложив голову ему на грудь и играя со шнуровкой его дублета. — Железный Трон будет твоим, — закончил он, объясняя, что в его предложении не было иной подоплеки, кроме этой. — Нашим, мой Король, — ответила она, подчеркивая свои слова. Ошеломленный, Джон взял ее за руки и заглянул в лицо. Его глаза впились в ее, требуя объяснений. — Если я твоя королева, то ты мой король, — просто сказала она. — Мы последние Таргариены, Джон Сноу. *** — Вы оба безумны, — пробормотал евнух, понимание ударило его, словно молния. Его слова были лишь шепотом, сказать их вслух не хватило сил. Ночь была в разгаре, над их головами висела луна, сияя тем же серебристым светом, что и локоны Таргариенов. Дрогон стоял за Дэйенерис и Джоном, нависая над ними своим огромным телом и ожидая приказа своей матери. Из них получилась впечатляющая пара. Как давно мир видел пару Таргариенов, стоящих рядом друг с другом и возвышающихся над остальными? — Вы разбудили драконов, лорд Варис, — сказала ему мрачная Дэйенерис. Холод в ее голосе внушал тревогу. Евнух сглотнул, лишившись дара речи. Это глубоко ранит, прощаться со старым другом, подумал Тирион. Десница наблюдал за происходящим с непониманием и страхом. Что он чувствовал, благоговение или ужас, он не знал. Драконы всегда завораживали его. Он прочитал столько историй об этих чудовищных созданиях и их всадниках, но встретиться с мифами лицом к лицу было совершенно иным делом. Карлик знал, что о том времени, в котором он жил, будут писать истории, но теперь он был абсолютно уверен, что никто не забудет Таргариенов, которые вернули то, что принадлежало им, безжалостно сокрушив двадцать лет узурпации и тех, кто осмеливался сомневаться в их правах. Драконы и правда вернулись. — Лорд Варис, я, Дэйенерис из дома Таргариен, Первая моего имени, Разрушительница Цепей и Мать Драконов, приговариваю вас к смерти. Медленно и угрожающе голова Дрогона приблизилась к человеку, который служил столь многим королям. И Джон, и Дэйенерис стояли твердо, не страшась ни огромного тела зверя, ни разрушений, которые он мог принести. Никто не мог стоять рядом с драконом, не чувствуя тревоги или страха. Но драконы не боялись драконов, осознал он. — Дракарис. Пламя поглотило бывшего Мастера над Шептунами в мгновение ока. Жар ударил волной, заставив Тириона вспотеть и вознести благодарность, что целью был не он. Яркость ослепила его на мгновение, а когда он открыл глаза, смотреть было не на что. Дэйенерис повернулась к Джону, и Тирион увидел в ее глазах вопрос. Ее племянник кивнул, одобряя что-то, о чем знали только они, и Деснице королевы стало ясно, что последние слова Вариса могли быть правдой. Казнь евнуха была приказом не Дэйенерис, но Джона. *** Когда зазвонили колокола, он ощутил облегчение. Все кончено, подумал он торжествующе. Все кончено. Дэни победила, Серсея проиграла, а столица осталась почти невредима. Железный Трон был ее, их, поправил он себя. Тень пролетающего над ним Дрогона накрыла его. Джон увидел, как Дэни останавливает своего сына над высшей точкой города, откуда она могла видеть все; город, построенный ее предками, где все началось. Второй раз Джон вступил в Королевскую Гавань, и на этот раз, как когда он прибыл на Драконий Камень, он ощутил знакомое чувство, словно город знал его и ждал его прихода. Джону никогда не было дела до юга, но сейчас, стоя здесь, это казалось далеким воспоминанием. Колокола продолжали звенеть, и большие, и маленькие. Солдаты Ланнистеров стояли перед ним, нервные, усталые, не зная, что делать. Несмотря на то, что они сдались, Джон не хотел их отпускать, не доверяя им. В конце концов, это же люди Ланнистеров. Они смотрели на него, пытаясь понять, кто он, кто-то с любопытством, кто-то скептически, Джон задумался, неужели новости о его родителях достигли даже этих ушей. Внезапно Дрогон снова поднялся в воздух, на это раз куда стремительней, и что-то сказало Джону, что Дэни приняла решение, которое они прежде не обсуждали. Он мог представить, что это было, но отказывался верить. Нет. Она этого не сделает. Крики и вопли оглушили его, когда пламя Дрогона обрушилось с небес. Он чувствовал растущий жар в воздухе, и собственными глазами видел, как горит город. Его дыхание сперло, и он попытался осознать, что происходит. Все закончилось и вдруг началось вновь, в тысячу раз хуже. Пламя и кровь. Пламя и кровь. Вновь и вновь ему на ум приходили только эти слова. Пламя и кровь. Она дала обещание и исполняла его. Миссандея умерла с последним приказом на губах, и Дэни подчинилась ему, верная своей любви к Миссандее. Неужели она правда сошла с ума? Глядя на волны огня, поглощающие город и его людей, он понимал, что да. Варис был прав, как и Тирион. Но он не мог найти в себе силы винить ее или злиться. Не было даже разочарования. Пламя и кровь. Пламя и кровь. Люди бежали, умоляя о пощаде, прося спасти их жизни. Солдаты, женщины и дети умирали у его ног, кого-то давили падающие здания, кто-то умирал в бою, кого-то обратили в пепел. И все же он продолжал стоять, прикованный к месту, изучая рушащийся вокруг него мир. Пламя и кровь. Наверно он тоже обезумел — потому что живущие глубоко внутри темные инстинкты говорили ему, что это не неправильно. Мир столько забрал у нее, и никто не гарантировал людского доверия. Она потеряла двух драконов, дорогих друзей, огромное количество солдат, чтобы спасти их всех, и они оценили это? Пламя и кровь. Эйгон взял Семь королевств не осадой, ожиданием и доверием. Он принес пламя и кровь и закончил жалкие склоки между королевствами, дав основу векам мира и процветания. Джон увидел, как вдалеке Дрогон направляет свое пламя на Красный замок, и он падает, разваливаясь на части, и каждый уничтоженный камень был частью истории. И хотя вид уничтоженной столицы, построенной Завоевателем, был обескураживающим, он принес в сердце Джона и надежду, и радость. Один павший город был ничтожной ценой за новую эру. Ее царство. Его царство. И это было началом. Их эры. Они произошли от Эйгона, Висеньи и Рэйнис, но их время прошло, и настало новое. И Таргариены будут править долгие годы. Дрогон летел с севера на юг, с запада на восток, исторгая пламя и разрушая. И, слушая его громовой рык, Джон чувствовал, как разбивается его сердце, как здания вокруг него, ведь он помнил, что рядом с ним должны были лететь Рэйегаль и Визерион. Стоя на земле рядом с Безупречными и дотракийцами, как и до встречи с Дэни, он чувствовал себя маленьким. Если бы не Серсея, он был бы в воздухе, на спине Рэйегаля и рядом с Дэни, с небес заканчивая отвратительное правление Ланнистеров. Ланнистеры, с неудовольствием подумал он. Предательские крысы. Мы не были особенными без них, сказала ему Дэни о драконах. И она была права. Их предки не просто так держали кровь чистой, не просто так они были единственными, кто мог оседлать этих созданий. Пламя и кровь. Они были Таргариенами, последним следом валирийской цивилизации. Таков их путь. Честь? В действиях Дэни было куда больше чести, чем в действиях Серсеи. Безупречный подошел к нему, и его лицо ничего не выражало, впрочем, как всегда. — Узник. Он исчез, — сообщил он Джону на том всеобщем, который знал. Тирион, тут же вспыхнуло в голове Джона, и он сжал зубы. Тирион выпустил своего брата. Он отпустил его и предал их. Джон глубоко вдохнул, укрощая ярость и не давая себе броситься в источаемый Дрогоном огненный ад, чтобы своими руками убить карлика. Он потерял его в начале битвы. Но он вернется. Он вернется и предстанет перед ним и Королевой. В конце концов, нельзя доверять Ланнистерам, не важно, какими дружелюбными они кажутся. *** Джон поймал Дэни в свои объятия, едва она слезла с Дрогона. По ее щекам текли слезы. Она побежала к нему, обняв его со всей силы, воя от боли, которую наконец выпустила. — Я не хотела. Клянусь, я не хотела, — продолжала повторять она, пока Джон гладил ее по серебристым локонам, положив подбородок на ее макушку. Сломанная и умоляющая, он не мог видеть ее такой. — Ш-ш-ш-ш, — попытался он успокоить ее. — Ты ничего не обязана говорить. — Я не хотела, не хотела, но не смогла сдержаться. Клянусь, я не хотела. — Ее слезы пропитали его безрукавку, и его твердые объятия гасили дрожь ее тела. — Мне так жаль, так жаль, — плакала она. Он увел ее прочь от любопытных глаз, не давая солдатам и народу видеть слабость Королевы. Он крепко держал ее, целовал, утешая, убеждая, что сделано, то сделано, и что нужно смотреть в будущее, не в прошлое. Город вновь поднимется, он расцветет под их правлением, и этот день будут помнить, как день, когда Таргариены вернули то, что принадлежало им, не более. Было трудно не чувствовать вины или сожалений после событий дня, но видеть, что Дэни выпустила ярость и гнев, которые так долго сдерживала, эти уродливые чувства наконец покинули ее тело и душу, было для него слишком важно. Она освободилась, и он тоже. Когда она вернула себе уверенность, он рассказал ей о предательстве Тириона, и она вскипела. Ее самый доверенный советник, близкий друг, человек, который помог ей подняться так высоко, нарушил свои обещания и переступил через нее. Огонь запылал вновь, отражаясь в ее ярко засиявших глазах. Разделив последний поцелуй, отчаянный и полный облегчения, они поднялись на руины Красного замка, ища то, за чем пришли, что принадлежало им по праву. И вот он, стоит у дальней стены зала, окруженный пеплом и дымом, усыпанный обломками. Странно, сам он остался невредим. Замок развалился на части, но трон стоял непоколебимо, прекрасный в своей чудовищности, и манил их. Рука в руке они осторожно подошли к нему, не смея поверить своим глазам. Бастард и изгнанница, впервые они увидели его, всю жизнь лишь слыша о нем. Подумать только, Завоеватель построил его много лет назад из мечей его врагов, и теперь он принадлежал им. Джон почти чувствовал, как он наблюдает и подталкивает их к нему. Джона поражало, как украшенный стул мог значить так много, влиять на тысячи судеб. Как люди сражались и умирали за него, и все же, вот он, стоя перед ним, хотел его. Его тянуло к трону. Он всю жизнь провел, убегая от власти, и все равно получая ее. Может быть, она просто была ему суждена, как Дэни. Мы последние Таргариены, вновь прозвучало в его голове. Остановившись перед троном, никто из них не осмелился дотронуться до него, пораженные реальностью момента. Дэни первой подняла руку, ее пальцы медленно скользнули по сиденью, второй рукой она крепко держалась за Джона. Джон повторил ее жест, пальцами прочертив ту же дорожку, что и ее. Их взгляды тут же нашли друг друга, как всегда, ища одобрения любимого. Джон верил, что ей не зачем было его одобрение, потому что этот трон принадлежал ей. Притянув Дэйенерис ближе, он подтолкнул ее к сидению и легко улыбнулся. Вот она, ее награда, прямо перед ней. Нервничая, Дэни отпустила его руку и села, позволив своему весу опуститься на металлическую конструкцию. Сев, она выпрямила спину и царственно опустила руки на колени. Перед ним сидела не его Дэни, а Королева. Потянув его за дублет, она жестом попросила его подойти ближе. Она поцеловала его руку и, впервые за долгие недели, улыбнулась. Уголки ее губ приподнялись, и показались жемчужно-белые зубы. Снаружи Дрогон устроился в куче обломков. Из его ноздрей шел легкий дым, и Джон был готов поклясться, что он выглядит довольным. Наклонившись, Джон собирался поцеловать ее в щеку, когда их прервал голос. — Вы хорошо на нем смотритесь. Им не нужно было поднимать глаза, чтобы знать, чей это был голос. — Лорд Тирион, — отозвалась Дэни. Джон встал справа от нее, положив руку на Длинный Коготь. — Я рад видеть вас здесь, правда рад. Но я должен спросить, что заставило вас сжечь город и убить тысячи невинных? — Карлик подошел к ним, за ним последовал Серый Червь и дотракийцы. — Мы договорились остановить атаку, когда зазвонят колокола. И они зазвенели. Дэни с вызовом подняла подбородок, Джон прищурился, глядя на последнего человека, который предал его королеву. — Однажды вы сказали, что пришли в Вестерос не для того, чтобы стать Королевой Пепла, — надавил он. — Что вы — не ваш отец. — Я ни то, ни другое, — ответила Дэни. Тирион распахнул глаза от шока. — Я вижу это совершенно в ином свете. — Видя, что Дэйенерис не собирается дальше объяснять свои действия, он перевел свое внимание на Джона. — Я думал, что ты не согласишься с таким ходом действий. Ничто не может оправдать смерти невинных. — Наша Королева сделала то, что посчитала нужным. Это был ее выбор, — ответил он твердо, не оставляя Тириону места для вопросов. — Вы стали тем, чем так старались не стать, — возразил он, глядя обратно на Дэйенерис. — Она не ее отец, — вмешался Джон. Тирион неверяще смотрел на них. — И точка. Город пал, и страна воспрянет, избавленная от Ланнистеров и других угроз вроде Эурона Грейджоя. Мы выиграли последнюю войну, и теперь Семь королевств будут жить без страха и жестокости под рукой законной Королевы. — И Короля, — добавила Дэни, вновь взяв Джона за руку. Она уставилась на Беса, почти бросая вызов, осмелится ли он возразить, и когда он открыл рот, она остановила его жестом. — Ты лишился права говорить без моего приказа. Тирион нахмурился. Он выглядел оскорбленным. Но Джон видел страх в его дрожащих руках и покрытой потом коже, в его взгляде. Он знал, что грядет. — Я сказала тебе, что когда ты подведешь меня вновь, это будет последний раз. — Моя королева, я не… — Ты выпустил своего брата, помог ему сбежать, — прошипела она. — Как еще это назвать? Предательство? Измена? Называй это как хотите, мой лорд, ты меня подвел. Дрогон подошел ближе, его голова просунулась в разбитое окно, глядя туда, где стоял Ланнистер. Десница королевы знал, что предал ее доверие, но он не мог принять тот факт, что ошибся. Джейме мог убедить Серсею остановиться, его брат был единственным, кто любил его по-настоящему, и Тирион не мог позволить ему сгнить в темнице, где его наверняка держала бы Дэйенерис. Все впустую, осознал он, пораженный. Его время подошло к концу. Обратив взгляд обратно на пару перед ним, он видел их решимость и обращенную друг на друга любовь. Он не знал, станет ли она их величием или роком, но он был уверен, что их правление не забудут. Он видел это и во время казни Вариса, тогда скрытое за взглядами украдкой, сейчас же гордо показываемое всему миру. Драконы воистину проснулись, и разум Тириона впервые осознал это, не понимая, что это пробуждает в нем, благоговение или страх. Они вернулись, напомнил он себе. — Я больше не могу тебе доверять, а значит, больше не нуждаюсь в твоих советах. — Моя королева, — взмолился Тирион в последний раз без всякого эффекта. Королева скомандовала: — Дракарис. Пламя Дрогона поглотило маленькую фигурку у подножия лестницы, оставив после себя лишь горку пепла, положив конец дому Ланнистер из Утеса Кастерли. Эйгон повернулся к его королеве с обещанием в глазах, отраженных в ее. Теперь началось их царствование, теперь вновь мир склонится перед драконами, теперь власть наконец нашла тех, кому была суждена. Теперь, вновь, Таргариены будут сидеть на Железном Троне. Пусть люди знают: как и их драконы, Таргариены не отвечали ни перед людьми, ни перед богами.