Один выбор изменит всё

      Часть меня думает, что Трис ушла в Эрудицию. Знаю, что перегибаю палку, но я не могу выкинуть это сравнение из своей головы. Всё, что приходит на ум, — если ей понадобится помощь, она вне поля моего зрения и вне моей досягаемости, и она, возможно, в опасности. И беспокойство грызёт меня всё больше и больше, чем дольше тянется день.       Было бы лучше, если бы было что-нибудь, чем я мог бы заняться, отвлекая себя, но вместо этого мы ходим, как делали вчера. Все мы в одной группе, так как у нас только один проводник, и это Марго; мы бродим вдоль улиц, поодаль от зданий, но сегодняшняя прогулка всё равно походит на вчерашнюю. И такая же неприятная.       Мой отец теперь шагает практически как и обычно, видимо, как-то подлечившись за ночь. Наверное, он спал лучше, чем я. Что не должно удивлять меня: у него больше опыта, и он научился крепко спать независимо от того, что происходило в течение дня. Я, с другой стороны, не могу даже вспомнить, когда полноценно спал… Полагаю, в Бесстрашии несколько месяцев назад, до того как наткнулся на военные планы. И прежде, чем началась инициация. Прежде, чем узнал, что Эрик будет наблюдать за обучением. Прежде, чем начал волноваться за Юрайю — что все узнают о том, что он Дивергент. Прежде, чем мысли о Трис не давали мне уснуть до самого утра, а потом меня настигали кошмары о том, что может с ней случиться. До войны и всего, что произошло с тех пор. Перед этой миссией, которая вынуждает меня бороться со своими четырьмя страхами в каждый мыслимый момент. Очень давно…       Перевожу свои глаза на Маркуса, пытаясь переключить разум. Достаточно трудно быть с ним каждый день. Сейчас более чем глупо зацикливаться на нём.       Не уверен, становится ли мне лучше, когда мой взгляд находит Питера. Он держится на расстоянии от меня, Юрайи и Кристины сегодня, смотря на нас с опаской. На самом деле, ему не нужно беспокоиться. Во вчерашней дискуссии последнее слово было у Трис, и мы не будем идти против него без новых провокаций.       Мы пользуемся нашими иссякающими наличными деньгами, чтобы купить обед у уличного торговца, и едим, сидя на тротуаре, что находится в пределах видимости обоих зданий, за которыми мы наблюдаем. Еда несвежая и практически безвкусная, но, так или иначе, я умираю с голоду, поэтому съедаю большую часть. Моё тело нуждается в этом, чтобы оно могло ходить, и если я не могу предоставить ему сон, освободить от стресса или любой эмоциональной уверенности, я должен обогатить его калориями. А когда мой живот полон, я передаю остальное маленькому ребенку, который смотрит на нас голодными глазами. Она убегает с пищей, будто не может поверить, что ей так повезло, и внезапно я чувствую вину за то, что съел слишком много.       Первые две трансляции дня приходят и уходят; солнце медленно садится, а Трис и других до сих пор нет. Но темнота полезна, так как она скрывает растущее возбуждение. Меня практически знобит, и я оглядываюсь по сторонам, надеясь, что, может быть, Трис где-то рядом и мы как-то разминулись. Чувствую глаза своего отца на себе в неодобрении — вчера он даже не посмотрел на меня, но сегодня ему снова доставляет удовольствие осуждать меня. Надо полагать, ему не требуется много времени на восстановление.       И потом Трис, наконец, приближается к нам так быстро, как может, не привлекая внимания; выражение её лица остаётся спокойным. В течение секунды я переполнен только облегчением, но затем понимаю, что она одна. Что-то пошло не так.       Я подхожу к ней небрежно, так, как я видел, люди приветствуют здесь своих друзей. Она делает то же самое, но когда наши глаза встречаются, я вижу в её беспокойство. Однако это беспокойство, а не паника. Независимо от того, что происходит, мы не должны бежать. Я притягиваю её в кольцо своих рук и прижимаю свою щёку к её. Мои губы над её ухом, и я слышу, как она дышит напротив меня.       — Что произошло? — шепчу я мягко, чтобы никто не слышал. Смотрю на людей вокруг нас для того, чтобы вовремя уловить начало трансляции. Не хочу повторять свои ошибки.       Она качает головой почти незаметно.       — Позже, — выдыхает Трис, — сейчас тебе и Юрайе нужно это. — Чувствую, как она распахивает пальто и хватается за что-то, и я ныряю в него, встречаясь с её пальцами и находя вакцину и иглы в кармане. Я все ещё прижимаюсь к ней; моё тело укрыто от посторонних глаз, поэтому я прячу материалы в своей куртке. — Введите всем на всякий случай, — добавляет Трис, — и побыстрее.       — Ладно, — шепчу я, отходя от неё нехотя, пальцами скользя вдоль её бока. Затем возвращаюсь к остальным из нашей группы, молча хватаю Юрайю за руку и веду в ближайшее общественное заведение. В нём мы не сможем поговорить, но мы будем визуально прикрыты, в чём и нуждаемся.       Возле магазина приходится остановиться; с помощью жеста я говорю Юрайе войти внутрь первым. И не теряю времени: быстро ввожу себе вакцину, когда он проходит мимо меня, а потом передаю её Юрайе. Он берёт без колебаний. Не отдаёт мне обратно, поэтому я предполагаю, что он спрятал остаток в своей куртке.       Трис ждёт нас со всеми, когда мы возвращаемся, и я иду прямо к ней, позволяя Юрайе передать всё следующему человеку.       На первый взгляд может показаться, что Трис полностью спокойна — она отлично играет, когда это нужно. Я снова наклоняюсь близко, предоставляя ей возможность объяснить мне, что случилось. Когда наши тела касаются, я чувствую, как она немного дрожит.       — Нужно найти место, где мы сможем поговорить, — шепчет она. — Мы должны принять меры сегодня после эфира. — Она не рассказывает всё в подробностях, но её слова погружают меня в холод, когда я понимаю. Трис могла вернуться одна по нескольким причинам, но только одна объясняет, почему нужно действовать быстро. Пари или Амар были схвачены, а может, и оба. Но даже когда я думаю об этом, я знаю, что это Амар. Если бы это была Пари, было бы слишком поздно следовать плану — она не может противостоять допросу.       Трис смотрит на меня то ли в поисках утешения, то ли предлагая его, — я не знаю, потому что не могу встретиться с ней взглядом сейчас. Мой разум сосредоточен на Амаре — моём друге и бывшем инструкторе. Но этого описания недостаточно. Он дал мне имя в Бесстрашии и помог подделать тест в недружелюбной фракции, помог пройти инициацию, что изменило мою жизнь в нечто лучшее, чем было там, откуда я перешёл. Он — единственный образец для подражания, который я когда-либо имел, и знаю, что без него я не стал бы тем, кто есть сейчас. Было время, когда я оплакивал его.       Непрошеная мысль приходит в голову, что в прошлый раз вместо обычного разговора мы воевали. Он оттащил меня от Питера и сказал, что я потерял всякий контроль над собой. Он не разрешил мне пойти с ними сегодня. Не хочу, чтобы это был последний момент, который я проводил с ним.       Смутно осознаю, что Трис отходит от меня и шепчет другим. Когда она возвращается, говорит, что нам нужно отойти от них. Я не отвечаю, но иду за ней, незаметно сжимая руки в кулаки.       Моё дыхание слишком учащённое, и у меня не получается замедлить его. Я хочу пойти за Амаром, хочу найти какой-нибудь способ спасти его, хочу сделать всё от себя зависящее, а не ходить спокойно вокруг одних и тех же проклятых зданий. Но я заставляю себя просто идти вперёд, как делал, когда подделывал моделирование, входя в Отречение с переполняющим голову ужасом.       Трис, не говоря ни слова, идёт рядом со мной. Знаю, что это убивает её так же сильно, как и меня, но я не могу наделить её уверенностью. Не могу остановить свои тёмные мысли и тем более изменить их.       «Ну, хоть она в безопасности», — пытаюсь убедить себя, осознавая, что это не так. Никто не безопасен; правительство НСША вонзает сейчас когти в Амара. И эта мысль приводит к ещё худшей — картинка того, что Амар говорил в поезде… «Они вживят приёмник в ваш мозг и дадут вам самую сильную дозу сыворотки, которая повредит его или убьёт». Его смеющиеся глаза медленно стекленеют…       Вчера мне казалось, что когда мы ждали трансляцию, время остановилось. Сегодня, я клянусь, оно двигается назад. Каждое мгновение — это вечность, что уводит нас всё дальше и дальше от каких-либо шансов спасти Амара.       Тогда, когда я не уверен, что смогу ждать ещё, вещание, наконец, начинается. Сочетание слов и изображений ясно в моей голове, и долю секунды я интересуюсь, похоже ли это на то, что чувствовал Калеб, когда я отправлял ему своё послание в бомбоубежище. Но мысль исчезает, когда мы с Трис поворачиваемся к Северному зданию в унисон; наши движения в точности идентичны с толпой.       И вдруг я вижу, где проектор. Более того, я чувствую, где человек контролирует его. Это почти походит на карту в моей голове, диаграммы этажей здания, где он сидит. Я даже знаю его имя — Дэн Митра — и как он выглядит или, по крайней мере, каким видит себя. И у меня практически выходит увидеть людей, помогающих ему. Лезу глубже, ища картинки, и они становятся яснее. К концу эфира я знаю имена и внешность трёх людей, которые там работают, а самое главное, я точно уверен, где они работают, где именно управляющий компьютер.       Хочу, чтобы это знание даровало мне удовольствие или хотя бы лютый триумф. Но всё, что наполняет меня, — это мрачная решимость. Мы будем участвовать в операции и подвергнем себя опасности, чтобы закончить миссию прежде, чем страдания моего друга прекратятся. И никто нам в этом не помощник.

***

      Огромный риск — возвращаться на наше место в ночное время. Мы до сих пор не знаем, была ли Пари допрошена или нет, но если и да, то наше убежище далеко не безопасно. Но нам необходимо спланировать все в частном порядке. Поэтому подходим осторожно — и с обеих сторон в отличие от последних ночей. Тихо. Когда приближаемся, Марго и Кристина идут первыми для разведки, в то время как остальные хорошо прячутся.       Я гипервнимателен, когда мы ждём; моя рука сжимает оружие, спрятанное в куртке. Но я не вынимаю его. Если кто-то и будет идти, то неизвестно, кто именно: гражданское лицо или те, кто нас ищут.       Чувствую, как Трис рядом со мной волнуется: её движения напряжены и поза жёсткая. Хочу быть рядом, чтобы утешить её, но сейчас отвлечение такого рода любому из нас не поможет. Поэтому заставляю себя игнорировать её присутствие и сосредоточиться на остальном мире. Ожидание тяжёлое.       Кристина в итоге возвращается в одиночестве и спокойно заводит нас в здание. Она не показывает никаких признаков тревоги, поэтому я предполагаю, что все осталось таким, как и прошлой ночью: Марго «отвлекает» Саймона и внутри нет чужаков.       Каждый раз, когда мы идём по тёмной лестнице, я беру Трис за руку, но сегодня не решаюсь. Если выяснится, что Марго и Кристина что-то упустили, мы будем слишком уязвимы. Я держу свой пистолет наготове, когда спускаюсь первым, убедившись, что Трис защищена позади меня. Слева от меня, могу сказать, Юрайя делает то же самое. Так же мы поступали, когда вторглись в Эрудицию, удерживая друг друга в безопасности, защищая остальных из нашего отряда.       К счастью, нам никто не встречается. Место тёмное и тихое, в пустоте эхо. Я жил в пустом здании на протяжении многих лет, признавая чувство одиночества. Прямо сейчас я не один, и меня это утешает.       Когда оказываемся в подвале, Трис начинает:       — Нас… заметили… тогда, когда мы вышли из кабинета врача, — говорит она. Её тон уклончив, но я позволяю ей продолжить: — Нам пришлось бежать, но Пари отстала от нас. Мы предположили, что она попала в плен. — Трис останавливается, явно борясь со следующей частью рассказа. Её голос хриплый, когда она проговаривает: — Амар вернулся за ней. Сказал, что сделает все, что сможет, чтобы удержать её от допроса, и сказал, что если его поймают, у нас будет двенадцать часов. Но это значит, что мы должны закончить до шести утра. И это при условии, что Пари ничего не расскажет.       В помещении тишина, и затем Маркус разрушает её:       — Ему, должно быть, удалось остановить её, потому что здесь уже были бы вооружённые силы. Она мертва, а Амар — заключённый. — Вижу, как Трис вздрагивает, слыша это, но мой отец продолжает без промедления: — Мы должны двигаться вперёд. — Он быстро встречается со мной взглядом, а потом смотрит на Трис. — Что ты узнала из трансляции?       Я сразу же отвечаю, давая Трис время собраться с мыслями:       — Управляющий компьютер находится в Северном здании на восемнадцатом этаже. В комнате к юго-западу, подальше от лифта. Им управляет Дэн Митер и его помощники: Саманта Тейлор и Майкл Бимер. Я знаю, как они выглядят, и точно смогу найти дорогу к комнате и оборудованию.       Лицо Трис по-прежнему тревожно, но она кивает в подтверждение, и я могу сказать, что она собрала ту же информацию. Юрайя, с другой стороны, смотрит на меня с широко раскрытыми глазами. Он явно не нашёл много данных. Быстрый взгляд на остальных показывает, что они в одной лодке, — кроме, возможно, Питера. Мне всегда было тяжело прочитать его выражение лица.       — У лифта два охранника и больше двух возле самой комнаты, — произносит Трис, снова становясь сосредоточенной. — Дэн не думал о лестнице, так что я не знаю, охраняют её или нет, или даже что она не заперта. — Почти машинально она добавляет: — Охрана есть и в вестибюле, но мне было трудно понять, насколько много. Я думаю, четверо. — Она смотрит на меня, но я могу только развести руками. Я не обнаружил эту конкретную деталь.       Маркус щурится, глядя на меня так, будто я подвёл группу.       В его голосе доля презрения, когда он говорит:       — Ты смог определить: они подготавливали проекторы днём или в ночное время?       — Нет, — отвечаю я холодно, не потрудившись придумать предлог. Чем меньше я общаюсь с ним, тем лучше.       Трис думает о вопросе недолго:       — Я не смогла уловить что-то во время полуденного эфира, — говорит она медленно, — но я думаю, что они настраивали в дневное время. Казалось, что Дэн видит, как входит в здание, а не как выходит. — Когда она начинает говорить, я замечаю изменение в комнате, а когда заканчивает, понимаю, что это.       Теперь все смотрят на моего отца, как раньше смотрели на Амара, как будто он главный. Мне становится ещё хуже, когда я замечаю, что на его лице написано лидерство, — подобное всегда было намалёвано на его физиономии на публике. Я сжимаю руки в кулаки при виде этого. Не позволю ему принимать решения, которые поставят жизнь Трис под риск.       — Но, — Калеб тихо спрашивает, — что это нам говорит? Мы знаем, что здания более или менее безопасны ночью?       — Менее, — отвечает Кристина уверенно. — Марго говорила, когда мы впервые пришли сюда, что большинство организаций нанимают одного или двух охранников на ночь.       — Но мы не говорим о частном предприятии, — напоминаю ей резковато. — Правительство НСША может не следовать этой схеме.       — Верно, — отвечает Кара своим тоном эрудита, — но если в большинстве случаев охраны мало, то мы можем предположить, что в правительственном здании их больше не должно быть. Поэтому то, что Трис видела, максимальное количество. — Наверное, это ценное замечание.       — Ладно, — говорю я. — Но в здании все равно как минимум восемь охранников. Нам нужен хороший план, чтобы пройти мимо них.       — А как насчёт других входов? — спрашивает Кристина. — Марго говорила, что организации не очень хорошо охраняют другие входы. — Рот Юрайи изгибается в улыбке, и она добавляет: — Как двери, которыми мы пользуемся здесь.       Трис пожимает плечами.       — Дэн не думает обо всем доме — только о том, как он работает, и о местах, по которым ходит. Мы не знаем, чего ожидать в другом месте.       — Опять же неизвестно, — говорит Кара. — Правительство, вероятно, следует той же тенденции, как и частные предприятия, или противоречат ей. У других дверей, возможно, и есть охрана, но, наверное, меньше, чем в вестибюле. Мы должны воспользоваться одной из них.       Но я качаю головой.       — Ты не думаешь об остальных системах безопасности. Я уверен, что будут камеры на всех входах, и они следят за этим так, как в Бесстрашии.       Кара поджимает рот в раздражении. Она явно не подумала об этом. У меня есть преимущество: я работал в диспетчерской Бесстрашия два года, и в курсе камер.       — Но где они наблюдают? — спрашивает Юрайя.       Прежде, чем я смогу ответить, говорит Питер:       — Вы снова упускаете очевидное. Что происходит в зданиях после завершения рабочего дня и того, когда все уходят домой? — спрашивает он нас с отвращением.       Большинство других обмениваются неопределёнными взглядами, и внезапно я понимаю, что нам пытается сказать Питер. То, что написано на его лице, показывает, как разделено наше общество.       — В Чикаго, — отвечаю я, — их убирают афракционеры. Но мы не знаем, происходит ли что-то подобное здесь.       — Да ладно! — вопит Питер. — Конечно, происходит. Большинство людей, которые работают там днями, не убирают за собой. Они даже боятся думать о грязной работе. — Он качает головой. — Я бы поставил всё, что уборщики приходят вечером. А это значит, что они там и сейчас.       — Мы будем следить за ними? — спрашивает Юрайя в замешательстве.       Питер закатывает глаза.       — Нет, идиот. Мы будем прикидываться ими.       Кристина смотрит на него, прежде чем сказать:       — Думаешь, охрана не заметит, если кучка незнакомых людей придет вместо одного человека, который часто там появляется?       Питер смеётся.       — Ты серьёзно? Ты же жила в Искренности шестнадцать лет! Можешь назвать одного человека, который убирал общественные туалеты в течение того времени или мыл прихожие шваброй? — Кристина выглядит поражённой сначала, и затем её глаза расширяются, когда она не может никого вспомнить. Питер продолжает: — Можешь описать одного из них? Кого-нибудь? После шестнадцати лет наблюдения?       Кристина явно смущена, опускает голову вниз.       — Нет, — говорит она наконец.       — Вот, — отвечает Питер самодовольно, — никто не замечает уборщиков. Наденем эти наряды, захватим их поставки, и нас не заметят. — По его голосу можно понять, что он видит перспективу. Мне даже интересно, сколько зданий он убрал, когда был ребёнком, росшим без фракции. Сколько туалетов он вымыл, когда ребёнок его возраста должен был ходить в школу.       — Хорошо, — говорит Трис твёрдо, и я подозреваю, что она думала о том же. — Но как мы достанем их униформу и поставки, если охрана будет в здании?       — Подумай о количестве, — отвечает Питер. — Они не смогут занести все сразу. Вероятно, они будут ходить туда-сюда. И в грузовике может даже быть униформа. И если ничто из этого не выгорит… Кто-то выйдет на улицу, чтобы поесть или покурить. — Он ухмыляется, когда добавляет: — И они будут пользоваться черным ходом, который будет открыт, потому что они будут возвращаться.       Я почти улыбаюсь. Уже второй день подряд Питер вручает нам план. Думаю, мне не стоит так удивляться: он, наверное, выбрал бы Эрудицию, если бы учился столько лет в школе, сколько мы, вместо половины этого количества.       — Очень хорошо, — говорит Маркус, и я снова прихожу в бешенство. — Для максимизации плана мы поделимся на две группы, поэтому войдем сразу в две двери.       — Почему? — скалюсь я. Знаю, что нужно успокоиться, но я не хочу расставаться с Трис и со всеми остальными. Когда Амар сделал это, это привело к неблагоприятным последствиям, а я доверял ему.       Глаза Маркуса грозно встречаются с моими.       — Думаю, ответ очевиден, — иронизирует он, как будто я — проблемный ребёнок, но я не даю ему закончить. Меня не интересует, какие лекции он планирует рассказывать.       — Если Питер прав, — говорю я твёрдо, — грузовик будет стоять у заднего входа. И эту дверь используют уборщики. Так какой смысл половине группе быть где-то ещё?       Маркус смотрит на меня ещё более раздражённо сейчас, и на мгновение старый знакомый страх заполняет мой живот. Я опустил его перед другими. Будут последствия.       — На самом деле, — говорит Трис странным тоном, — мне кажется, мы должны разбиться на две группы. — Я встречаю её глаза, не в силах скрыть удивление. Она и правда предлагает разделиться для наиболее опасной части этой миссии? — Но не по той причине, что он предложил, — добавляет она быстро, пытаясь успокоить меня.       — Тогда почему? — трудно выдавливать слова сквозь напряжение, которое внезапно зафиксировало каждую мышцу в моём теле. Не знаю, почему так сильно реагирую, но это, вероятно, связано с образами в Эрудиции, которые резко появляются в моём разуме.       Трис мнется, ей неуютно, но она делает глубокий вдох и произносит:       — Кто-то из нас должен попытаться спасти Амара.