Стая

От дома собраний остается лишь обугленный фундамент, ближайшие к нему дома стоят с пустыми окнами, трава во дворах утоптана, а кусты и ветки деревьев висят поникшие, сломанные в нескольких местах, но это те раны, которые быстро затянутся. Среди погибших лишь несколько старших альф и пара бет. Вожак и его волчица исчезли бесследно. После боя у дома собраний их никто не видел. Старейшины избирают нового вожака. Праздник в его честь решают устроить в начале нового года. Первым, что делает Чанёль, став официальным вождем Черных, — проводит суд над изменником и решает судьбу изгнанников, которые просят принять их в стаю. В наказание за предательство Тао лишается права продолжить свой род и покидать пределы резервации. Джунмён и Джондэ возвращаются в семью, печать позора с их родителей и младшей сестры снимается. Вожака Белоголовых ждет более суровое наказание, нежели Тао. — Если Чанёль проявит к нему милосердие, это унизит и его, и Криса. Вожак должен понести достойное наказание, — поясняет Кай. Белоголового высекают у позорного столба. Тринадцать ударов плетью — по каждому на племя, что обитало или обитает в этих краях, и от которых берет свое начало весь волчий род. Рубцы, которые остаются на бледной спине, служат напоминанием о том, что волк волку, прежде всего, — брат. Чанёль высекает Криса собственноручно. При этом рука его остается твердой. Он знает, что Крис вытерпит, поэтому бьет в полную силу. Стойкость поднимает Белоголового с колен, на которые его опустило решение, принятое соплеменниками. Криса бреют наголо, наряжают в льняные одежды омег, но позволяют носить брюки. Рожать детей и охотиться ему, как и Тао, запрещено. Он живет в крохотном домике на заднем дворе Чанёля. О том, что творится за его стенами, Минсок старается не задумываться: не ему их судить. Вместе с Каем и Джондэ он берется за строительство дома. Минсок хочет обзавестись собственным жильем к следующей осени, чтобы забрать Лу Ханя от сварливой, вечно недовольной всем женщины, которую остаток своих (а желательно, ее) дней ему предстоит называть «мамой». Лу Хань старается не оставлять их наедине, но иной раз этого не избежать, и тогда Минсок узнает, что значит настоящая боль. А пока дом строится, Минсок живет у лекаря, который, заливаясь румянцем, рассказывает ему о Ким Джондэ — друге детства. Джондэ совершенно непохож на старшего брата. Если Джунмёну присуща холодность и скрытность, умеренность в словах, еде и чувствах, то Джондэ — свет и тепло, широкая, полная жизнерадостности душа. Он обожает поболтать и поесть и не скрывает своих чувств к Бэкхёну. Минсок знает, что это взаимно, но просит Джондэ не торопиться. Бэкхён слишком долго был одиноким, чтобы вот так просто ему открыться. Жизнь потихоньку налаживается. Она напоминает Минсоку горный ручей. Вот он бежит спокойно, прыгает с камня на камень, а вот вспенивается, вихрится, обдавая все вокруг ледяными брызгами. Кто-то от них уклоняется, а кто-то — как Лу Хань — смело бросается навстречу, подставляет незащищенное лицо и хрупкие руки, которые лишь с виду такие, а на деле способны вынести любую тяжесть. Вечерами, чтобы дать Джондэ возможность побыть с Бэкхёном наедине, Минсок захаживает в гости к колдуну, и тот показывает, как жить в гармонии с собой. Он учит ирбиса ладить с волком, находит слова, которыми тот задабривает зверюгу. Волк оказывается еще тем строптивцем, но настойчивость и спокойствие побеждают. Со временем волк перестает прятаться, открывается Минсоку, и он часами говорит с ним, учится его языку, его чувствам, смотрит на мир его глазами, а ближе к весне впервые обращается: сначала ирбисом, а спустя месяц, когда с крыш начинает звонко капать, — волком. О том, что он может принимать две формы, знают единицы. Те, кому Минсок не боится говорить правду, те, кого зовет друзьями и за кого, не задумываясь, умрет. В апреле, когда полностью сходит снег, Кай официально берет Сехуна в свой дом. Весь в белом, с белоснежными цветами дикого абрикоса в льняных волосах, мальчик выглядит воплотившимся счастьем, и Минсок чувствует себя дураком, потому что едва сдерживает слезы. Он представляет, как через полгода-год вот таким же увидит Лу Ханя, и сердце, кажется, останавливается навсегда. Лу Хань ловит его взгляд, читает его без особых сложностей и тянет к себе за руку, чтобы взъерошить вечно спутанные волосы и, прижившись к ним губами, шепнуть полное бесконечной нежности: — Глупое-глупое мое чудо. Минсок краснеет, но улыбается довольно. Закрывает глаза и понимает, что любовь — это когда слово «глупый» звучит, как самая приятная похвала в мире. Октябрь-ноябрь, 2015