The Sea

– Почему мы всегда делаем все так, как хочешь ты? Почему все по-твоему?! Я что, вообще не имею права на собственное мнение? Используешь меня, как игрушку! – Вот что ты несешь? Я всего лишь сказал, что... – Да плевать, что ты сказал! Факт остаётся фактом! – Ларс... – Да пошёл ты! Ларс пулей вылетел из комнаты. Сейчас меньше всего хотелось видеть этого... Хэтфилда. В последнее время они слишком часто ссорятся, несмотря на то, что ещё сильнее сблизились и стали делать то, что люди просто не могут одобрить. Люди... Да зачем они вообще нужны, когда есть эти двое?! – Ла-арс, подожди! Но Ларс не ждал. Он уходил. Джеймс потом ещё сам прибежит и будет умолять Ульриха простить его. Так всегда. Это уже вошло в норму. – Ну и вали тогда, нужен ты мне, датский ублюдок! Дверь с силой захлопнулась. Ларс шел как можно быстрее. Неважно куда. Главное — просто уйти подальше от этого места, именуемого домом Хэтфилда. И погода на улице как будто говорит о сегодняшней ссоре. Нет дождя. Просто пасмурно, прохладно. И ветер дует. Датчанин шел долго-долго. Каким-то образом ему удалось выйти из города и теперь он бродил по бескрайнему полю. Наверное, так сильно его разозлил Джеймс. Ульрих хотел бы «дать ему по роже», только вот рост и комплекция не позволяет. Хэтфилд — высокий и накачанный, Ларс — маленький и худенький. Они разные. Что по внешности, что по жизни. Но они встретились и стали друг для друга многим. Для Ларса Джеймс значит гораздо больше, чем просто друг. Но парень не знает, что он значит для Хэта. Нет, Джеймс не примет его чувства. Кажется, уже никогда. Ларс дошёл до какого обрыва и остановился. Он встал у самого края пропасти и стал разглядывать море. Волны бились о скалы, ветер слишком сильно разгонял их. Ларс так и стоял, глядя на это. Длинные тёмно-русые волосы датского парнишки развевались на ветру, прилипая к лицу. На небе не было видно облаков, как и туч. Просто небо, покрытой тёмно-серой пеленой. Сегодня все какое-то неправильное. Неправильный день. Неправильный Хэт. Неправильная ссора. Да её вообще быть не должно было. Ларс присел на краю скалы, свесив ноги вниз. С водой его разделяет лишь огромное расстояние. Ульрих задумался о сегодняшнем дне, о всем произошедшем и... о Джеймсе. «Ну и вали, нужен ты мне, датский ублюдок!» – слова иглой впились в сердце парня. «Нужен я тебе, не нужен... Зачем тогда надо было давать мне шанс, а затем рушить мои надежды? Зачем, Джеймс?» Капля. Вторая, третья... Мелкие капли дождя падали на сухую землю. Не было слышно грозы. И рядом никого не было. Здесь есть только Ларс, пустое серое небо, бесконечное море и поля. Кого-то не хватает. «Понимаешь, Ларс... Так не должно быть. Прости, что не сказал сразу.» Из глаз датчанина потихоньку начали струиться слёзы. «Я не плачу» — думал Ларс, утирая рукой лицо. «У тебя зелёные глаза, — это круто. Я тоже хотел бы себе такие глаза...» Ульрих не выдержал и теперь рыдал, закрыв лицо руками. Внутри всё болело. Словно внутренности выворачивало наизнанку. Эту фразу Джеймс сказал после недели знакомства. Перед этим он молча рассматривал глаза Ларса, но тот, как ни странно, не отводил взгляд. И не в глазах тут дело вовсе. Ларс не держал теперь на Хэтфилда зла. Но ненавидел себя. За собственную никчёмность. За то, что заставлял себя думать, что он кому-то нужен. Глупости какие. Он мог бы вернуться и попросить прощение у Хэта, но знал, что тот его не простит. Уже не простит. Датчанин обхватил себя руками, подставляя лицо под капли дождя, которые сливались со слезами парня. Он ещё раз глянул на синее море. Интересно, а какой оно глубины? Наверное, здесь, рядом со скалой, совсем неглубоко. Но ведь это же море... В нём должно быть по-другому. А что же там, за этой чистой синей водой? Дальше Ларс уже не думал. Он поднялся со своего места и стал смотреть по сторонам. А потом опять посмотрел на воду. «Мне нравится, как звучат твои барабаны в The Call Of Ktulu.» Море, море... Такое пустое. Одинокое. Такое же, как и этот датчанин. Он словно нашёл часть себя в этих волнах. Раньше, до этого момента, он чувствовал себя неполноценным. Потерял свою душу. Раньше этот оторванный кусок заполняла музыка и голубые глаза. А сейчас его уже ничего не может заполнить. Там, на дне... Наверное, где-то в этих глубинах и живёт потерянная часть Ларса. Она здесь. Ульрих знает это. Ларс утер слёзы, окончательно смирившись с тем, что он один. Но теперь он знает, как восстановиться. Знает... Ульрих шагнул к краю обрыва, одной ногой отталкиваясь от земли. А стоит ли? «...датский ублюдок!» Стоит. Вторая нога теперь рассекала холодный воздух, как и первая. Парень летел вниз на огромной скорости. Скоро он снова будет дома. Подальше от всех этих людей, причинявших ему боль. Теперь он лежит под водой. Глубоко. Он знает, какой глубины это море. Его море. Он соединился с водой, стал её целой частью. Так и должно было быть сначала. Но произошла какая-то ошибка. А теперь все будет по-другому. Все будет хорошо. Волны небрежно ударялись о скалы. Дул прохладный ветер, подгоняя разбушевавшуюся воду. С неба капал дождь. На дне, казалось бы, бесконечного моря спал датский мальчишка, укрытый холодными водами. *** Джеймс не верил в то, что нашли именно Ларса. Ну разве могли бы найти этого мальчишку в воде, да ещё и мертвым? Этого энергичного парня, у которого никогда не закрывается рот? Когда Хэтфилда завели в комнату для опознания и сняли покрывало с найденного тела, он замер. Не мог сказать и слова, глядя пустым взглядом в стену. Лицо Джеймса мгновенно побледнело, а губы стали трястись от происходящего. Кажется, ещё вчера Ларс был рядом с ним и улыбался ему. Он дарил Хэтфилду улыбку, которую не дарил больше никому. Он смотрел на него своими глазами, в которых будто вечно горело пламя. А сейчас они у него закрыты. И никогда он их больше не откроет. Эти руки больше никогда не будут настукивать привычный ритм на барабанах, никогда не коснутся невзначай его, Джеймса, лица, чтобы убрать длинную прядь пшеничных волос за ухо, никогда больше этот парень не будет смеяться... Что-то пригвоздило Хэта к месту. Его словно охватила паника. Если бы не эта дурацкая ссора, если бы не его упрямство, то Ларс, возможно, был бы жив... Эта мысль не давала Джеймсу покоя. И он так тихо, насколько мог, прошептал короткое «прости меня», зная, что Ульрих его не услышит. Никогда больше.