Мерзкий хвост и длинные руки

Жертва вопила уже минут семь, мешая все языки от арабского до русского, и выкладывая всю информацию, которую знала. Над ней с пистолетом в руке нависал прилетевший в Каир египтолог, который совсем недавно еще цедил через трубочку холодный красный чай и перебрасывался с любителем редкостей ничего не значащими фразами. Египтолога звали Бонд. Джеймс Бонд. В передатчике, которым мужчину снабдили в отделе Q, царила блаженная тишина, означавшая, что R, ведущий сегодня агента в поле, ведет запись. Агент уже подумал, что сегодня все в кои-то веки пройдет гладко, но гладкости не вышло: тишину эфира сначала нарушили звуки борьбы, а потом сигнал SOS на всех частотах сразу, сменившийся приглушенным вскриком. Вскриком, явно Бонду знакомым. — Кью?! — мужчина бесцеремонно ткнул пистолетом в задергавшегося было пленника, пытаясь получить хоть какой-то отклик. Вместо него послышался голос R: — Простите, сэр, сигнал оборвался. Возвращайтесь к заданию. В багажнике жарко, воняет бензином и нечем дышать. Руки не вывернешь, хоть ты тресни: слишком крепко связаны. А человек, в полной власти которого ты оказался слишком много о тебе знает. Кью начинает задыхаться в полной темноте. Регистрация заканчивалась через пять минут, а у Бонда все еще не было билета. Карточку не заблокировали: знали, что этого агента так не остановишь. Вряд ли можно простым лишением средств заставить отказаться от своего замысла человека, который дал «объекту» минуту на разговор и просто пристрелил его, как только истекла последняя секунда. Информации MI6 было теперь достаточно, а у самого агента имелись дела, куда важнее международной безопасности. Теперь он торчал перед стойкой регистрации, раз за разом прокручивая в голове то, что ему удалось услышать до того, как связь прервалась. Гул машин, обычный городской шум… Никаких зацепок, кроме удивления и возмущения в голосе. С чего бы квартирмейстеру удивляться? Лицо похитителя плывет перед глазами: очки слетели, и теперь болтаются на кончике носа, грозя упасть. Не очень чистые пальцы слегка обрюзгшего пожилого мужчины с крысиным хвостиком сальных седых волос поправляют очки. Кью вспоминает, почему боится крыс. Почти пять часов, четыре чашки кофе и несколько исчерканных салфеток — когда Бонд выходил из самолета, он уже вновь был все тем же невозмутимым агентом MI6, что и раньше. Во всяком случае, план дальнейших действий составился без труда. Мужчина почти насильно выкинул из-за руля таксиста на заднее сиденье, пообещав ему заплатить вдвое от счетчика, и надавил на газ, как только пробился сквозь пробку на выезде из аэропорта. Лондон встречал его огнями, напоминавшими о приборной Кью. Машину пришлось бросить в паре кварталов от MI6, но отпускать ее было бы просто глупо. 007 оказался в огромном подвале, куда перевели отдел Q после бункера, ровно через час после приземления. Штрафы? Плевать на штрафы. — Отследили? — вместо приветствия бросил он R, сосредоточенно вглядывающемуся в карту, которую он только что распечатал. Заместитель Кью слегка вздрогнул, и Бонд вынул из его ослабевших рук бумажный прямоугольник, помеченный знакомой литерой. — Это мое задание. Ушел он раньше, чем ему смогли навязать кого-нибудь, кто мог бы его вести. В старом заброшенном доме есть кабель и электричество, но нет элементарных понятий о санитарии. Крысы шныряют повсюду, и Кью подтягивает под себя ноги, прижимаясь спиной к стене, когда по лодыжке проводит извивающийся хвост. Если бы Бонд был в Лондоне… В месте, помеченном на карте, оказалось настолько пыльно, что агент очень скоро перестал следить за своими руками: он непременно наследит. Сейчас не до этого. Из-за закрытой двери туда, где раньше, видимо, была гостиная, пробивался лучик света и доносился тихий голос. Судя по тону, его обладатель если и не был слегка не в себе, то, во всяком случае, умело прикидывался. — Славно, славно… Такой хороший ученик… Лучший ученик в моей группе! И так испоганить жизнь своему преподавателю… Сначала придумал мне милое прозвище, потом не взял на работу… — из-за двери раздался треск, заставивший Бонда замереть на месте. С таким звуком крошится экран планшета, если сломать его об колено. — Ой, какая жалость! Разбил… Ну, ничего, тебе же он всё равно не понадобится, правда? Даже несмотря на то, что его тебе подарили родители. Первый планшет в этой группе, даже у меня его еще не было… И единственный, насколько мне известно, их подарок? Посмотрим-посмотрим, что там внутри… — послышался душераздирающий скрежет отдираемой крышки и тот же голос продолжил, добавив в себя что-то от крысы. — Надо же! Мальчик поставил себе новое железо, а корпус менять не стал! Какой гениальный, умненький студент… Жаль, что программы писать ему больше не придется! Бонд успел выломать дверь в комнату ровно в тот момент, когда похожий на крысу старик замахнулся обыкновенным молотком. Мишенью его были пальцы Кью, разложенные на жестких подлокотниках компьютерного кресла без колесиков, на котором и восседал сам глава технического отдела MI6, привязанный ремнями за руки и ноги. Двое покатились по полу. Очки снова покосились, и одно стекло даже оказалось разбито. Жуткое ощущение. Может быть, поэтому Кью вздрагивает и рвано выдыхает только однажды — когда экран планшета покрывается уродливыми трещинами, которые непременно осыплются осколками. Второй раз он вздрагивает, когда видит Бонда. Пожилой чуть обрюзгший мужчина оказался прижат к полу за руки коленом Бонда так же, как совсем недавно был прижат каирский специалист. Мужчина стянул их ремнем, содранным с одной руки Кью, и только тогда смог наконец вздохнуть — впервые за эти часы. Он бережно освободил от пут оставшуюся руку и ноги своего квартирмейстера, и наконец выпрямился в полный рост, прижимая к себе вихрастую макушку. Кью вцепился в него обеими руками, вздрагивая и вжимаясь. — Тссс… Тише, все уже закончилось… Агент 007 так же бережно, как снимал путы, ощупал хрупкое тело под своими ладонями и пришел к выводу, что ничего не сломано. Даже странно для этого маньяка. Спрашивать он ни о чём не стал, только опустился на колени, когда его наконец слегка отпустили, и осторожно погладил и поцеловал каждый палец компьютерного гения. Кажется, он успел вовремя: и здесь оказались целы все кости. Кью никогда не думал, что будет настолько рад видеть эту ходячую проблему под названием Бонд. Кью никогда не признается, что только сегодня мечтал, как это самоуверенное облако эгоизма спасет его от сошедшего с ума преподавателя. Преподавателя. В спрятанных за очками глазах квартирмейстера зреет чувство, с которым он готов идти убивать. Когда тонкие руки квартирмейстера слегка оттолкнули Бонда, тот успел только удивиться. Он отстранился, и Кью искривил рот в оскале, накидываясь на того, кто мучил его еще пару минут назад. Весь страх, превратившийся с появлением спасения в жгучую ярость, вылился на человека, вызвавшего его. Агент 007 мог только стоять и смотреть, как его вечно собранный и тихий квартирмейстер молотит по причине всех своих бед чем придется — кулаками, ногами, подвернувшимся осколком от планшета… Тем временем Кью, явно истративший последние силы на эту вспышку, устало привалился к креслу, сидя на полу. Он нашарил один из ремней, которыми связывал его лежащий перед ним человек с дурацким прозвищем Крыса, и вскинул взгляд на Бонда: намотать его на руки так, чтобы получилась удавка, компьютерный гений был не в состоянии — пальцы промахивались, отказывая в точности движения, но оставляя в руках силу. Пока оставляя. Хрип, вырываемый из горла Крысы становится все тише, а его тело — все безвольнее. Отомстить! Кью держит удавку ровно столько, сколько его учили и еще на пару секунд дольше, а потом падает на еще не остывший труп, утыкаясь тому в затылок. Отодвинуться сам он уже не может. Кью уткнулся в поверженного противника, и агенту 007 ничего не оставалось, кроме как поднять его на руки. Тот оказался на удивление легким, впрочем, каким еще может быть человек, треть рациона которого составляет кофе? Бонд перевернул ногой труп и удовлетворенно кивнул: его квартирмейстер все сделал правильно. Водитель такси, которое мужчина остановил на улице, сильно удивился, услышав адрес поездки, но сейчас было не до конспирации. Кью прижимался к агенту, а сам он устроился вместе с ним на заднем сиденьи, явно подбирая слова. — Тебе еще нужно что-нибудь в том доме? Квартирмейстер только помотал головой, плотнее прижимаясь к плечу Бонда. Тот слегка приподнял его, чтобы добраться до кармана и извлечь маленький брелок с кнопкой, похожий на брелок от машины. Когда кнопка оказалась нажата, внутри заброшенного дома раздался громкий хлопок, а затем он начал осыпаться внутрь себя, как карточный домик. — Вот теперь — всё. Кью колотит так, что стучат зубы. Он сжимает их в попытке остановить дрожь и чувствует, как по волосам проводит с неумелой нежностью Бонд. Перед глазами все еще стоит грязный крысиный хвост. Мало кто знает, что за приемной, где сидит мисс Манипенни, есть еще одна дверь. И дверь эта ведет в маленькую комнатку, главное достоинство которой в том, что там есть диван. Бонд доставил свою драгоценную ношу именно туда, и не вина мисс Манипенни, что она вскрикнула, увидев обоих. Мужчина опустил Кью на диван, снял с него наконец поврежденные очки и устало опустился рядом. Жертва похищения еще вздрагивала, съеживаясь все больше, и полевому агенту пришлось помочь ей вытянуть ноги: разгибаться самостоятельно они отказывались. Шок часто дает такой эффект, но от этого легче не становилось. Бонд угрюмо оглядел лежащего и приподнял его, снова прижимая к себе, как ребенка. Утешать людей, которые были ему безразличны или почти безразличны — это он умел, но что делать сейчас? Дверь в комнату распахнулась, и в нее буквально влетел разгоряченный R. — Бонд! Что вы себе позволяете?! Умчаться без руководства операцией, одному, с одной только картой! Да вы… Только сейчас заместитель начальника технического отдела опустил взгляд и глухо охнул: — Кью?! Сэр, я… — Вы останетесь с ним, пока я отчитываюсь начальству, — перебил последний из двух нулей. Рука квартирмейстера отчаянно сжалась на его рукаве, и мужчина успокаивающе добавил: — Я сразу вернусь. Закостенелое от запоздалого страха и шока тело не желает слушаться, и это бесит. Кью знает, что это рано или поздно случится, и счастье еще, что его не схватило прямо в тот момент, когда он душил… Единственное, чем он сейчас может согреться, уходит, и мужчине даже удалось попытаться его не пустить. Возвращайтесь. Стол М выглядел так, будто никакой смены руководства не было и в помине. А вот сам М сидел в кресле и смотрел на агента так, что во взгляде сразу читался вопрос. Один-единственный. — Жив. Ничего не сломано. Шеф MI6 кивнул и перевел взгляд на свой стол, заваленный разного рода бумагами. Из стопки оказался извлечен один из документов, который М тут же подписал, нащупав ручку среди бумаг, и протянул Бонду. — Это не мне. Скорее уж Кью. За первым наградным листом последовал второй такой же. Мэллори еще раз обвел взглядом своего лучшего агента, чуть задержался на порванной рубашке и сбитых костяшках, а потом отвернулся к окну. Разговор был окончен. Врач, приглашенный Манипенни, утверждает, что особых повреждений нет. Ему повезло, что похититель был настолько безумен — другой бы давно попортил шкурку. Кью кажется, что проходит вечность. Оба наградных листа оказались в руках Кью, которому все-таки вкололи успокоительное. Пальцы уже двигались, хоть по своим любимым клавишам он бы вряд ли сейчас попал. — Очередной? Бонд, после визита к М слегка задеревеневший, выдохнул и кивнул. Толком никому не нужные бумажки отправились куда-то на стол, а он сам снова уселся на диван рядом с квартирмейстером. — Тебя осмотрели? Губы растрепанного и бледного главы технического отдела дрогнули в подобии улыбки: — Цел. Как ни странно, это Бонда успокоило, пусть и не в полной мере. Мужчина накрыл волосы Кью своей ладонью, пытаясь их пригладить, но те только больше топорщились. И в этом жесте — неловком, в общем-то, если смотреть со стороны, — была вся та нежность, которую только испытывал полевой агент к своему квартирмейстеру. Только после всей этой беготни он четко осознал, что на этот раз слово «свой» означает отнюдь не банальную работу в паре. Кью распахивает глаза, когда сидящий рядом с ним мужчина наклоняется совсем низко и заглядывает в них. Ему не нужны слова, чтобы прочитать все то, что сквозит в этом взгляде. Вряд ли у них будет нечто, о чем пишут в сопливых романах, но у них есть они сами — и покусившемуся на одного из них придется иметь дело с другим. Поцелуй оказывается нежнее признания в любви.