рыжий

есть те глядя на которых ты внутри спотыкаешься и падаешь. летишь вниз с головокружительной высоты, чтобы разбиться о камни. или о водное зеркало безразличного ко всему болотного озерца. и не важно, что тебя зацепило. не важно, что остаётся потом. может быть, ничего не было в первые минуты. может быть, они оба домыслили это позже., но были — слова. были прикосновения. случайные и ненужные, и те, без которых не обойтись. они были как окрик в тишине — «я рядом». то, что может обернуться незримым присутствием, когда это необходимо. их пальцы соприкасаются, но не чувствую ничего, кроме холода. тепло отступает вовнутрь, прячется в глубину живого тела. внизу — безбрежная заснеженная пустыня. острое лицо шиана тонет в распушенном белом воротнике и капюшоне. холод превращает дыхание в невесомый пар. ветер раздувает пух, пробирается под одежду холодными пальцами, забирает частицы тепла из тел. — тебе приходилось убивать, не задумываясь? ронин сжимает поводья неосознанным жестом недовольства. — да. — это был глупый вопрос. — нет. не думаю. они смотрят друг другу в глаза намного дольше, чем до этого. рука ронина мягко ложится на тяжёлые завитки волос шиана, погружается в сокровенное тепло. трогает атласную кожу за ушами. по его спине должны сейчас пробежать мурашки. ему нравится это прикосновение. обманчиво-ласкающее. — вот здесь, — говорит ронин, ласково сжимая его шею. — немного надавив, можно убить одной рукой. его голос похож на патоку. шиан оборачивается. поворачивает голову. — ты так уже убивал? холодная неподвижность свадебного зимнего покрывала мира. на белоснежном сугробе две алые капли — две птички-кардинала, утонувшие в снегу по брюхо. взмахи их крыльев подняли ледяное невесомое крошево, оседающее на воротниках. ронин разворачивает шиана спиной к себе, обнимает. — так теплее, — говорит он. они стоят, тесно прижавшись друг к другу, делятся своим теплом. хочется стоять так долго. очень долго. шиан не думает о том, что может быть сейчас. он знает, что стоит ронину захотеть, и он уступит. прямо здесь. и он точно знает, что желание это обоюдное. и что ничего не будет здесь, под колючим ветром. ничего, кроме объятий и тепла чужого тела, которое прижимается к нему сзади. — это — граница. зимой болото спит. мы - нет. — это ты? он молча садится рядом. конечно, он. — как ты пришёл сюда? ответь! шелестящий шёпот ответа «не знаю» он щурится. прикрывает глаза. через ресницы дробятся и прыгают сиреневые радуги. сияние полной луны над заснеженным лесом слепит. делает силуэт у его постели невесомым. чужим. похожим на другого. в световых радугах бледное острое лицо уступает место бронзовому. огненные косы становятся каштановым венцом. исчезает золото веснушек. горячечное видение, порождённое усталым разумом, развеивается. уступает место реальности. тёплая ладонь ложится на лоб, касается сухих губ, небритой щеки. уверенное, ласковое прикосновение. он молчал, сидя рядом с ним. в фосфоресцирующем свете луны угадывался знакомый поворот головы, профиль. высоко подхваченный хвост густых волос. в темноте они казались индиговыми, тёмными. бледная кожа — опалесцирующей. запах тоже чужой. розмарина и мускуса. между ними было нечто большее, чем материальные преграды. смерть друга-возлюбленного незримым зеркальным лезвием ножа отсекала ронина от остальных. от него. как хрустальная крыша изо льда, под которой до весны спали реки. его лёд не таял. стена, которая разделяла навсегда. повернувшись к нему лицом, шиан лежит на его руке. их ноги переплетаются на безжалостно смятом покрывале. — о чём ты думаешь? — спросил он. к его губам прижались пальцы. жест молчания — запрещения. — есть запрещённые вопросы. ты помнишь? — скажи мне, и я отвечу тоже. — сейчас — о тебе. он вздыхает. к его губам снова прижимаются пальцы. он перехватывает запястье ронина. неосознанно находит пульс. сжимает. венка под его пальцами тёплая. проводит ладонью по груди и животу. рука так и остаётся лежать между раздвинутых полусогнутых ног. ронин скалится. — хорошо. я думаю о том же самом. ронин поправляет две пряди волос на его висках. — я думаю, почему мы с тобой не.. — потому, что ты женат. и мы с тобой друзья. — а у тебя есть тара. — шиан может быть ядовитым, как прекрасный аmanita verna. — которая тебя не хочет, ронин. ядовитая стрела попадает в цель. больно ранит. обидные, злые слова он говорит сладко, с придыханием. — которой может не понравиться, что я тебя трахну? — его грубость оправдана. шиан смеётся. запрокидывает голову. ронин притягивает его к себе, смотрит в глаза. чернота зрачка, залившего радужку — обморочная. — попробуй, — шепчет он ему на ухо, легко скользит по нему, усаживается сверху. обхватывает его бёдра своими, упирается руками в живот. ронин одной рукой стискивает его запястья. подминает его под себя. по телу бежит озноб от его прикосновения. он не уверен, что это именно то, чего ему хочется. сухо трещит рвущийся ворот рубахи. шиан закрывает глаза, чувствуя на своих губах чужое дыхание. не в силах ответить на яростный поцелуй. — ты этого хочешь?!