ДЕНЬ ДВАДЦАТЫЙ — ПОСЛЕ
Я проснулась в надежде, что, может быть, всё, что произошло вчера, было всего лишь частью какого-то безумного кошмара. Будто ничего подобного никогда не происходило, будто Майкл никогда никого не убивал, и всё было в полном порядке. Хотя я очень сильно в этом сомневалась. Стеф не разбудила меня этим утром, как должна была. Как правило, она имела тенденцию шёпотом кричать моё имя мне на ухо, если я слишком долго спала, или она попросту могла тыкать пальцем или карандашом мне в лицо неопределённое количество раз. Но сегодня, всё было по-другому. Я не думала, что она будет столь же весёлой и жизнерадостной, как обычно, ведь сама атмосфера психиатрической лечебницы приняла совершенно другой облик. Психбольница для людей, страдающих депрессией, стала ещё более удручающей, чем обычно, и это ни на шутку меня пугало. Это был не сон. Осознание этого будто волной нахлынуло на меня, когда я села на кровати, чтобы вскоре начать собираться. Прошлой ночью мы с Калумом сидели вместе очень долго. Люди приходили и уходили, но мы оставались на месте. Никто даже пытался заставить нас уйти или отругать нас за нарушение правил. Думаю, что все были немного встревожены и в некой мере напуганы всей этой ситуацией. И таким образом мы с Калумом сидели друг рядом с другом, но много не говорили. Нам не было чего сказать. Ну, на самом деле, была одна тема, на которую стоило бы поговорить, но ни одному из нас не хотелось об этом говорить. Я знала, что для Калума это была неприятная тема для разговора, и, чёрт возьми, я ненавидела смотреть, как он плачет. Ему удалось успокоиться на некоторое время, но это длилось недолго, и вскоре он снова начал плакать. Я снова попыталась успокоить его, и это в некой мере сработало. Вскоре после этого, мне кажется, психотерапевт поняла, насколько долго мы находились одни в комнате, или насколько уже было поздно, так что она пришла и заставила нас разойтись. Калум пошёл в одну сторону, а я в другую. Мне не хотелось оставлять его одного, и, по всей видимости, он тоже не хотел, чтобы я уходила, так как продолжал бормотать что-то вроде: «Пожалуйста, позвольте мне остаться с ней». Время близилось к полуночи, когда я, наконец, вернулась в свою комнату. Мы на самом деле находились в общей комнате в течение длительного времени. Я изо всех сил пыталась заставить себя хоть немного поспать, но мои глаза буквально отказывались закрываться. Мои мысли не желали оставлять меня в покое, и только когда электронные часы на прикроватной тумбочке показали 2:37 ночи, мне наконец-то удалось закрыть глаза и уснуть. Частично из-за этого мне не хочется вставать с кровати этим утром. Остальные семьдесят процентов всей причины состоят в том, что я не хочу видеть Калума грустным, или кто-либо другого грустным из-за того, что случилось вчера. Я имею в виду, конечно, мы все выглядим грустными, но это определение грусти было болезненным. — Доброе утро, — торжественно сказала мне Стеф, когда увидела, что я уже не сплю. Она сидела на краю своей кровати, уже одетая. Это было странно; как правило, она выбегала из комнаты буквально в последнюю минуту, чтобы не опоздать на завтрак. Это привело меня к мысли, что прошлой ночью ей вообще не удалось уснуть, и что она так и провела всю ночь, с головой укрывшись одеялом, с книгой в одной руке и фонариком в другой. — А оно на самом деле «хорошее»? — вслух поинтересовалась я. Она пожала плечами. — Вероятнее всего, нет. Я только тяжело вздохнула и быстро подготовилась покинуть свою комнату, надевая выцветшую футболку и джинсы, после чего поспешно расчесала волосы, отчаянно пытаясь избавиться ото всех комков и узелков. Я едва выглядела презентабельно, но когда я выглядела лучше, чем сейчас, в последний раз? Я помахала Стеф рукой на прощание, выходя из комнаты, и направилась в сторону лифта. На самом-то деле, я никогда не упоминала об этом раньше, но каждое утро я должна принимать прописанные мне лекарства. Администрация учреждения назначила время для каждого пациента, когда ему стоит принимать свои лекарства, и чаще всего это было утром, куда реже — вечером после ужина. Они держали все препараты на стойке регистрации, потому что мы не могли держать их в своих комнатах — и причина этого была очевидна. Так что все мы просто приходили туда, и ждали, пока медсестра преклонного возраста выдаст каждому предписанные ему таблетки. Как правило, во время этой процедуры никогда не происходило ничего интересного, так что я не видела смысла вообще упоминать об этом. Но сегодняшний день можно считать исключением из правил. Я подошла к стойке и назвала своё имя, после чего женщина мрачно мне улыбнулась и протянула парочку таблеток вместе со стаканом воды. К настоящему времени я успела привыкнуть к подобной рутине, каждый день практически ничем не отличался от предыдущего. Я повернулась и хотела уходить, но затем стремительно развернулась назад, как только услышала до боли знакомый голос, который настороженно произнёс моё имя. Майкл сидел в одном из кресел в зале ожидания. Он выглядел совсем потерянным, словно кто-то привёл его в эту комнату, чтобы потом попросту оставить его здесь. Он был одет в свитер, и длинные рукава полностью закрывали его руки. Я не находилась достаточно близко к нему, но я всё ещё могла разглядеть, насколько красными были его глаза. Полагаю, это случилось из-за недостатка сна или, может быть, из-за того, что он плакал. Он выглядел — я не знаю — грустным. Ну, конечно, он всегда выглядел грустным, но сейчас, казалось, его грусть вышла на совершенно новый уровень. Я просто стояла на месте, не зная, куда обратиться и что сделать. Он точно знал, что я услышала его, так как обернулась на звук его голоса. В данной ситуации я не могла просто притвориться, что не услышала его, и дальше пойти по своим делам. Он знал, что я слышала его. Так что я медленно подошла к нему, а затем села на стул рядом с ним. Пожилая медсестра, которая сейчас находилась за стойкой регистрации, странно на меня посмотрела, но не стала брать её выражение лица во внимание и снова повернулась к Майклу. С близкого расстояния он выглядел гораздо хуже. Кроме того он выглядел хрупким и беззащитным. — Привет, — прошептал он, и я едва могла слышать его. — Привет, — ответила я, пытаясь найти положение, в котором мне будет удобно, несмотря на дико неудобное кресло. Он пристально наблюдал за мной в течение минуты или около того; его обычно зелёные глаза сейчас казались тускло-серыми. Почти всегда они были полны жизни, особенно, когда он видел Кэт. Теперь всё выглядело так, будто его глаза были мертвы. Также ко всей картине стоит добавить, что его лицо было всё в синяках, а нос, казалось, был сломан. — ...Ты ненавидишь меня, не так ли? Я прикусила губу, не зная, как правильно реагировать и что ему сейчас ответить. Не думаю, что я на самом деле ненавидела его. Я ненавидела длинный список людей, но я не была точно уверена, был ли Майкл одним из них. Конечно, он причинил Калуму много боли, но я точно знала, что Майкл убил Изабелу не намеренно. Я видела это в его глазах, и в том, как он вёл себя, рассказывая о своём поступке. — Нет, я так не думаю, — тихо ответила я. Он бросил на меня взгляд, который в очередной раз доказывал, что он на самом деле считает, что я ненавижу его. — Что, разве я должна ненавидеть тебя? — спросила я, немного наклоняя голову в сторону. Майкл пожал плечами, вздыхая. — Я не знаю, и всё выглядит так, будто теперь здесь меня все ненавидят. Потому что я убийца. И я убил девушку Калума, а все любят Калума, потому что он хороший парень. — Ты тоже хороший парень, — ответила я. Это было правдой. Майкл был хорошим парнем, если не брать во внимание тот случай с убийством. И всё выглядело не так, будто он специально намеревался убить её. — По-моему ты упустила ту часть, где все считают меня убийцей? — саркастически поинтересовался он, после чего кратко усмехнулся. Я покачала головой, вздыхая. — Перестань так вздыхать, — быстро сказал Майкл. — Я, чёрт возьми, ненавижу, когда ты так делаешь. Это выглядит так, будто ты пытаешься сказать: «Господи, мне на самом деле не стоило бы сейчас с тобой разговаривать, потому что ты убил кое-кого. Кое-кого, кто в итоге оказался мёртвой девушкой моего парня». Майкл был тем человеком, которого было сложно понять. Одну минуту он выглядит так, будто собирается заплакать или ударить кого-то, а в следующую из его рта уже вылетают саркастические комментарии. — Хорошо, извини. — Я чуть было снова не вздохнула, пока вовремя не опомнилась, и просто лениво улыбнулась. — Тебе, наверное, уже стоит идти, иначе ты опоздаешь на завтрак, или ещё хуже, твой парень окажется здесь и увидит, что ты разговариваешь со мной, и моё лицо сможет стать ещё более повреждённым, чем оно есть сейчас. — Он указал на большой синяк на своей челюсти, слегка улыбнувшись. Я не обратила внимания на его фразу, меняя тему нашего разговора. — Так... что будет с тобой дальше? Он покачал головой, уставившись в пол. — Ну, я определённо не буду находиться здесь, рядом с вами, другими пациентами, некоторое время, это уж точно. Что касается той части, где я совершил убийство... я не знаю. Возможно, тюремное заключение, хотя я сомневаюсь в этом, потому что мнения докторов на этот счёт весьма отличаются. С технической точки зрения у меня «психическое расстройство», и «это убийство не было запланированным», и «я не мог контролировать свои действия», так что есть, что есть, — он сделал небольшую паузу. — И, да ладно, тюремное заключение? Это место и так является тюрьмой. Зачем отправлять меня в торьму, когда я могу просто остаться здесь? И судя по тому, как всё есть, я, вероятно, останусь здесь до конца своей жизни. Предполагаю, что это была своего рода правда. Они не могли рискнуть и попросту выпустить его из больницы, потому что не знали, сможет ли он совершить ещё одно убийство, или нет. — Не знаю, но меня практически всё устраивает в моём пребывании здесь. — Он пожал плечами, оглядываясь по сторонам. — Может быть, я и не имею возможности смотреть телевизор столько, сколько захочу, или не могу петь песни, которые захочу, срывая голос, но, я имею в виду, что я всё ещё имею возможность общаться с хорошими людьми, и мне больше никогда не придётся выходить на улицу, чтобы увидеть солнце! Это похоже на мою мечту, которая наконец-то стала реальностью. Я засмеялась, и он засмеялся вместе со мной. Конечно, было трудно смириться с тем фактом, что он совершил убийство, но он был моим другом, и он никогда не перестанет быть им. Между нами двумя существовала связь, которая появилась в ту же минуту, когда он (почти) пытался подкатить ко мне в первый свой день здесь. Я заметила часы на стене и поняла, что уже давно должна быть в столовой, и что мне, скорее всего, придётся бежать, чтобы оказаться там вовремя. По какой-то причине, тебя могли довольно жёстко отругать за любое опоздание, даже если ты пришёл на 10 секунд позже. У администрации был очень плотный график, я думаю. Так что я помахала Майклу рукой на прощание, и в ответ он крикнул: — Эй, спасибо за то, что остаёшься моим другом, с тех пор как все остальные меня здесь ненавидят. Возможно, подобные разговоры могут стать частью твоего дня, так как вполне вероятно, что мой недалёкий психотерапевт будет бросать меня здесь каждое утро. Этого было достаточно, чтобы медсестра за стойкой регистрации встала и начала искать доктора Майкла. В ответ Майкл лишь откинулся на спинку кресла, в котором сидел, махнул мне рукой и усмехнулся.***
Я получила выговор, так как на одну минуту опоздала на завтрак. На минуту. Я ведь не опоздала на десять минут, или, не дай Бог, вовсе не пришла. Это была всего лишь минута. Я проворчала в ответ безразличное «хорошо» доктору, который сделал мне выговор, и быстро ушла от него, чтобы вскоре присоединиться к своим друзьям за завтраком. Они все как один странно на меня смотрели, так как я опоздала — едва, но я всё равно опоздала, — а я только вздохнула в ответ. — Меня поймали, — сказала я прежде, чем кто-то успел что-то спросить, так как знала, что они будут спрашивать меня об этом в любом случае. Они продолжали смотреть на меня ещё некоторое время, но потом вернулись к делам, которыми были заняты до моего прихода. Калум молчал. Его глаза безразлично блуждали по помещению, пока он просто постукивал ложкой о край своей тарелки. — Привет, — сказала я ему, и он будто вышел из своего транса. Он улыбнулся мне; эта улыбка была слабой и едва заметной, но мне удалось её уловить. — Привет, — ответил он, игриво пиная мою лодыжку под столом. Некоторое время я внимательно его рассматривала. Калум выглядел точно так же, как и Майкл. За исключением, разве что, избитого лица. — Ты в порядке? — поинтересовалась я, постукивая пальцами по столу. Я была очень голодна, так как вчера пропустила обед и ужин, но в то же время мне вовсе не хотелось вставать и идти за едой. Но я знала, что должна была это сделать, так как доктора воспринимают это как плохой знак, если пациенты ничего не едят во время официального приёма пищи. Он пожал плечами. — Не то, чтобы, но ради тебя, я сделаю всё возможное, чтобы прийти в себя. Я одарила его улыбкой, прежде чем попросить его подождать, пока я схожу и наберу себе что-то покушать. Я не стала изменять своим традициям и как всегда предпочла кукурузные хлопья с молоком. Во всяком случае, я никогда не доверяла больничной пище. Когда я вновь вернулась к столу и села рядом с Калумом, он спросил меня: — Тебе удалось хоть немного поспать этой ночью? — Если только немного, — честно призналась я. — О, Боже, — сказал Калум, и его глаза немного расширились. — Не вздумай не спать всю ночь, думая обо мне и моих проблемах. Я хочу, чтобы ты высыпалась. Извини. Мне показалось довольно милым то, что он беспокоился обо мне, несмотря на то, что это не было его самой большой причиной для беспокойства. Хотя я вовсе не хотела, чтобы у него были какие-либо причины для беспокойства. — Ничего страшного, во всяком случае, сон для слабаков, — улыбнулась я, и в ответ он одарил меня своей самой настоящей улыбкой. — Боже, я люблю твою улыбку. И твой смех, потому что в этот момент ты морщишь нос и, Господи, это выглядит так мило. Ты милая. И я сейчас не знаю, о чём говорю. Мои щёки вмиг покраснели, и в итоге я засмеялась, тем самым заставив Калума снова пнуть мою ногу под столом, потому что я снова сморщила свой нос, и он, цитирую «не смог ничего с собой поделать». Он выглядел счастливым. Вероятно, на самом деле он не был счастлив, но он натянул на своё лицо улыбку и спрятал свою боль. Или, может быть, прошлой ночью он достаточно всё обдумал, чтобы не зацикливаться на этом, а, может быть, он был лишь отчасти счастлив. Я не знаю. Вся больница прямо сейчас была немного встревожена произошедшим, и никто точно не знал, что чувствовать. Когда мы вышли из столовой, Стеф подбежала ко мне, и она улыбалась. Мне стало так приятно на душе, когда я увидела её улыбку. Я скучала по ней. — Господи, я всё слышала. Может быть, после всего случившегося, это и не самое подходящее время, чтобы говорить подобное, но, чёрт побери, он влюблён.