***
— Просыпайся, солнце, мне темно. Но я не хочу поднимать голову с подушки. Ты стоишь у окна, разглядывая предрассветный туман и смазанные облака. Форточка открыта, и мерзкий ветер проникает в комнату, покрывая твое тело мурашками. Нет, только не простудись. Мне приходится встать и обнять тебя, уложив в постель. Твоя холодная кожа обжигает мою. Внимательные глаза следят за каждым моим движением. Ты ловишь мои губы своими. — Позаботься обо мне, — твой шепот сквозь поцелуй заставляет меня дрожать. Я целую твои скулы, шею, плечи. Влажные дорожки поцелуев, и теперь ты мерзнешь еще сильнее. Теплыми ладонями глажу твой живот, спускаясь ниже. Ты всегда податливый. В такие моменты я не чувствую холода, а ты? Кажется, будто все вокруг раскаляется, и мы горим. За наши грехи? Твой сладкий стон, когда я вхожу в тебя, наше тяжелое дыхание, разрезающее тишину. Все, что составляет эту комнату, тает в дымке. Наши тела, кажется, воспламенены этим сиюминутным желанием, которое уже не скрыть. Мы достигаем пика, и ты кричишь. Я наслаждаюсь этой музыкой для моих ушей.***
Что будет с нами? Ты всегда знаешь наперед. Ты знаешь все, даже то, что скрыто в моей голове. Весь мир – открытая книга для тебя. Ты говоришь, что все будет хорошо. Но «хорошо» не бывает. Есть лишь сплошное «плохо», в разной степени, с частицей «не», в различных синонимах и антонимах, в разных формах. Плохо, не очень плохо, отвратительно, терпимо, отстойно, никак. Нет ничего хорошего. Существует идеальность, но она лишь в тебе. «Мы заполняем пустоту внутри алкоголем, пустоту в жизни дымом сигарет». Ты точно безнадежный. И я такой же. Мы думаем, что алкоголь доконает нас. Делаем вид, что хотим умереть этой смертью. Но я знаю, что я бы предпочел что-то более быстрое. Но плевать. Главное, что с тобой. Будем ли мы лежать рядом в предсмертной агонии, становясь овощами? Твоя бледность усилится, белки глаз покраснеют. Каковы будут твои последние действия? Я бы заставил тебя позвонить брату. Ты любишь его. Я бы хотел, чтобы ты почувствовал его любовь и услышал его голос в конце. А я всегда рядом. — Я люблю тебя, Фрэнки. Ты говоришь мне это около тридцати раз в сутки. Каждый час, иногда чаще. Я тоже люблю тебя. Что нам не хватает, когда мы есть друг у друга? Я абсолютно уверен, что ты не подпустишь меня к краю крыши, не позволишь мне соорудить петлю. «Возьмись за ручку, а не лезвие». Ты будешь беречь меня, пока сам не решишься. Иногда ты выглядишь, как конченый самоубийца. Но стоит тебе отвлечься на что-то, что покажется тебе красивым, как ты снова скачешь по дому, озаряя все вокруг своей улыбкой. Ты начинаешь говорить, что нам не нужен этот билет в один конец, ты говоришь, что наше приключение не закончено. И вот мы снова бежим по лужам в три часа ночи. Наши ноги босые, пижамные штаны пачкаются и намокают. Лунный свет отражается в твоих глазах, напоминая мне осеннее солнце. Да, я вижу солнце, оно в твоих глазах даже ночью. Мы ожидаем момента, когда сможем исчезнуть из этого мира несовершенства или когда это желание себя исчерпает? Нам нужно проявить какую-то активность для этого. Ты поглощаешь книги, я поглощаю твои таблетки. Рефлексируем, ожидая, пока закипит чайник. Но вода выкипает вместе с нашими эмоциями. Наступит ли вечер сегодня? Сосчитаем до семнадцати и закроем глаза. Как будто что-то может оправдать нашу неспособность жить. Это наше трусливое нутро, не позволяющее нам выжить на этой планете. Открой окно и посмотри вниз. Мы можем приземлиться, встретившись щекой с асфальтом. Размозжить свои мозги и размышления об этот мокрый тротуар. Прижаться к земле, отдаться ее объятиям. Сегодня мы врем себе, что жить уже нельзя, но наутро осознаем, что все не так. Мы все еще можем продолжить свой путь. Тут не хорошо, но и там не будет лучше. Будет никак. Других вариантов у нас все равно нет. Давай снова придумаем отговорку, когда откроем окно в никуда?