Узник разума / Prisoner of the Mind

Заметки Действие этой главы происходит между 3 и 4 сериями 8 сезона. Ками посмотрела на свой мобильник, чтобы проверить не опоздала ли она. Чудесный день для матча: бодрящий воздух и лёгкий ветерок - так гораздо приятнее, когда трибуны набиты битком. Воздух был наполнен оживлённой болтовнёй и благодушным свистом, которыми обменивались толпы фанатов в красном и синем; они огибали её подобно потоку в горах, огибающему камень, по мере того, как шли к стадиону. Она увидела, как время на дисплее сменилось на 2:20, оглянулась и увидела Джереми, идущего к ней. Для того, кто не был фанатом футбола, он умудрился выглядеть так, будто его прислал отдел подбора киноактёров, - в полной экипировке "Ливерпуля" и паре тёмных джинсов, которые плотно облегали его во всех правильных местах. Она никогда не видела таких бёдер ни у кого, кроме футболистов. Ками решительно подавила эти мысли и помахала Джереми рукой. Он улыбнулся на её приветствие, когда увидел её. - В два двадцать у моста, по вашему приказанию прибыл. Он снова шутливо ей отсалютовал. Она дёрнула его за шарф. - Хорошо выглядите. Выкрали экипировку из костюмерной на работе? - Нет, вообще-то купил. Я прикинул, что раз мы будем друзьями, то мне следует расширить наши общие интересы и стать фанатом "Ливерпуля", так что я подумал, что это хорошее вложение. - Хороший выбор. Ками взяла его под руку и они пошли ко входу на стадион, протиснулись по узкой галерее, окружающей его, и по узкому проходу, с одной стороны которого было поле, а с другой - старая высокая кирпичная стена. Матч был потрясающим, по крайней мере, с точки зрения Ками. Джереми, казалось, получал удовольствие и задавал умные вопросы, когда пение и скандирование речёвок стихало настолько, что можно было поговорить, но это было нечасто. Флаги, плакаты и шарфы развевались энергично и в некоторой степени скоординированно. Когда матч уже почти закончился, "Ливерпуль" был на два мяча впереди и его фанаты с энтузиазмом пустились в восторженное пение "Ты никогда не будешь один"*. Ками поднялась с места и пела со всеми, а Джереми был удивлён, завидя слёзы, катившиеся по её щекам. - Я и представить себе не мог, что вы такая большая фанатка, что даже плачете во время матча, - заметил он, когда песня подошла к концу. Она впилась глазами в газон. - Мой старший брат был большим фанатом "Ливерпуля". Мы вместе смотрели матчи по телеку, когда я была маленькой, и он научил меня всему, что я знаю про игру. Коннор взял меня на мой первый матч и поддержал меня, когда я захотела играть с соседскими мальчишками. Он умер в Басре. Вот в футболе я чувствую свою близость к нему. Ками вытерла слёзы ладонью. - Извините. Я не знал. - Всё хорошо. Думаю, что по этой причине я всё ещё играю в любительской лиге. Это создаёт связь с ним. - Вы играете в футбол? - спросил Джереми, хотя уже и знал ответ. Она кивнула. - Это всего лишь женская любительская лига, но это забавно. Их разговор был прерван, ибо один из форвардов бросился в наступление, чтобы забить гол. Ками разочарованно закричала, так как игроку был сделан подкат защитником "Челси", которому не было сделано персональное замечание. Фанаты "Челси" издали одобрительное восклицание. - Однажды я сломала ногу сопернице, - небрежно заметила она. У Джереми чуть пиво изо рта не вылилось. - Вы что сделали? Как? - Плохое исполнение такого же подката, который вы только что видели. Я слишком высоко атаковала и ударила её в середину икры, а одна из участниц моей команды зашла с другой стороны и умудрилась ударить по ступне в тот же самый момент. И её нога треснула. Я этот звук никогда не забуду, - она сделала глоток. - И заработала я тогда свою первую красную карточку. - Первую? - он с удивлением повернулся к ней. - Сколько же их у вас? С этой стороны миниатюрную Ками он раньше не знал. - Четыре. - Четыре? За сколько лет игры? - Я играю с детства. - Не думаю, что вы сломали кому-то ногу, когда вам было 6 лет. Она широко улыбнулась на его отказ принять её отговорку. - Я была в универе. - А как вы получили остальные три? Джереми обнаружил, что заинтригован этим жестоким, скрытым настроением в весёлой и глубокомысленной натуре Ками, с которой он уже столько общался. - Одну за умышленную блокировку рукой голевого момента, одну за ругательство матом на соперницу, которая всё время мешалась у меня на пути, и ещё одну за то, что толкнула главного арбитра. - Вы толкнули главного арбитра? Это не очень умно. Она посмотрела на него - глаза прищурились, а ноздри раздулись. - Она всё время игнорировала нарушения правил игры против участниц моей команды, и одна из них пострадала, а арбитр не остановила игру, и я вышла из себя. Ками очевидно верила, что обиду не прощают, как он заметил. - А вы часто выходите из себя? Она засмеялась, - краска стыда залила её щёки, - опустила глаза и посмотрела на крышечку от пивной бутылки, которую она держала. - Мне уже говорили, что у меня "сильная и серьёзная соревновательная жилка", - Ками перевела дыхание и затем пробормотала, - многие люди. - Напомните мне, чтобы я не выводил вас из себя. Ками попыталась засмеяться. - Н-да, это не красиво. Когда они покинули стадион после матча, солнце всё ещё сияло высоко над головами и с таким блеском, что любой коренной лондонец знал, что никогда не стоит терять понапрасну такую возможность. - У вас есть планы на сегодняшний вечер? - Нет, а что? - Давайте погуляем. Они брели по переполненным народом улицам, пока Ками не повернула, и прошли через южные ворота на Бромптонское кладбище. - Итак, расскажите мне о Лушанке. Джереми резко остановился. - Вы привели меня на кладбище, чтобы поговорить о восьми годах тюрьмы? - Я привела вас в тихое и спокойное место, где много пространства и солнечного света и нет ограничений в движении, и нет стен, чтобы поговорить о месте, которое не имело ничего из вышеперечисленного. Вы не обязаны рассказывать мне о том, что с вами там произошло. Сегодня просто сфокусируйтесь на зданиях и сооружениях. Они вместе прогуливались два часа, наматывая круги по тропинке, что окружала кладбище. Иногда он молчал по несколько минут, а затем снова начинал говорить. Тьма и метал, потрескавшийся кафель и флюоресцентные лампы, бетонные блоки и железные перила; и тесные камеры, что всегда смердят, всегда холодные, всегда сырые, затхлые и тёмные. - Кроме того, там была одиночная камера, в которой они вас держали, и вы сутками не видели других людей. Джереми остановился и пристально уставился на надгробную плиту. Ками терпеливо ждала, когда по прошествии пятнадцати минут он так и не проявил никаких признаков возвращения к реальности, она тихо позвала его по имени. Он вздрогнул и оглянулся на неё, будто был удивлён, что находится в Лондоне. - О чём вы думали? Джереми присел на корточки и провёл пальцами по буквам, высеченным на плите. - Я попытался покончить с собой в одиночке. Смерть была предпочтительнее, чем одиночество, потому что когда ты мёртв, то надежда уже не может мучить тебя. - Вы всё ещё хотите покончить с собой? Он был загипнотизирован надгробной плитой, именем Реджинальд Фрай, - всё водил и водил пальцами по буквам. - Нет. Она осторожно за ним наблюдала, не удивляясь бездумному движению его рук по надгробной плите. Мозг очень искусен в том, чтобы отвлекать себя от вещей, которые причиняют слишком большую боль. - Почему вы выжили? - Мой мучитель меня спас. Он помог мне выжить, чтобы причинять мне ещё большую боль, - его голос был совершенно лишён эмоций. - Что вы чувствуете на этот счёт? - Чувствую насчёт чего? Насчёт того, что он спас меня от смерти? В тот момент я ненавидел. Он помог мне выжить, просто чтобы убить меня по-своему и тогда, когда он решит. Как я думал, это было единственное, что было мне подконтрольно, а он даже это не позволил мне сделать, - под конец речи его голос начал срываться и становиться грубым и прерывистым. Он рвал длинную траву, опоясывающую плиту, вытягивая пучки и бросая их в сторону. - А теперь? Джереми сделал вдох, как тонущий, вынырнувший за глотком воздуха, и опустился на колени. - Я чувствую, что мне следует быть ему благодарным за то, что он мне жизнь спас, ведь теперь я вернулся сюда, свободен и у меня снова есть моя жизнь. - Но, - подтолкнула его Ками к дальнейшему разговору, когда он надолго замер молча. - Теперь я просто другой человек. Всё ещё одинокий, всё ещё застрявший в мире странных законов поведения и одиночного тюремного заключения, и где у каждого человека есть цена. Прошлое всегда причиняет боль, а будущего, о котором можно поговорить, нет. Ками прикоснулась к его руке, взявшись пальцами за татуировку на запястье. - Вы чувствуете себя одиноким? - Большую часть времени. Но теперь немного лучше. Я начал поиски женщины. Это помогает. Но я всё ещё скучаю по жене. Она сжала его запястье, желая, чтобы он почувствовал прикосновение живого человека, и желая вернуть его из раздумий в реальность, в Лондон. - Это естественно и это хороший знак. - Я чувствую себя так, словно умер в той тюрьме. Всё теперь иное и в то же время ещё более странное, как будто меня воскресили и я единственный, обладающий памятью о том, кем он был раньше. - Вы были на своей могиле? - Моей могиле? Он посмотрел на неё впервые за тридцадь минут - оттого, что он прищурился, на его лице проявились морщины, а ещё читалась боль и замешательство. - Вас объявили погибшим или пропавшим без вести, когда вы исчезли? - Я... я не знаю. - Хотите, чтобы я выяснила? - Нет, - он прокашлялся, чтобы прочистить горло. - Нет, я сам выясню. Она протянула руку, чтобы помочь ему подняться на ноги и он принял её, хотя в этом не было необходимости. Когда Джереми встал, Ками продолжала ещё какое-то время держать его руку. - Вы не одиноки. - Но так кажется. - Я знаю. Но вы не одиноки. Из-за этих разговоров ваши ночные кошмары, возможно, станут ещё ужаснее в течение последующих нескольких дней, но потом они снова отступят. Просто хочу предупредить вас на этот счёт, если так случится. Он зажмурился, почувствовал себя изнурённым от одной только мысли, что ночные кошмары могут стать ещё ужаснее. - Мне следует что-то изменить? - Нет. Я хотела бы с вами видеться несколько раз в неделю. Раз уж это начинает выходить на поверхность, то самое лучшее, что можно сделать, это переработать всё это как можно скорее. Следующие несколько месяцев будут дерьмовыми, но под конец вы почувствуете себя лучше. - Я не могу обещать вам, что буду приходить в определённое время. - Знаю, но хочу внести вас в расписание, чтобы вы понимали, что важны так же, как все люди королевства, которых вы пытаетесь защищать. Теперь вы - задача первостепенной важности. Джереми издал звук, свойственный мужчинам, который, как она полагала, был нерешительным смешком. - Я серьёзно. У вас есть право позаботиться о себе. - Это теперь моя новая ежедневная аффирмация? - он одарил её улыбкой, впервые за весь их разговор. - У меня есть право позаботиться о себе. - Если вы не прекратите передёргивать меня, то я заставлю вас произносить эту фразу по пятьдесят раз каждое утро. - Да, сэр, - он снова ей отсалютовал, и они покинули кладбище.