Часть 1
25 сентября 2015 г. в 01:19
«Хорошие мальчики никогда не разочаровывают окружающих, Стиви», - отдается в голове голосом матери каждое утро, и Роджерс подумывает, а не сошел ли он с ума от одиночества, когда полчаса разглядывает мешки под глазами в запотевшее зеркало. Он думает: стоит ли предложить Пегги переехать к нему, ведь скоро выпускной, а место стажировки мисс Картер – будущей миссис Роджерс, как надеется Стив – находится в пятнадцати минутах езды от его дома. Он одевается на автомате и улыбается портрету с его смущенно улыбающейся подружкой на стене около его письменного стола. Пегги самая прекрасная девушка в мире – думает он, когда заливает хлопья шоколадным молоком – и ради нее хочется быть хорошим. Пегги умная – и он старается, просиживая ночи напролет за учебниками и проектами, потому что Стиви – хороший мальчик и должен соответствовать своей будущей жене.
Стив отчаянно старается следовать наказу матери, которую похоронил, едва сдал первые экзамены в колледже. Роджерс мило улыбается преподавателям и никогда не опаздывает. Он никогда не пропускает занятий и исправно ходит на тренировки по футболу, где ему прочат великое будущее спортсмена. Стив сдает тесты на высший балл и отсыпается в подсобке на обеденном перерыве, думая, что еще чуть-чуть – и он сдастся, но вспоминает смеющиеся карие глаза и умилительные ямочки на щеках Пегг и заставляет себя быть примером для учащихся своей альма-матер. Он слышит восхищенные вздохи однокурсниц и завистливые – однокурсников, и думает, что мама гордилась бы своим «хорошим мальчиком».
Изо дня в день Роджерс видит сияющую и машущую ему Пегги и ускоряет шаг, стараясь скрыть постоянную усталость за лучезарной улыбкой во все тридцать два. Его британская подружка мягко касается его щеки губами и одним движением стирает след от помады, смеясь, а за спинами взгляды меняются – ее любят и ей завидуют. И Стив думает: я не заслужил такую девушку. Она слишком хороша, чтобы быть его, ведь Стиви – недостаточно хороший для идеальной мисс Картер.
У Роджерса есть один скелет в шкафу, и имя ему Джеймс Барнс.
Стив знает, Джеймс – не лучшая компания для него, капитана футбольной команды и самого популярного парня в колледже. Как-то Наташа – рыжеволосая студентка по обмену из России – пошутила, назвав Роджерса Капитаном Америка – собственно, это то прозвище, что к нему привязалось, – и сказала, что из него бы вышел неплохой герой комиксов. Стив слышал, как тихо смеялся Барнс тогда, стоя со своей шайкой возле подсобки под лестницей и говорил что-то о том, что в трико его, Стива, тело будет выглядеть великолепно. Он видел, как в темных, словно грозовое небо, глазах скачут бесята, и думал, какой же Барнс придурок.
Стив ненавидит таких, как Джеймс. Барнс слишком груб и драчлив, и постоянно меняет девочек, обворожительно улыбаясь и шепча им дешевые комплименты – хотя кто-то поговаривал, что видел его «в некотором заведении, где собираются гомики». Джеймс со стайкой своих пропитых и – в большинстве своем – обдолбанных панков каждый день вытряхивает «мелочь на сигареты» из зашуганных мажоров и громко смеется, пересчитывая добычу, а после ловит осуждающий взгляд и мрачнеет – будто мнение Стива имеет для него хоть какой-то вес.
У Барнса есть свой мотоцикл, и Роджерс ненавидит и его. Его раздражает невыносимо громкий рокот мотора и визжащие девушки, потому что голова раскалывается, а Стив, как назло, снова забыл таблетки. Он раздраженно закрывает уши и морщится, а Пегги невесомо гладит его по щеке и шепчет: не думай о Барнсе, думай обо мне, Капитан, слышишь, думай обо мне. И он старается думать о Картер, но в памяти прочно засел взгляд серых глаз, в которых плещется грусть и совсем немного – напоминание, что Стиви – очень плохой мальчик.
Стив боится признать, что Барнс ему снится.
Джеймс одинок – так же, как и Роджерс, но у него есть младшая сестренка, которой сейчас едва семнадцать исполнилось. Ей нужны вещи и учебные принадлежности, и скоро выпускной, а перешитые старые мамины платья – это слишком убого для такой красотки, как Бек. А Барнс инвалид, нормальную работу ему давать не хотят – и неважно, сколько он твердит, что протез еще прочнее и сильнее живой руки. Он злится, что приходится перебиваться временными подработками, и друзья его – дегенераты, а других и нет – никто не считает Джеймса Барнса за человека; и голубые глаза Капи… Стива Роджерса смотрят с презрением. И ведь тот знает, какой Джеймс на самом деле, они же похожие, даже слишком. И в груди горит злоба – а на кого больше, Барнс не может сказать – на себя или Роджерса.
Джеймс каждую ночь стоит под окнами Роджерса, озлобленно шепча: ты лицемер, Роджерс. Лгун и лицемер, и подружка твоя слишком правильная, чтобы быть настоящей, и наверняка у вас с ней есть грязные секретики. Он шепчет, скрежеща металлическими пластинами левой руки, когда та сжимается в кулак, и втайне надеется, что Стив высунется в окно и наорет на него, покажет свое истинное лицо. Ведь – Джеймс поджимает губы – они одинаковы, только Роджерс «хороший мальчик», а он так и не разучился быть «плохим».
Барнс ненавидит себя за то, что не может стать таким же.
Стив делает наброски перед сном, в полутьме, тайком – будто это что-то постыдное. Весь альбом испещрен небольшими сценками, где он – супергерой. Он вырисовывает трико и звезду на груди – он как-то видел такой костюм на агит-плакатах военных лет, – и линии становятся жестче, когда рука сама выводит Джеймса. Барнс в военной форме – Роджерсу кажется, что Джеймс выглядел бы довольно привлекательно в кителе – и он борется плечом к плечу с врагами Капитана Америки, и Стив думает, что он друг, а про себя повторяет: Баки.
А после закидывает альбом в самый дальний ящик – как секрет, как самую грязную и постыдную тайну. И продолжает ненавидеть Джеймса и его мотоцикл.
Джеймс – без особо удовольствия, так, по привычке – зажимает с дружками за углом колледжа какого-то богатенького сыночка и, зло смеясь ему в лицо, требует деньги, иначе парнишка на себе проверит, правдивы ли слухи о его ориентации. А сам думает: нужно Бекки купить новую куртку и узнать у ее учительницы по литературе, что на этот раз выкинула его сестра. Джеймс знает – эта истеричная молодящаяся женщина просто ищет повод встретиться, а у него на нее – даже с виагрой – не встал бы. Бек умная и старательная, и никогда не разочарует его. В отличие от него самого. И он просто продолжает запугивать хнычущего мальчишку, пока дружки испуганно не расходятся, а на его плечо не ложится крепкая ладонь.
Стив буквально в пару шагов настигает шайку отбросов Барнса, собравшуюся за зданием колледжа, и они перепугано разбегаются в стороны, оставляя своего главаря одного. Роджерс не играет героя – просто жалобный скулеж этого «золотого мальчика» доканывает и Стив готов сам добить его, лишь бы парень заткнулся. Но, вместо этого, он вынимает из кармана бумажник и впихивает в ладонь бионики все, что находит. «Если тебе так нужны деньги – забирай мои, только хватит уже душить парня», – Роджерс смотрит на Джеймса с болью и усталостью во взгляде, и последний читает в нем: я знаю про твою сестру и твоих родителей.
Барнс сжимает несчастные три сотни в кулаке и кивает мальчонке: мол, беги, пока не передумал – а сам сверлит взглядом широкую спину, удаляющуюся от него. Он думает: наверное, Роджерс отдал последние деньги ему. За какого-то богатого ублюдка – лишь бы Барнс от того отстал. И решает вернуть их.
Джеймс думает, что, возможно, Стив не притворяется «хорошим мальчиком». Он думает, что, возможно, так оно и есть.
Барнс приходит к нему за полночь, наплевав на все правила приличия. Он настойчиво колотит в ветхую дверь и угрожает, что выбьет ее к чертовой матери, если Роджерс не откроет. Соседи возмущенно ворчат, выглядывая из своих квартир, а Джеймс злится, что Стив медлит. По ту сторону слышатся шаги и тяжелый вздох, а после дверь распахивается, едва не задевая Джеймса по носу. Стив стоит на пороге в одних только пижамных штанах, весь взъерошенный и невероятно усталый – видимо, едва уснул, – и Джеймсу хочется извиниться за такое вторжение, но он лишь бросает измятые купюры ему в лицо и шипит: «Мне не надо твои подачки, забери свои гребаные деньги, проклятый Стивен Роджерс».
Стив отупело пялится на деньги под ногами и резко дергает Барнса через порог внутрь квартиры, захлопывая дверь. Он пугающе спокоен – и только недобрые огоньки в глубине зрачка выдают, насколько он зол. Роджерс тихо спрашивает: «Что за балаган ты устроил, Барнс?», а после бьет по лицу раскрытой ладонью. Он видит неподдельное удивление на лице Джеймса, когда тот прижимает к покрасневшей щеке пальцы, словно не веря. Он хватает его за плечи и встряхивает, как куклу, повторяя: «Что ты хочешь, Барнс? Что ты, мать твою, от меня хочешь?»
Джеймс затихает лишь на мгновение, а затем толкает Роджерса к стене, глядя, как с полочки на ней валятся какие-то тюбики и коробочки прямо на голову. «Я ненавижу тебя, Роджерс, и подобных тебе». Он стискивает пальцы на шее Стива и чувствует, как запястье гладят грубоватые подушечки пальцев. Роджерс слабо отбивается, слишком слабо для такого качка, хотя дышать ему трудно. Он только смотрит в глаза, и Джеймс видит в зрачках свое отражение и разжимает руку. Он видит, как Стив неловко трет шею и тяжело дышит, но не двигается с места, а внутри все кричит: уходи, тебе не место тут!
Стив внезапно мягко касается ударенной щеки и беззвучно шепчет: «Что ты делаешь, Барнс? Со мной – что ты делаешь? Ответь». Он шепчет: «Не ненавидь меня. Не надо, это того не стоит». И бессовестно сокращает расстояние, глядя немного сверху вниз. Джеймс не успевает ни слова сказать, ни отступить назад – чужие губы накрывают его собственные, а он просто стоит, не зная, как поступить. Это странно, это чертовски странно, будто Барнс спит и ему лишь снятся сухие, чуть потрескавшиеся губы и сильные руки на его плечах. И он хочет отпрянуть, хочет ударить себя и проснуться – ему так надоели эти гребаные сны с Роджерсом в главной роли, – но вместо этого он тянет его за талию ближе к себе, ощущая под ладонями тепло чужого тела. И надеется, что это сон, окунаясь в этот омут с головой.
Это не сон – любезно подсказывает мозг, когда он, так развратно раскинувшись на широкой Стивовой кровати, цепляется за предплечья Роджерса. Стив буквально втрахивает его в кровать, и движения его – яростные и сопровождаемые пошлыми шлепками. И Барнс кричит, смаргивая непрошенные слезы: я ненавижу тебя, Роджерс. Больше всего в жизни я ненавижу тебя, потому что ты снишься мне. Потому что я хочу тебя еще со школьных времен, гребаный сукин сын!
И Роджерс лижет и кусает губы, все в мелких трещинках, чувствуя привкус чужой крови, и думает, что c Пегги так бы никогда не было. Он думает, что Джеймс под ним такой податливый и такой искренний, и что даже шрамы на стыке протеза и живого плеча не кажутся отвратительными. И Стив целует все, до чего дотягивается, чувствуя, как при каждом толчке член трется о его живот, оставляя влажный след. Ему хочется больше, и глубже, и так, чтобы раствориться в Барнсе, но так нельзя, и он стонет, не слушая ругательств: Баки, мой Баки… Мой, слышишь?
Джеймс тянет его за волосы – удивительно, как пальцы еще слушаются – и оставляет багровые следы там, где не видно за воротом рубашки. Ему хочется придушить Стива, прямо во время секса придушить, и он тянется металлическими пальцами к смуглой шее, одергивая их в последний момент. Ему хочется выть – и так не было ни с одной девушкой, и ни с одним парнем – и он стонет во влажные раскрытые губы, прихватывая зубами.
Барнсу кажется, что он в вакууме, где, кроме него и прошибающего током оргазма, – ничего. Он кончает без рук, от одного лишь трения о кожу и распирающего чувства внутри. Где-то далеко – он едва может ухватиться за это – проскальзывает мысль, что оргазм не зря называют «маленькой смертью». И он бы умирал так каждый день, если бы Роджерс позволил. Но вместо этого он отворачивается от выскользнувшего из него Стива и садится, холодно интересуясь охрипшим голосом, где тут душ. Он едва может стоять, но Роджерс не движется с места, кивая в сторону двери. И он, пошатываясь и прихрамывая, покидает комнату, на ходу собирая свои вещи.
Их встречи повторяются едва ли не ежедневно, проходя по одному и тому же сценарию: провокация – взаимные оскорбления – умопомрачительный секс. Разве что Джеймс все чаще остается ночевать, заблаговременно отправляя Ребекку к подругам. Барнс лениво растягивается на кровати и чувствует дыхание между лопаток, а после – терпкое и тягучее, как домашнее вино: Баки.
Стив показывает ему однажды свои наброски для комикса – без текста, лишь картинки – и Джеймс смеется, хрипло и немного по-детски, и прижимает к груди альбом, увлекая художника в поцелуй. Роджерсу хочется, чтобы ночь длилась двадцать четыре часа.
Стиву кажется, что он забыл, где припрятал свои тридцать сребренников.
Стив жмурится от яркого мартовского солнца, чувствуя в волосах пальцы Пегги, которая вслух читает статью – кажется, это что-то про современные направления в искусстве – из какого-то журнала и смеется, обсуждая ее с подругой. Ему кажется, что Барнс прав: Пегг слишком идеальная, чтобы быть настоящей, – и он перехватывает ее руку, прижимая ее к щеке, чувствуя легкий аромат духов и крема для рук. Он думает: я не достоин ее. Он думает: она такая хорошая, чтобы встречаться со мной. А с губ срывается предательское: «Я сплю с Барнсом».
Картер замолкает на секунду, а Стив поднимается, не смея разорвать зрительного контакта. Он касается несмело ее плеча, готовясь все объяснить, но Пегг отводит глаза – он видит, как они блестят от подступившей влаги и губы дрожат. Роджерс берет ее за руку, гладит пальцы и думает: накричи на меня, ударь, устрой скандал! Пусть все знают, что Стив Роджерс – педик, пусть смеются и тычут пальцами – но не молчи, милая, слышишь?
Пегги мягко улыбается ему, справившись с накатившими чувствами, и сжимает его ладонь. «Я знаю, милый. Всегда знала» - ему хочется умереть прямо тут. Стив открывает рот и почти произносит давно подготовленную в голове речь – «Ты был всегда со мной, но никогда – моим». «Знаешь, Стив, ты становишься настоящим с ним. Так почему бы тебе не рассказать ему, что он делает тебя лучше?» – Картер обнимает его – он чувствует, как на плечо падает капля. Он кричит: ты не должна реагировать так! Он срывает голос: пожалуйста, скажи, что я подонок, но не будь такой доброй со мной!
Но, кроме мерного гомона студентов за спинами, Стив не слышит ничего – он молчит все это время.
Стив уверен, что «хорошие мальчики» не бывают трусами. А он трус.
Джеймс хмуро смотрит на счастливую парочку в сквере около колледжа и представляет, что рядом с Роджерсом – он, а не эта безупречная британка. Он хочет крикнуть Картер: знаешь, детка, когда вы не милуетесь, как парочка старичков, он трахает меня до потери пульса. Он тянет меня за волосы, заставляя смотреть ему в глаза, и стонет мое имя. Но Джеймс молчит и сжимает в пальцах сигарету, которая почти истлела. Ведь Стив – хороший мальчик, и ему не нужны проблемы в будущем. С ним у Роджерса не будет будущего, да и то, что между ними происходит – разве это не просто забава? Барнс затягивается и закрывает глаза, прижимаясь затылком к стене, чтобы не видеть их трогательных объятий.
Джеймс вздрагивает и готовится ударить источник раздражения, когда чья-то рука касается его предплечья. Он дергается и распахивает глаза – напротив стоит мисс Картер с ее неизменными ямочками на щеках и пронзительным взглядом. Она плакала – Барнс видит на щеках дорожки от слез и покрасневшие глаза. Пегги – девушка, и он не может ей нагрубить, поэтому лишь натянуто улыбается и спрашивает, чем он может помочь. Пегг берет его ладонь в свою – он замечает, как подрагивают пальцы – и шепчет ему, словно боясь, что услышат: «Позаботься о нем, Джеймс. Стив, он ведь… такой одинокий».
Джеймсу хочется провалиться сквозь землю, видя, как Пегги добровольно отдает ему Роджерса. Он хочет, чтобы она хоть немного ненавидела его, чтобы Картер злилась и не отпускала Стива – ему же не будет лучше с таким отбросом, как Барнс. Никому не будет лучше. Но выхоленная Пегг лишь с мольбой смотрит на него, ожидая, что Джеймс согласится. И он кивает.
Джеймсу никогда еще так не хотелось, чтобы его не существовало в жизни Роджерса.
Джеймс позорно прячется от своих «друзей», глядя, как на скамейке в сквере лежит Роджерс, прижимая к груди книгу. Стив наверняка уснул, устав на занятиях, но Барнс не смеет подойти к нему – после ухода Пегг тот не подпускает его к себе. Даже по ночам – неважно, сколько бы Джеймс ни стоял под его окном или стучался в запертую дверь – он не откроет ему. Барнс слишком плох для него и слишком неправилен.
Джеймс подзывает к себе дрожащего парнишку в стильном пальто и улыбается – непривычно, не так, как девчонкам – а потом спрашивает, сколько он должен. Парень что-то бормочет и отмахивается, а Барнс пихает во влажную от волнения ладонь смятые купюры и сжимает ее, понимая, что денег больше нет и придется взять две смены, чтобы Бекки можно было дать денег на подарок подруге. А после, обернувшись на пристально следящего за ним Стива, пожимает руку и просит прощения. Негромко, вряд ли кто-то услышал, но он знает – Роджерс понял.
Джеймс больше всего хочет, чтобы Стив позвал его, как раньше – Баки.
Стив чувствует на себе тяжелый взгляд – и плевать, что Джеймс за добрые сотни две метров от него – и закрывается книгой. С уходом Пегги все становится хуже. Картер поступила, как настоящий герой – сказала, что им просто не суждено было быть вместе. После разговора она просто вручила его Барнсу. Ни криков, ни выяснения отношений. Она улыбается при встрече и желает доброго утра, и Стиву больше всего на свете хочется не видеть эти тени под глазами от недосыпа и потухший взгляд. Пегг святая для него, и даже Джеймс лучше него – он хотя бы честен с Роджерсом, в отличие от самого Стива.
Роджерс знает, как сложно Джеймсу, он хочет открыть ему и обнять, и говорить так много, чтобы голос охрип, но он не может – это кажется предательством, будто он строит счастье на несчастье своего самого родного и близкого человека. И он просто стоит около двери, выслушивая все эти обиженные речи и ругательства, и крики соседей на ночного гостя. И ждет, когда уставший Барнс уйдет домой, окончательно сорвав голос.
Стив ненавидит то, что не может сказать Джеймсу о своих чувствах.
Стив смотрит на курящего у стены – там, где обычно собиралась шайка Барнса – Джеймса, который ленивым движением подзывает к себе одного из парней, которого до этого нагло обирал. Роджерс напрягается, готовясь прийти на помощь мальчишке, и видит, как Барнс втискивает смятые бумажки в по-девичьи изящную ручонку. Он думает: наверное, Баки отдал все деньги, оставив себя и сестренку без ничего. Он думает: я не должен быть таким жестоким с ним. Он думает: Джеймс единственный, кому все равно, какой я.
Стив садится на скамейке, выпрямляясь до звона мышц, и протягивает руку, шепча: Баки.
Джеймсу даже не нужно слышать, чтобы знать, что Стив зовет его. Он хлопает парня напоследок по плечу и спешит в сквер, обходя стайки студентов на узких дорожках. Барнс замечает Пегги, которая приветственно кивает ему и улыбается. Он буквально срывается на бег – а ведь идти всего ничего. Роджерс ждет – и он останавливается буквально в двадцати сантиметрах от него, едва не падая. «Стив», - срывается с губ и Джеймс хочет так много сказать: о том, что ему надоело быть ублюдком, и о том, что Бекки была бы рада познакомиться с ним или о том, что он чертовски соскучился. Но он лишь присаживается перед ним, упираясь лбом в лоб – и какая разница, что кто-то увидит – и повторяет: Стив, ты хороший, ты такой хороший, Стиви, пожалуйста, не отворачивайся от меня. Он сбивчиво шепчет: я тоже стану хорошим, я не буду таким кретином, только скажи, что это не зря.
Стив накрывает ладони на своих щеках и закрывает глаза: не зря. Ты всегда был хорошим.
Стив чувствует привкус сигарет и мятных леденцов на чужих губах и думает: хорошие мальчики не разочаровывают окружающих. К черту их. Хорошие мальчики всегда прячут скелеты в своих шкафах.
А его скелет, наконец, обрел тело.