Горький яд ненависти

      Жизнь четы Селонже протекала неторопливо, мирно и размеренно. Если до известия о беременности Филипп и так безмерно любил свою молодую жену, старался давать ей больше поводов для радости, то с того дня, как он узнал, что Фьора носит его ребёнка, эта любовь переросла в такое же безмерное обожание. Для матери своего будущего ребёнка Селонже старался сделать приятным каждый день. Конечно, от алкоголя и занятий боевыми навыками Фьоре пришлось отказаться. Но никуда не делись любимые развлечения Фьоры и Филиппа вроде прогулок по городу или в лесу, распевание песен под аккомпанемент лютни — Фьора обожала слушать исполнение мужем её любимых песен, нередко они любили залечь в спальне с книгой из библиотеки Филиппа — Филипп читал, а Фьора лежала и слушала. Для жены Филипп устраивал романтические пикники на природе, вместе они выбирались порыбачить. Разумеется, все эти развлечения были в распоряжении Фьоры и Филиппа, когда молодую будущую мать не мучила тошнота и рвота по утрам. В такие моменты Филипп неотлучно находился рядом с женой, подавал ей ночную вазу и заботливо придерживал ей волосы, чтобы Фьора не испачкала их содержимым своего желудка. Леонарда приносила Фьоре безалкогольный отвар из груш и рассказывала ей о народных средствах борьбы с такими состояниями. Пожилая экономка по себе знала, каково вынашивать даже одного ребёнка — своих у неё было шестеро выросших, две дочери и четыре сына, которым как и их матери нашлась работа в замке Селонже. Когда Фьора была в хорошем самочувствии, Филипп устраивал званые обеды — приглашая в гости своих вассалов, и заказывая музыкантов, и на этих обедах Фьора неизменно была звездой. Но, когда Фьора была не в духе и чувствовала себя неважно, муж устраивал для неё уютные семейные посиделки без посторонних — с завтраками и обедами в постель, с чтением любимых книг или же Филипп исполнял любимые песни Фьоры под лютню, чтобы развеять её плохое настроение. Порой, когда Фьоре не хотелось даже никаких чтений и песен, Селонже просто лежал с ней рядом в обнимку, осторожно и бережно прижимая к себе, гладя по голове. Конечно же, у Фьоры было достаточно причин, чтобы быть не в духе, и с мужем они были никак не связаны… В один из дней, осматривая себя перед зеркалом, Фьора заметила, что её грудь увеличилась в размерах и стали чувствительнее соски — они потемнели и огрубели, побаливали, прикасаться к ним было неприятно. И так густые чёрные волосы Фьоры стали ещё гуще к радости своей обладательницы. Заметил перемены во внешнем облике жены и Филипп. Сонливость была частой спутницей Фьоры — уже вечером молодую женщину тянуло в кровать, под тёплое одеяло. Чего Фьора не могла понять, так это того, почему её порой тянуло плакать по любым даже малозначимым поводам, чем заставляла встревожиться мужа и добрую Леонарду. Молодая женщина стала чаще плакать от тоски по наглой серо-белой морде, носящей имя Лучик, и Филипп послал своего человека в Париж, велев привезти в Селонже пушистого любимца Фьоры. Лучика привезли довольно быстро. При встрече со своим любимцем, когда котика выпускали из корзины уже в спальне Фьоры и Филиппа, Фьора уже не могла сдерживать слёзы от радости, что её любимец теперь с ней. Взяв кота на руки и нежно прижимая его к себе, Фьора не переставала шептать Лучику на ухо, как она по нему скучала, гладила, проливала счастливые слёзы над его головой. Лучик привык к жизни в замке довольно быстро, и спустя какое-то непродолжительное время уже чувствовал себя хозяином всего замка и его окрестностей, словно это Филипп и Фьора живут у него, а не он у них. Обострилась у Фьоры и чувствительность к запахам — так что кухарке, полной и крутобёдрой Жакелине, приходилось изловчиться, чтобы приготовить такие блюда, от запаха которых Фьоре не станет дурно. Но Жакелина на вверенной ей кухонной вотчине творила чудеса, и плоды её трудов организм Фьоры соглашался переварить. Филипп, Леонарда и прислуга не спускали с Фьоры глаз — опасаясь того, что Фьоре может стать плохо, и она лишится сознания. По этой причине, если Филипп не мог сопровождать жену во время её прогулок, то всегда отпускал её прогуляться на свежем воздухе только в сопровождении нескольких своих людей, чтобы в случае чего серьёзного Фьора не осталась без помощи. Фьора возражала против такой опеки только первое время, но потом смирилась, и присутствие сопровождающих перестало её тяготить. В один из дней, гуляя по рынку и присматривая вещи для новорожденных, Фьора в полной мере оценила преимущества того, что тебя сопровождают. Когда у неё закружилась голова и потемнело перед глазами, и она лишилась сознания — благо, что двое сопровождавших Фьору рыцарей успели вовремя её подхватить, и Фьора не пострадала, отделавшись только испугом — когда пришла в себя. Впрочем, больше обмороки Фьоры не повторялись. Бывало, что Филиппу приходилось уезжать в Париж по делам, которые требовали его присутствия. Подобные поездки не вызывали у герцога де Селонже восторга, поскольку это значило расстаться с женой пусть даже на непродолжительное время. Не любила отлучки Филиппа по делам в Париж и Фьора, ведь она была вынуждена лишиться общества мужа. После разрешения всех забот в Париже, связанных с его должностью, Филипп покупал для Фьоры какой-нибудь подарок вроде новых украшений или тканей для её новых платьев, покупал ткань на пошив одежды для будущего дитя. После покупок в Париже подарков для жены Филипп проездом заглядывал в Бертен и проверял, насколько хорошо идут дела в родных краях Фьоры. Но в работе управляющего не к чему было придираться, родовое имение Фьоры потихоньку процветало, крестьяне не бедствовали и не жаловались на управляющего. Уже после того, как лично удостоверится, что в Бертене всё благополучно, Филипп к огромной своей радости возвращался домой, и возвращениям мужа к ней Фьора всегда радовалась намного больше, чем подаркам, хотя они и были ей приятны. Было и такое, что в Селонже Фьору навещала её подруга Кьяра Альбицци, привозя подарки как для Фьоры, так и для будущего ребёнка. Вдвоём Фьора и Кьяра любили поговорить за чашечкой грушевого отвара и каплунами, Кьяра пересказывала Фьоре все парижские события — от подруги Фьора узнала, что принцесса Мария обручилась с Максимилианом Габсбургским, но уезжать с мужем в Германскую империю пока не планирует, чем Кьяра и пользуется, навещая свою подругу в Бургундии. Вместе с Кьярой и сопровождающими рыцарями Фьора любила совершать прогулки по Селонже, выбираться на природу, предаться воспоминаниям о детских годах или о школе рыцарей «Мерсей». Погостив у семьи Селонже и повидав Фьору, Кьяра уезжала обратно в Париж. К концу третьего месяца тошнота и рвота больше не мучили Фьору, беременность её протекала спокойно, без каких-либо осложнений, молодая будущая мать и её муж молились только о благополучном исходе родов для Фьоры и для ребёнка, каждую неделю герцогине де Селонже наносили визиты повитуха и доктор — чтобы следить, как протекает беременность, следить за здоровьем Фьоры. Благо, что за здоровье Фьоры и благополучие ребёнка опасаться не приходилось — Фьора хорошо переносила беременность. Филипп решил заранее ещё до рождения малыша или малышки озаботиться тем, где будущий ребёнок будет спать, заказав колыбельку у мастеров в городе. Заказ герцога выполнили со всей тщательностью и серьёзностью, со всем усердием — после его завершения получив щедрую плату. Колыбелька со всеми принадлежностями для сна и с пологом уже дожидалась своего часа в детской комнате. Время рождения ребёнка близилось, миновали апрель с его порой цветения и предвестник лета май, промелькнули три месяца лета, а за ними сентябрь и октябрь. В положенный срок восьмого ноября 1478 года Фьора произвела на свет (ценой семи часов мучений) очаровательного мальчонку с тёмным пушком на головёнке и с мутными голубыми глазками, которые обещали в будущем потемнеть. Всё время родов вокруг Фьоры, когда она срывалась от боли на крик, суетились врач и повитуха с Леонардой, сновали туда-сюда служанки с тазами нагретой воды и чистыми простынями. Филипп посчитал нужным и правильным в эти трудные для жены часы быть рядом с ней, поддерживать её и держать за руку, вселять в неё бодрость и утирать испарину со лба, помогать поесть и попить в перерывах между схватками — чтобы Фьора не выбилась из сил. Филипп повидал немало сражений, немало побед в боях он добыл для своей страны, много раз был ранен и порой на краю жизни. Но самым сложным испытанием для него стало рождение на свет его первенца. Стараясь по возможности облегчить роды своей жене, Филипп по-настоящему понял, что такое страх — больше всего на свете он боялся, что потеряет Фьору или ребёнка, а то и обоих. Но Филипп на то и был воин, благодаря своему умению мыслить холодной головой и брать под контроль эмоции с храбростью смог дослужиться до поста первого маршала. Мужчина считал себя не вправе устраивать сцены и показывать свои настоящие эмоции — страх и панику. Вместо этого он всеми силами вселял бодрость и уверенность, что всё будет хорошо, в Фьору, держал её за руку и поддерживал, утирал со лба испарину и гладил по голове, напоминал ей — как правильно дышать, когда она кричала. Как подумал Филипп, он не имеет права показать, как ему страшно за супругу — Фьоре во время родов куда страшнее, это же она, а не он рожает в этот мир ценой своих мучений нового человека. Но страхи Филиппа потерять жену и ребёнка не воплотились, Фьора благополучно и без осложнений родила здорового мальчика — который громко и требовательно кричал. Послед Фьоре уже было вытужить из себя легче. Малышу перевязали, а потом чуть позже перерезали и обработали пуповину. После — привели в порядок ребёнка и Фьору. Молодой матери на живот положили грелку со льдом. Слабым и охрипшим голосом очень бледная Фьора попросила положить ребёнка ей на грудь, ласково разговаривала с сынишкой — чтобы немного его успокоить. Стоя на коленях перед кроватью, где лежала Фьора, кормящая новорождённого младенца, Филипп шёпотом благодарил всех святых — каких только знал и вспомнил, что с Фьорой и ребёнком всё хорошо. Нежным движением руки он гладил то своего сына по маленькой головке, который с аппетитом пил молоко из груди матери, то проводил рукой по плечу или по щеке Фьоры. — Милая, ты пережила такое нелёгкое испытание. Спасибо тебе за это подаренное счастье. Любимая, моя семья — это моя жизнь, — с нежностью и теплом проронил Филипп, прикоснувшись губами к плечу ужасно уставшей, но счастливо улыбающейся Фьоры. — Филипп де Селонже, второго ребёнка рожать будешь сам, — нашла в себе силы Фьора тепло поддеть мужа. — Может быть, лучше послать за кормилицей? Ты сейчас очень слаба, — забеспокоился Филипп. — Ну, уж нет. Спасибо. Не собираюсь я делить моего малыша с какой-то чужой женщиной, это только наш ребёнок. И кормить его я буду сама, — решительно возразила Фьора, поцеловав сына в его лобик. — Хорошо, я не буду с тобой спорить, — уступил Филипп, встав с колен и присев на край постели, погладив по головке мирно кушающего малыша. — Как бы тебе хотелось назвать его? — Филипп-Франсуа*. Хочу, чтобы нашего сына звали в честь тебя и моего отца, — ласково промолвила Фьора и улыбнулась. — Моя дорогая, это справедливо — что имя выбрала ты. Ведь ты рожала. Имя очень красивое, — поддержал Филипп выбор жены. Получивший своё имя маленький Филипп-Франсуа де Селонже, не прекращая кушать, изучал своими мутными голубыми глазами склонённое над ним лицо его мамы. ____________ *Франсуа — французская вариация имени Франческо.