О пользе ранений

Виктор и Мордекай возвращаются поздно, в ночь, когда в нижнем зале для избранных еще стоит хмельной гвалт и крепко пахнет сигаретами и дорогими дамскими духами, сизый дым стелется пеленой под потолком, а оркестр уже переместился со сцены к барной стойке. Они проходят потайной дверью, через люк, чтобы попасть сразу в длинный сводчатый туннель подвала, где не будет лишних глаз. Мордекай поддерживает своего напарника, помогая тому прихрамывать вперед, неуверенно, тяжело. Тот всем своим весом наваливается на щуплого убийцу, но Хеллер идет так, будто вышел прогуляться по набережной в воскресное утро, а не перевозил контрабандой спиртное, и, хоть оба они выглядят потрепанными своими конкурентами-бутлегерами, одежда на нем сидит так, будто была только что отутюжена. Даже несмотря на то, что правого рукава не хватает, а пара пуговиц безвозвратно потеряна. Виктор привык к этому за годы совместной работы, но по-прежнему считает это особым искусством, хотя, конечно, ни за что не признается. Вслух он предпочитает называть это пижонством. В данный же момент единственное, что он предпочитает делать, так это стиснуть зубы и идти с минимальной помощью. Однако пуля не просто пропорола ему кожу, а крепко засела внутри, и кровь продолжает потихоньку бежать вниз, из-под неумело сделанной наспех из какой-то тряпки перевязи, под рубашкой и штанами, отмечая свой путь по телу дорожкой сырой свалявшейся шерсти. Красной вместо привычной рыжей. - О боже! - ахает кто-то, вышедший за новой бутылкой, и мчится обратно в зал, чтобы торопливо прошептать пару слов Митзи. Васко закатывает глаза - через десять минут здесь будут все. - Что случилось? - беспокойно вертит головой Пеппер, пытаясь заглянуть Виктору в глаза, и по забывчивости виснет на его руке, хотя тому самому впору на ком-нибудь виснуть. - Кто посмел в тебя стрелять? – она тараторит и почти подпрыгивает от возбуждения. - Айви, не кричи так, у него же сил нет, - возмущается Митзи и ищет среди собравшихся врача. - По глупости подставился, - морщится Виктор, речь его слегка замедлена, дыхание перебивается. - Зазевался ваш хваленый Мордекай, не бросать же было. Мордекай молча поджимает губы, но того количества льда, что щерится осколками в его взгляде, должно с лихвой хватить для заморозки Ада. Вокруг них суетятся люди, и в толпу просачиваются посторонние из зала, не имеющие к бизнесу Мэй никакого отношения, кроме, разве что, потребительского. Рокки стоит с перевязанной ногой, опираясь на костыль, и внимательно наблюдает за происходящим, не забывая вертеться и оглядываться, чтобы посмотреть на реакцию остальных. Из-за его травмы этой ночью с Виктором поехал Хеллер, а не он сам. Виктор капает кровью из раны на пол и сквозь зубы ругается, а Мордекай все так же невозмутимо поддерживает его, брезгливо глядя на то, как алая лужа ширится, приближаясь к его лакированным ботинкам. Когда та касается носка правого, то такое страдание отражается на лице убийцы, что Рокки не выдерживает и хохочет, толкает неуверенно переминающегося рядом Веснушку локтем в бок: - Ты посмотри, какие они колоритные, про них хоть книгу пиши. Мордекай бы был убийцей с темным прошлым, на первый взгляд безобидным, но его бы весь город боялся, и люди бы верили, что он может искалечить человека мизинцем. Веснушка неуверенно улыбается, и Рокки, вдохновленный успехом, продолжает: - А Виктор бы был стражником, этаким мизантропом, глушащим виски и смотрящим на всех как на... - Что ты там бормочешь? - мрачно интересуется Виктор, подняв голову. Слух у него за годы беспокойной жизни выработался феноменальный, да и Рокки не из застенчивых. - Да, да! Вот так! Вот этим ужасным взглядом, - Рикаби улыбается как можно беспечнее, но предпочитает проковылять вглубь комнаты за чужие спины и прижать уши к голове. Не то что бы он боялся... - Да разойдитесь же! - хлопочет Пеппер, - его надо отвести в кровать, - она смешно размахивает руками и суетится, пытаясь расчистить дорогу. - Здесь есть доктор? - в толпу спрашивает Митзи. - Остальных прошу вернуться в зал: здесь нет ничего интересного. Все знают, что самое интересное начинается именно после этой фразы. Виктор лежит на жесткой кушетке - это то немногое, что было в их распоряжении: в "Lackadaisy" могли напиваться, могли делать из пустых бутылок "розочки" и с пьяными ухмылками ими размахивать, могли зажиматься по углам друг с другом, могли... да пожалуй, клиенты делали всё, что душа желала - во многом благодаря этому заведение и держалось на плаву - но после этого всё же расходились по домам. Или расползались - это смотря сколько с собой было денег. Так что в подпольном заведении было все, кроме кроватей. Виктору уже сделали перевязку - широкая лента не самых чистых бинтов перетягивает живот поперек, крепко прижатая к шерсти, и слева, там, где прошла пуля, расплылось алое пятно. Небольшое, пока не дошедшее до верхнего слоя, но отчетливо видное. Рука тоже перебинтована, но под бинтами виднеется жесткая шина - оказалось, руку он ушиб сильнее, чем казалось поначалу. Доктор, слегка поддатый, который чудом не успел уйти лишь потому, что остался дослушать любимую мелодию и пропустить еще стаканчик, сказал, что ранение не опасно, средней тяжести, но крови Васко потерял многовато. Не критично, однако врач мягко пытался настоять на посещении больницы и гемотрансфузии. Он очень смешно пытался выговорить слово "гемотрансфузия" - что-то, а спиртное ребята мисс Мэй доставали качественное. - Я отлежусь, - упрямо тогда поджал бледные губы Виктор, и постарался не дышать так хрипло и часто, хоть сердце и колотилось где-то в горле. Сейчас Виктор глядит в потолок и смутно себе представляет, сколько прошло времени. Из состояния ступора его выводит пронзительный скрип осторожно открываемой двери. Жесткий топчан стоит прямо напротив входа, и Виктор с удивлением узнает в вошедшем своего сегодняшнего напарника. Мордекай невозмутим, и снова одет с иголочки, новый пижонский платочек торчит из кармана укоризненно чистым уголком, с круглых очков стерты брызги засохшей крови, и даже ботинки начищены. Он некоторое время просто стоит в дверях, глядя на него, и молчит. От него ощутимо пахнет виски, но на нем выпитое словно не сказывается вовсе. - Как ты? - ровно интересуется он, наконец, и в Викторе просыпается неожиданное желание убивать. Он не знает, почему нейтральный тон и дежурный вопрос вызывают в нем столько ярости. Даже несмотря на то, что Хеллер косвенно виноват в его ранении. Простая мысль о том, что его задевает именно равнодушие, даже не смеет заглянуть в его голову. - Нормально, - отвечает он, и раздражается еще сильнее от своего неуверенного голоса, повисающего сиплыми нотами в воздухе. Они оба молчат, и неловкая пауза затягивается. Виктор жалеет, что не умеет силой мысли - скорее уж взгляда, хмыкнул бы Рокки - захлопывать двери перед аккуратными кошачьими носами. Он вообще не против совместных заданий с Мордекаем, даже относится к нему с некоторым уважением, но отчего-то в этот раз все самые не-холодные чувства, которые ему доступны, куда-то испарились. - Я рад, - все так же невозмутимо сообщает Мордекай и никуда не уходит. - Ты не умеешь быть обходительным, просто признай это. - Не умею. Доволен? - Да. Вымета... - Ну же, не стой в дверях, - улыбается Митзи, появляясь в проходе, и подталкивает Мордекая вперед. Ему не остается ничего, кроме как пройти внутрь и, пропустив гостью внутрь, аккуратно затворить за ней дверь. Митзи мягко улыбается и присаживается боком на краешек кровати, не забывая изящно закинуть ногу на ногу и положить свои маленькие лапки на его крупную и беспородную. - Ну что же ты? - она склоняет голову набок и укоризненно глядит на него из-под густо накрашенных ресниц. - Я же просила: останься за барной стойкой, не лезь. Ты уже достаточно сделал для нас, и ты мне еще нужен, милый, а Мордекай бы прекрасно и без тебя справился. - Не справился бы, - бурчит Виктор, сосредоточенно созерцая потолок. Мордекай кашляет, будто ему в горло попал комок собственной шерсти. - Ну что ты, - Митзи продолжает успокаивать его, как большого ребенка. - Все бы было нормально. Поверь, я могу понять твою заботу о нем... - Нет. - Что "нет"? - Мэй растерянно моргает, она не привыкла к тому, чтобы ее так перебивали. - Не о нем, о деле. - Хорошо, конечно, - она снова улыбается, но как-то иначе. Улыбка эта Виктору не нравится, в ней читается понимание. Понимание чего-то такого, что самому ему совершенно неясно. - Но и ему ты помог, за что мы очень тебе благодарны. Верно ведь? - она оборачивается к Мордекаю и глядит на него внимательным взглядом. Хеллеру этот взгляд напоминает взгляд нянечки, разговаривающей с умственно отсталым ребенком, только вот детей в этот раз, похоже, по её мнению, двое. Он не выдерживает и перебивает их "воркование", как брезгливо его окрестил. - Если бы не я, то ему бы прошило кишки насквозь, - он раздражен и дышит почти так же часто, как ослабший от потери крови напарник. - А я-то думал, что если не отвлеку их, то прошили бы тебе, - мрачно сообщает Виктор, глядя на него тяжелым взглядом. - Да неужели… Митзи невесомо целует Васко во влажный лоб и тихонько уходит, оставляя их в разгаре спора. Она улыбается - Виктор не горячился так даже в тот раз, когда разбили его грузовик, а это добрый знак. - Так чего ты пришел? - наконец успокаивается Виктор. Мордекай сидит в удивительно вольной для себя позе на стуле напротив, с ослабленным галстуком, и без пиджака - ругань оказалась занятием крайне утомительным, и он в который раз внутренне отметил выгоду полной невозмутимости. Он некоторое время молчит, опустив взгляд и, кажется, даже слегка прижав уши к голове. Потом, неожиданно даже для себя, признается: - Пока я был в зале, мне казалось, что они меня сожрут, - он вскидывает взгляд медово-желтых глаз на Виктора и добавляет каким-то странным тоном: - Ты понимаешь, что они тебя любят? Виктор ничего не отвечает, и лежит молча, прикрыв глаз, лишь тяжело дышит. Создается странное, сюрреалистическое чувство, будто грудь его, такая вроде широкая и крепкая, собрана на самом деле из тонких бумажных листов, которые вот-вот схлопнутся карточным домиком внутрь. - То есть, ты сбежал? - наконец спрашивает он. - Отступление - вполне себе достойный тактический ход, - Мордекай снова каменно спокоен. - Они хотели, чтобы я к тебе пошел. Не говорили, но точно этого ждали. - И вот ты здесь. - И вот я здесь. - И я здесь! - радостный голосок Пеппер разрывает повисшую тишину. В руках у нее миска с крепким горячим бульоном - над тарелкой плывет пар, а запах стоит такой, что Мордекай невольно приосанивается. По крайней мере, его спина становится очень прямой и напряженной. Васко пытается улыбнуться девочке. - Мисс Мэй сказала, что доктор сказал, что тебе нужно что-нибудь горячее и питательное, - трещит она, - и мы вспомнили, что у нас бульон остался. Ты обязательно поешь, мисс Мэй обещала, что проверит, и вообще, я же за тебя волнуюсь, - она ставит тарелку на стол. - Слушай, я пойду, мне еще помочь кое в чем надо, я пока вас оставлю, ладно? Я послежу, чтобы вас никто не беспокоил. Айви исчезает так же стремительно, как появилась, и в оглушительной тишине отчетливо раздается звук запираемой снаружи двери. - Ты почему не ешь? - не выдерживает голодный Хеллер спустя пять минут, когда запах уже становится невыносимым, а Виктор снова упрямо таращит единственный глаз в потолок. - Хочешь, я принесу тебе тарелку, раз тебе не положено вставать. Тот поднимает лапу, и убийца с любопытством ждет неприличного жеста, доходчиво объясняющего, что его предложение слишком унизительно. И лишь потом замечает наложенную на нее повязку. - Перелом? - Может быть. - А вторая рука? - Повредил еще в детстве, она плохо держит мелкие предметы. Тишина воцаряется вновь, пока бульон не остывает еще сильнее. - Тебе надо есть, - твердо заявляет Мордекай и поднимается на ноги. - Иначе Пеппер из нас всю душу вытрясет. Виктор подозрительно глядит на то, как его напарник с невозмутимым лицом пододвигает стул к его кровати, берет тарелку, ложку и присаживается рядом. - Только не говори, что будешь кормить меня с ложечки, - если бы голос мог быть каменным, то в этот момент у Виктора он бы был неприступной гранитной скалой. Мордекай пожимает плечами. - Это ничем не противнее, чем разматывать и развешивать чужой кишечник по лесу. И даже не спрашивай, - он предупредительно качает головой и поправляет очки отточенным движением. - Думаю, что тоже переживу это. В конце концов, иначе Айви разматывать будет мой, - наконец соглашается Васко, но глядит так, что даже Мордекаю хочется поежиться. Чуть-чуть. Он решительно опускает ложку в бульон и очень надеется, что открыть рот просить не придется, но тот не шевелится с завидным упрямством. И со сжатыми челюстями. Он устало вздыхает и опускает плечи. Потом криво пытается улыбнуться: - Почему я чувствую себя твоей мамочкой? Впервые за двадцать лет они с усмешкой хмыкают оба. На следующий день, ближе к вечеру, когда из зала уже еле слышно доносится игра потихоньку разогревающегося оркестра, навестить больного снова прибегает Пеппер. В руках у нее маленькая металлическая креманка с парой шариков ванильного мороженого и крохотная ложечка. Она трещит, не умолкая, расспрашивает о его здоровье и, не давая ему ответить, начинает рассказывать про свои планы на вечер, иногда останавливаясь, чтобы сунуть очередную порцию мороженого в рот. Виктор терпеливо слушает, и, когда ему, наконец, удается вставить пару слов, Айви случайно опускает взгляд на креманку и спохватывается: - Ой, это же я тебе принесла. Виктор смеется так, что начинает тревожно колоть бок – Пеппер такая Пеппер. - Давай, открывай рот, - серьезно требует она и тыкает ложечкой в его упорно сжатые губы. Виктору не хочется мороженого, его вообще подташнивает от мыслей о еде. - Ешь сама, - отказывается он, но уже весь его рот и усы перемазаны мороженым, и она не оставляет попыток. Васко сдается и покорно позволяет скормить себе пару ложечек, невольно вспоминая, как вчера его кормил Мордекай. Стоит вспомнить о нем, как тот появляется в дверях, но, увидев Айви, мрачнеет и вежливо пытается уйти. - Ой, нет, погоди, - Пеппер подскакивает, как ужаленная, и подлетает к нему. – Держи, я же Рокки обещала еще полчаса назад встретиться, - она исчезает так быстро, что Хеллер так и остается стоять, с растерянным выражением лица. - Знаешь, у меня дежа вю, - невыразительно сообщает он и проходит в комнату, предварительно убедившись, что никто не собирается снова их запирать. – Прости, что вам помешал. Виктор морщится – их отношения со стороны выглядят совсем не так, какими являются на самом деле. Но ему кажется глупым это объяснять – скорее всего, его напарнику это ни капельки не интересно. Они замирают в молчании. Из-за двери появляется острая любопытная мордочка Рокки, он как всегда куда-то торопится: - Пеппер у вас? А то я ее... - он осекается и глядит на хмурого Виктора, перемазанного мороженым, и растерянного Мордекая с креманкой и ложечкой в лапах. - Ой, - он расплывается в острозубой кошачьей улыбке, - не хотел вам мешать. Вы развлекайтесь, - он улыбается еще шире, слегка прижав к голове уши, и поспешно исчезает. - Что это он? - Мордекай с недоумением смотрит на Виктора, потом на мороженое в своих руках, на которое тот выразительно указывает самым убийственным из своих взглядов. - Что, мороженого хочешь? - Мордекай протягивает ложечку и делает неуверенный шаг в сторону кровати. Виктор глухо рычит. Или стонет. Потом обреченно объясняет: - Ты вот просто подумай о том, что он увидел. И что мог об этом подумать. Мордекай непонимающе моргает, пожимает плечами и рассеянно облизывает кончиком языка мороженое с ложечки, затем внимательно прислушивается к ощущениям и сует ее в рот целиком. Мордочка его начинает выражать несвойственное Хеллеру удовлетворение жизнью. Дверь снова скрипит, и в комнату вновь влетает беспокойная Айви, гремя длинными бусами и кокетливо поправляя шляпку. - Я вообще-то хотела узнать, не проходил ли здесь Рокки, но у вас тут интереснее, - она улыбается, щуря свои яблочно-зеленые раскосые глаза, хихикает, а затем поспешно приближается к кровати Виктора, склоняется к нему и горячо что-то шепчет ему на ухо. Мордекай отводит взгляд и слышит только какие-то глупости про непрямой поцелуй, так что переключает все свое внимание на мороженое, даже излишне сосредотачивается, и потому не видит, каким удивительно пустым взглядом на него смотрит напарник. При следующем появлении Хеллера Виктор приветствует его вопросом в лоб: - Почему ты сюда приходишь? Только не говори, что ты чувствуешь вину. Тогда мой мир рухнет, - Виктор подозрительно глядит на вошедшего в комнату Мордекая, уже почти привычно устраивающегося на стуле. - Нет, не чувствую, - невозмутимо качает головой тот. - Слава богу, - Виктор откидывается на подушки. - А то я начал тревожиться. - Просто здесь как-то тихо, и ты от меня не шарахаешься. Мне тоже иногда нужно взаимопонимание с кем-нибудь. Васко согласно кивает, пораженный откровенностью, и бормочет что-то о том, что он, в общем, не против его компании, а то когда его нет, то сразу сюда набегают сочувствующие, а так не рискуют. - Эй, ты что делаешь? Мордекай невозмутимо достает из внутренних карманов и раскладывает на столе семь метательных ножей, два маленьких револьвера, странную трубку и набор пугающе длинных игл. Затем извлекает набор для их полировки, в котором даже тряпочка отстирана до ослепительной белизны и педантично сложена в четыре раза. - Ухаживаю за своим оружием, - наконец, поразмыслив, сообщает Хеллер и начинает точить первый нож скупыми движениями. - Ты вот понимаешь, как называется то, что сейчас между нами происходит? Мордекай глядит на него с неприкрытым удивлением и отголоском еще какого-то чувства, приподняв бровь и не переставая, между тем, полировать блестящее лезвие. - Это называется доверием, - обрывает театральную паузу венгр. - Что? Конечно, я тебе доверяю, мы с тобой столько лет уже работаем, - похоже, на Мордекая это откровение не производит ровным счетом никакого впечатления. - Ты показал мне свое оружие. Все свои потайные карманы, - продолжает настаивать на своем Виктор. В коридоре раздаются приглушенные неуверенные шаги. - И что тут такого? Не вижу ничего особенного в этом. Мы союзники, это нормально... - Эй, там, в коридоре! - Виктор с трудом садится в постели и повышает слегка окрепший за эти дни голос. - Иди сюда. В комнату робко входит Веснушка. - Вы меня, мистер Васко? Тот ничего не отвечает, лишь ухмыляется, глядя на Мордекая, в мгновение ока рассовавшего все свои игрушки обратно по карманам. - Это доверие, - довольно сообщает он, наконец. - Просто признай. Кальвин с трудом удерживается от того, чтобы покрутить когтем у виска, и просто молча растворяется в коридоре. Проходит еще пара дней. Больше не приходится кормить Виктора, ругаться с ним – они просто тихо сосуществуют бок о бок. Мордекай теперь вместо того, чтобы проводить время внизу, часто сидит у него, обычно просто молча – читает книги или готовится к очередным вылазкам, и совершенно не может понять, как же это успело войти у него в привычку. Он оправдывает это тем, что иначе пострадавшему из-за него Васко будет слишком скучно – вставать тому по-прежнему нельзя. Один раз он притащил бутылку виски, и они молча её распили. По крайней мере, молча в той части, которую Хеллер помнит – большая часть бутылки досталась ему. Об остальном ему знать не хочется – больно уж странно в его следующий визит на него глядел Виктор. Они сидят в тишине, когда Виктор неожиданно сообщает: - У меня рана чешется. Мордекай настороженно глядит на него и думает. О доверии. О том, что ему, кажется, жалуются. Виктор жалуется. И еще он думает об их взаимоотношениях – наверно, именно это называется дружбой. - Не трогай, чешется - это хорошо: значит, заживает. Давай посмотрю. Хеллер поднимается на ноги, слегка разминает затекшую спину и поправляет воротничок, прежде чем подойти и склониться над его животом. Дверь у него за спиной, и он чувствует легкий сквозняк, тянущий по ногам и играющий с низом штанин. - Ой, - это Рокки, который появляется как всегда неожиданно, и он начинает похабно хихикать. - Пойдем скорее, пока нас не убили, - лопочет Веснушка, с любопытством выглядывая из-за плеча двоюродного брата. Мордекай оборачивается медленно-медленно, и их как ветром сдувает, лишь слышится топот ботинок по коридору. В коридоре, кстати, отличная акустика, и до Мордекая с Виктором, как из трубы долетает оправдание виноватым тоном (слишком виноватым, чтобы быть искренним): - Мы не хотели мешать вам в такой момент. И вообще, знайте, что Америка – самая толерантная страна со свободными нравами. Мы все понимаем. - А я вот что-то вообще перестал понимать, что происходит в последние дни, - голос Хеллера скатывается в легкий рык – как в той истории с запонками – и в нем сквозит угроза. - Эй! – Виктор с трудом садится в кровати и безуспешно пытается окликнуть его, но тот хлопает дверью и скрывается в коридоре. Васко понимает, что в этот раз без жертв не обойдется. Особенно когда тот поймет, что о них уже давно думают окружающие. Мордекай находит Рокки и остальных в полупустом в дневное время зале, где сидит лишь пара помятого вида котов и занимаются делами члены команды Мэй, готовясь к вечернему наплыву посетителей – надвигаются выходные, и для многих они начинаются именно здесь. Хеллер дышит чуть чаще обычного, а его желтые глаза щурятся так недобро, что Рокки хочется спрятаться за что-нибудь. Хотя бы за чью-нибудь виолончель. - Вы можете, наконец, объяснить, - начинает он убийственно ровным тоном, намекающим, что лучше бы повиноваться, - что происходит? Рикаби давит в себе желание ответить фразой о том, что ему должно быть лучше известно, что между ними происходит, но он авантюрист, а не смертник. - Что бы ни происходило, оно мне не нравится, - продолжает Мордекай угнетающе спокойно и тяжело, и даже его лакированные ботинки хищно скалятся. – На меня как-то странно смотрят. Как-то странно со мной говорят. Какого-то черта все время пытаются обсудить Виктора. Это намек, да? Он с удивлением глядит, как многие опускают взгляд и принимаются разглядывать трещинки на каменном полу. Кто-то с энтузиазмом протирает стакан, словно надеется высечь искру. Даже случайные личности заинтересованно подняли уши. - Да, это из-за меня ранили вашего любимого Виктора, - наконец взрывается он, - да, я виноват. Да, мне бы следовало извиниться или хотя бы сказать ему об этом. Только какое, черт возьми, вам до этого всего дело?! – по окончании тирады он тяжело дышит, и отчетливо понимает, что стальное самообладание только что дало глубокую трещину. И еще понимает, что все притихли и с интересом глядят куда-то за его плечо, как в глупых комедиях или мелодрамах. И он точно знает, что увидит за своей спиной, поэтому оборачиваться не спешит. - Извинения… приняты, - голос у Виктора хриплый, говорит он с трудом, потому как вставать ему явно еще противопоказано. – И присоединяюсь к вопросу… какое вам до этого дело? – лоб его покрывает липкий пот, и хвост обвисает безвольным лисьим хвостом, Мордекай посылает больному бутлегеру укоризненный взгляд и спешит к нему, прислонившемуся к дверному косяку. - С ума сошел вставать? Лишние литры крови появились? – Виктор невольно хмыкает от этого ворчания и вспоминает про «мамочку». – У тебя же рана откроется! Васко инстинктивно прикрывает рукой чистые бинты, потому как и правда чувствует ноющую боль в боку. Тишину, словно нож - бумагу, прорезает театральный шепот Айви: - Боже, вы посмотрите, какие они милые! Веснушка, к которому она обращается, отходит на пару шагов в сторону и пытается сделать вид, что ничего не слышал. Вообще вокруг Пеппер быстро образовывается своеобразная мертвая зона – остается разве что только Митзи, которая тоже глядит на них с каким-то подозрительным умилением. - Так что, слухи не врали? – осторожно интересуется кто-то, будучи не в силах сдержать любопытство. - Какие слухи! – как ужаленный подскакивает Рокки. – Я сам все видел, - он гордо выпячивает тощую грудь, и лишь потом понимает, как на него смотрят и Виктор, и Мордекай – расправа неизбежна, особенно со стороны угрюмого Васко. - Так ты понимаешь, что происходит? – тихонько интересуется у него Мордекай. Виктор словно не слышит вопроса, но на самом деле он размышляет – кивнуть или нет. Потому что он-то понимает, давно, в общем-то, уже понял. Ему хочется объяснить, насколько идиотски выглядели некоторые моменты, в которые их навещали, но еще больше ему хочется расхохотаться. Айви подбегает к ним. - Да что тут понимать, - улыбается она, щуря блестящие любопытные глаза, и снова решает все за него. Она хихикает и толкает Мордекая к нему легким движением тоненькой лапки. – Целуйтесь уже. Хеллер от неожиданности подчиняется, и по залу прокатывается дружный вздох. Второй раздается пару секунд спустя, в звенящей от напряжения тишине, после того как Виктор прикрывает глаза и сгребает его за лацканы пиджака, но лишь для того, чтобы склониться к нему поближе. Мордекай не предпринимает попыток вырваться, его хвост слегка покачивается из стороны в сторону. Митзи и Айви довольно улыбаются.