Выжившая

Я упала во тьму. Дверь захлопнулась, а за ней послышался противный смех. Я встала, упираясь о стену. В этот раз телефона не было рядом. Наверное, он выпал в кабинете Следермена, а вместе с ним пропала надежда на спасение. В темноте я несколько раз вступила во что-то, схожее с лужей. Только сейчас мой нос унюхал запах гнили. Может, Джефф решил, что я чистюля, и груда мусора меня невероятно напугает? Огромная ошибка. «Это, наверное, сок разлили, просто какая-то свалка в комнате, вот и всё», — пыталась успокоить себя я. Вдруг яркие лампы вспыхнули, от непривычки и неожиданности я закрыла глаза. А открыв их…я потеряла всякую надежду на будущее… Первое, что я увидела — кровь. Она была везде: на полу, на стенах, на потолке. Везде валялось множество расчленённых тел, изуродованных до неузнаваемости. И среди этого ужаса была она. Покрытая трупными буро-красными пятнами, посиневшим лицом и повешенная на крючке на крепкую петлю. Руки исписаны царапинами, нанесёнными острым предметом, по ним текла алая жидкость, отчего по помещению раздавался эхом капающий звук. Я оцепенела, не зная, что мне делать. Приходящее осознание заставило подбежать к телу и попытаться снять петлю. Высоко. Помню, как зову её по имени и касаюсь окровавленных рук. И меня будто ударяет током. Верёвка, сдавливающая нежную шею, будто накинулась и на мою, резко лишив кислорода . Я упала. Резкая боль в горле и невероятная тяжесть головы. Хриплый крик врезается в уши и разрывает душу на мелкие кусочки. Её крик. Перед глазами замелькали красные круги, а в ушах слышался звонкий детский смех. И весь мир, собиравшийся с самого детства, разрушился до основания. Приступ закончился так же неожиданно, как и появился. Придя в себя, я посмотрела наверх. Рыжая копна волос закрывала половину посиневшего веснушчатого лица. В полузакрытых потускневших зелёных глазах не было жизни. А на руках поломанные ногти — признаки борьбы за существование. Как же так получилось, Кенни? Я отсела от неё и закрыла лицо руками. Только вчера она рассказывала мне о том, как поливала цветы в большущем саду, утверждая, что запах благоухающих алых роз был самый лучший в её жизни. А сейчас её бездыханное тело покачивается на верёвке от моих недавних манипуляций. В голове, как в киноленте, прокручивались воспоминания. Вот мы подрались с ней в детском садике из-за ведёрка, так мы с ней познакомились; а здесь испачкали свои платья в мороженом в первый день школы и долго выслушивали лекцию от мам; а тут отмечаем день рождение Кенни, который выпал на первый день сессии. Да, не обходилось без ссор, ругались, дулись друг на друга, но не проходило и часа, и мы названивали друг другу и просили прощения. А ещё она боялась умереть. Страх смерти у неё возник два года назад, когда врач объявил семье, что её брат умирает. Он, жизнерадостный светловолосый парнишка, постоянно укрывающий её по ночам и целующий в лоб на прощание. Тот, кто готовил ей завтраки по утрам, когда она ходила в школу, забирал иногда на каникулах домой и приезжал в любой ненастный день, освещая наши рутинные дни своей улыбкой. Он, чистый душой человек, лежал в больнице, слабый и беспомощный, в больном бреду требующий избавить его от страданий. А она, сидящая целыми днями и бессонными ночами у больничной кровати, с паникой и горем в глазах, просила помочь всех: и его друзей, и приходящих поменять капельницы медсестёр и врачей. Но те лишь виновато опускали глаза и разводили руками. Однажды он стал до ужаса спокоен и больше не просил ни о чём. Смотря из окна на усыпанный снегом город, он поздравил её с Рождеством и поцеловал в лоб. И уснул. Навсегда. Никто не мог успокоить её в те минуты. Её состояние было на грани депрессивного. Месяц её не было в университете. В один из таких дней, когда я пыталась приободрить её, она неожиданно взяла с меня обещание: если она умрёт первой, то я пою ей колыбельную из фильма ужасов. Мы вместе заучивали ее когда-то, и в голове прочно засел этот текст. Я не придала этому значения, но сейчас… Я пододвинулась к телу и шёпотом запела. Однажды я тоже услышала строки колыбельной. В выпускные классы, первые зимние деньки мы играли в снежки и, как это бывает, я простудилась. Грипп осложнился до пневмонии. Дело было настолько плохо, что я стала походить на зомби. Помню, как на шестой день Кенни пришла ко мне домой после школы, не поприветствовав, кинула верхнюю одежду на стул, села на край постели и спела, смотря пустым взглядом в одну точку. На следующее утро мне полегчало и в конце концов я выздоровела. Жалко, что сейчас не сработает, и Кенни не поправится. Посмотрев ещё раз на подругу, в кармане её штанов я заметила острый край пожелтевшей бумажки. Аккуратно вытащив её, перед глазами предстал знакомый каллиграфический почерк Джонсон. «Зачем им всё это? О чём вы подумали в момент, когда попали сюда? Вы боялись? Вы думали о возможном местонахождении? Или молились? В такой ситуации в разуме по- любому властвует паника, доводящая до состояния истерики. Но знаете что мне пришло первым в голову? Мысль о мотивах убийц совершать такое. Помимо нездорового удовольствия преследовалась ещё какая-то цель. Настолько важная, что они обсуждали это между собой. И за время проживания здесь я узнала их тайну, благодаря которой они, возможно, и остаются живыми и безнаказанными и хочу поделиться с теми , кому попадёт этот блокнот в руки…» На этом моменте повествование обрывается. Вытащив блокнот, я заметила, что три-четыре листка из него небрежно вырваны. И сейчас в моих руках находилось что-то настолько тайное, что хранение этих строк в записной книжке не было возможным. Но что всё это значит? Откуда у Кенни листок? Столько вопросов появилось в голове, но ответов на них почти не было.

***

Мне всё-таки удалось снять Кенни с потолка. За это время она похолодела. Но это не помешало мне заснуть в обнимку с ней, как раньше. От пережитых чувств сны были яркими и запоминающимися. Мне снилась подруга, которая не переставала говорить и улыбаться. Я запомнила из сказанного только три слова — ты будешь жить. Я ей сначала не поверила, ибо выжить в плену у убийц не многим дано. Особенно мне. На меня покушались, недобро смотрели, да и чуть не погибла в кабинете Слендермена. Не хотя этого, я нашла себе новые проблемы, поставив «кровавую подпись» на странный договор. Интересно, есть ли что-нибудь об этом в карманном блокноте Эвен? Я очнулась от голосов, доносившихся за дверью. Они мне были знакомы — диалог шёл между Джеффом Убийцей и Безглазым Джеком. За несколько дней пребывания здесь я запомнила их клички, да и в записной книжке было написано краткое описание каждого. Джеффа Эвен описывала так: «опасный, с ним нельзя нормально пообщаться или договориться, он — самый агрессивный и безумный»; а Джека называла «двуличным, бездушным и полное пофигизма к людям существом». Я без споров и рассуждений поверила записям. А между тем, диалог продолжался, и я прислушалась: — Джефф, а сегодня уже грохнули кого-нибудь? — спросил Безглазый. — А то мне так хочется прикончить одну… Она на вид кажется здоровой, надеюсь, почки у неё тоже в хорошем состоянии. А то я вчера убил парня, а почки негодные! Мне сразу захотелось закурить, запить и занаркоманить одновременно. Моя жизнь сейчас зависела от слов Джеффри Вудса. Противный смех сотрясал коридор — Лимит исчерпан, почкоед, может, я даже и убил ту девчонку, из-за которой ты тут возмущаешься, пошли посмотрим. Ключ повернулся в замке два раза, и дверь открылась. Я сидела в углу, смотря в пол, потом медленно и нехотя взглянула на них. Джефф по-настоящему улыбался, а Джек внимательно и с интересом рассматривал всё. Его взгляд остановился на мне. Я только сейчас поняла, что до сих пор обнимаю Кенни. Объятия стали только крепче, сердце учащённо забилось. Я молча следила за их движениями. — Ух ты, как ты всё «украсил» здесь, — оценил Безглазый, — только вот убил не ту. Интересно, какие у этой покойницы почки… Он подошёл, присел и начал хладнокровно ковыряться в Кенни голыми руками, делая вид, что меня сзади неё нет. Мерзко и отвратительно. Тошнота вырывалась наружу, но я сумела ее подавить. Парень абсолютно равнодушно относился к этой ситуации, был спокоен, невозмутим. Делал вид, будто меня нет позади бездыханного тела лучшей подруги. Бывшей лучшей подруги. Снова пронеслись все моменты связанные с Кенни. Ох, черт подери, это должна была быть я! Она не заслужила такого исхода. И я не позволю так обращаться с ней какому-то уроду. Тем более таким образом. Ненависть охватила меня, окутала своими ледяными руками. Сдавливала. Сжав кулаки, я пыталась убавить отвращение, переходящее в гнев, но становилось только хуже. Ненавижу этого убийцу, ненавижу это место, не хочу видеть пустые глаза Кенни! Я не выдержала и в порыве гнева со всего размаху вмазала маньяку по маске. Честно говоря, никто не ожидал такого исхода событий, даже я. Маньяку без страха ударить по маске? Мне точно конец. Пора готовится к загробной жизни. Маска отлетела, и мне представилась возможность посмотреть на его лицо. Серое, искаженное в гримасе недоумения, а затем — озлобленное; неровные острые и жёлтые зубы; глаза — чёрные дыры с активно вытекающей жидкостью цвета нефти. Жесть, слабонервным лучше не смотреть. А я не могла оторвать взгляд от ужаса, будто была под гипнозом. Джефф убийца громко хохотал. — Во даёт! — Да я её сейчас придушу! — Джек уже было сомкнул на моей шее пальцы, но Джефф его остановил. — Ан нет, Джек, мне не хочется этого говорить, но давай-ка лучше оставим это на потом? Может, кто-нибудь её изощрённее прикончит, как Салли эту девчонку сегодня, — он кивнул в сторону Кенни. — Давай повременим. Он не хотя выпустил мою шею из рук и прошипел: — Я лично об этом позабочусь. И, подняв маску с пола, поспешно ушёл. Джефф ещё некоторое время хихикал, смотря ему вслед, а потом обратил своё внимание на меня. Я пыталась восстановить дыхание, держась за шею. — Что-то ты всем сегодня не угодила, — заметил Вудс. — Даже Слендермену, из кабинета которого никто не выходил. Удивительное явление, — на какое-то время он замолчал, а затем заговорил звонко и весело, — Ну что ж, Безглазик выполняет свои обещания, тебе конец, — захохотал, словно злобный учёный, затем его схватил приступ кашля, и после недолгой паузы продолжил: — пошли, покойница.