***
– И долго ты собираешься затягивать сдачу романа? – насмешливо спросила женщина, потягивая из широкой чашки ароматный чай. – Рей, насколько я помню, твой редактор позвонит тебе на выходных, а я знаю, что у тебя ни одной страницы еще не готово. – Мезуми, прекрати, – недовольно ответил ей молодой мужчина, перебирая бумаги, горой лежащие на низком столике. – Ты прекрасно знаешь, что я не могу писать, пока не соберу необходимый объём информации по выбранной теме. Мезуми только довольно усмехнулась и, грациозно потянувшись, поставила чашку на стол. Маленькая хрупкая японка даже в свои тридцать семь продолжала выглядеть завораживающе величественной. Она никогда не казалась Рею особо красивой, но умела производить ошеломляющее впечатление, то самое, которое западет в душу и не стирается из памяти вместе с ее хитрой улыбкой. – Тебе ничего не заплатят, – продолжила отчитывать друга Мезуми, – и у тебя снова не будет денег, чтобы закрыть долг за квартиру. Уже в который раз. Рей, я помню, что ты очень ответственный, давай это будет относиться и к выполнению работы в срок. Мужчина недовольно поморщился и отвлекся от поиска бумаг. Рей Харада был сыном коренного японца и женщины из семьи европейских беженцев. Он сумел вобрать в себя все заметные черты ребенка от смешанного брака. Будучи выше и светлее обычного японца, Рей был чуть полноват и вечно растрёпан. Приятное круглое лицо производило слишком наивное впечатление, из-за чего он выглядел моложе своих лет, почти мальчишкой. – Мезуми, я найду как заплатить за квартиру, – проворчал он. – Это не тот вопрос, о котором тебе стоит беспокоиться. Я уже ищу себе подработку. Женщина громко рассмеялась, отмахиваясь от подобных аргументов. – Рей, ты уже взрослый, а рассуждаешь как ребёнок, – отсмеявшись, сказала она. – У тебя уже есть работа – ты писатель. И пока ты тут занимаешься ерундой, вроде доставки пиццы, и рассказываешь мне сказки о поиске достойной раскрытия темы, твои конкуренты успешно строчат книгу за книгой, получая за это свои весьма приличные гонорары. – Ты знаешь, что я не буду подобным заниматься, давай оставим эту тему. Я могу написать в любой момент с десяток подобных историй, уже проверил, но не собираюсь даже обсуждать подобное творчество, – поморщившись, ответил мужчина, убирая опустевшие чашки на поднос. – Ах, да. Это же глупая непроработанная писанина без внятной идеи, сделанная под копирку. Ты как-то так мне описывал. А я прекрасно помню ту самую твою проверку. Когда пару лет назад тебе внезапно потребовались деньги, ты прекрасно смог за два месяца закончить роман. И разошелся он более чем замечательно, получив положительные отзывы твоего нанимателя. Тебя ведь после него взяли работать в издательство? Рей недовольно посмотрел на Мезуми, которая пусть и щурилась насмешливо, действительно считала, что делает лучше. Тяжело вздохнув, он ответил: – Это самая провальная из всех моих книг. После неё мне на почту посыпалась куча замечаний и поправок. Её потому и заметили, что она породила столько обсуждений, связанных с моими промахами. Нет, в подобное я больше влезать не буду. Теперь я всегда всё изучаю с самого близкого расстояния. – Да ладно, подумаешь, подсказали, где ты ошибся, – беспечно махнула рукой японка. – Все учатся на своих промахах, а ты не хирург, чтобы переживать о мелких помарках. Письма со злобной критикой приходят всем, ты не особенный. – Это другое! Одно дело – критика, другое – когда мне тыкают пальцем в откровенный брак и недоработки. И писать пустые истории я точно больше не буду. Я не могу так. Мезуми только рассмеялась. Легко и беззаботно, стирая своим чистым смехом недовольное выражение с лица Рея. Мужчина улыбнулся и предложил подруге еще чаю. Удерживая двумя руками широкую чашку, женщина подняла на писателя хитрый взгляд. – Это ведь тот самый чай, который я в прошлый раз привозила тебе в подарок? Рей виновато пожал плечами, признавая ее правоту. Но сам спросил совсем о другом: – Ты когда улетаешь? Я слышал в новостях о том, что полеты прекращают, а ты ведь сейчас работаешь в Саппоро. – Всё верно, – кивнула Мезуми, – я застряла здесь на пару недель. Ничего, у меня и здесь работы хватает. Хватит переводить тему. Чая у тебя нет, потому что снова ты потратил всё, оплатив какие-то курсы? Всё, чтобы подробней рассмотреть выбранную тему с близкого расстояния? И, глядя на виноватую улыбку Рея, Мезуми снова рассмеялась.***
Когда Мезуми ушла, Рей, убирая стол, оглянулся на пылающий в окне закат. Мужчина оставил в покое чашки и вышел на балкон, стараясь поймать этот редкий в последние дни момент меланхолии, которая чаще всего и проводила его к новым идеям. Его дом стоял на окраине города – одинокий небоскрёб из тех, которые чаще можно найти в центре. Рею всегда нравилась эта квартира. Вид из её окон, не скрытый соседними домами, простирался на многие километры вокруг. Сейчас он видел город под неестественно оранжевым, искаженным куполом, светом. Подняв взгляд, Рей увидел мутное небо, покрытое изредка проходящей рябью. Он появился семьдесят лет назад, когда мир разорвало на части. Когда-то Рей изучал то время, даже помимо школьного курса, который старался смягчить произошедшее, заставить поверить, что все было не так страшно. Континенты разрывало на части, города складывались, словно карточные домики, а люди сходили с ума. Статистика смертей за тот период ужасающе разнится, но однозначно больше половины населения планеты тогда погибло. Возможно. Япония, которая в один момент оказалась укрыта непроницаемым барьером, не знала о том, что происходит в остальном мире. Её больше волновали тогда свои проблемы – серия мощных землетрясений похоронила в море несколько островов, в том числе и Сикоку, и поменяла местами остальные, оставив города в руинах. А когда ученые смогли преодолеть барьер, было уже слишком поздно – внешний мир изменился настолько, что было совсем не до подсчётов. На месте существовавших когда-то государств остались лишь пустоши или города новых поселенцев. Изменился даже ландшафт, будто знакомые горы и острова решили куда-то сбежать, оставив на своем месте малопохожих дублёров. Впрочем, большую часть этого Рей знал только со слов Мезуми – с её таинственной государственной работой она знала гораздо больше остальных обывателей и позволяла себе иногда делиться информацией со старым другом. Рей подошел к самому краю балкона. Мимо неслышно скользили флаеры, улетая куда-то в сторону пригорода. В центре города воздушное движение запрещено, но здесь, на окраине, шла одна из основных трасс. Города отстраивали заново, и страна, наполненная беженцами из Азии и Европы, навсегда потеряла привычный когда-то вид. Традиционная архитектура ушла, уступив азиатскому новаторству, полному небоскрёбов и электронных щитов. Привычки и манеры европейцев уже никого не удивляли, и люди здоровались, пожимая руки, уже гораздо чаще, чем гнули спину в поклоне. Смешанные браки вытесняли старые нации. В первые годы после катастрофы выяснилось, что многие из тех, кто смог пережить загадочную болезнь, обладают необычными способностями, которые позволяют перешагнуть грань привычной физики и представлений людей. Подобных выживших обобщенно назвали псиониками и сразу обвинили в произошедшей катастрофе. Учитывая, что необъяснимая сила, которую они получили, часто сводила своих хозяев с ума, поверить в это было несложно. Началась новая война, в которой призывали истребить всех нелюдей с целью вернуть спокойствие на бунтующую землю. Кровопролитие остановило правительство, приняв жесткие меры, задавив поднимающееся восстание и получив поддержку от тех, кого за глаза недоброжелатели назвали мутантами. Мезуми когда-то пыталась объяснить ему, почему это не так, но Рей почти сразу потерялся в специфичной терминологии и решил, что начнет подобные изучения с чего-нибудь попроще. Псиоников даже по прошествии стольких лет всё ещё не любили, но уже привыкли к их существованию, зная, что правительственные конторы строго контролируют занятия и перемещения каждого из них. К тому же только эти необычные люди могли помочь разобраться с тем, во что превратился мир. Вкус какао, которое в этот раз оставила Мезуми, был невероятно хорош. Особенно если сравнивать с теми синтетическими заменителями, которые вместо еды продавали в магазинах. Рей, который успел сходить заварить себе чашку дорогого напитка, сидел на балконе, пристроив подбородок на поручне, и смотрел на искрящиеся в высоте цвета, которые искажал купол, превращая обычный красный во множество оттенков, растянувшихся по небу в однотонной радуге. Закат без купола он видел только в старых фильмах, и любил то небо, которое у него есть сейчас. Пусть такое, неправильное, запертое, но все же его. Скоро оно будет круглосуточно залито синим светом аномалий, прекрасных убийц, похожих на пламя, манящее мотыльков. Похоже, все мотыльки уже внутри фонаря. Сбежать из-под купола возможно только в очередную историю, снятую, нарисованную, напечатанную. Нужен новый мир, наполненный пусть и тревогами, но любовью, которая пусть и не всегда сможет справиться с горем, но подарит желание бороться. Рей поставил чашку и встал, опираясь о перила балкона. На его лице появилась хитрая улыбка, пока еще загадочная, но определенно предвещающая новую историю.***
Дни, до этого летевшие, будто грешники в пропасть, теперь внезапно растянулись, даря каждому часу, минуте, возможность задержать и подробно рассмотреть синие всполохи, наполнившие вечернее небо. Яркие цвета аномалий, конечно, стоили потраченного времени, но Рей устал нервничать. Он просто хотел, чтобы предстоящее унижение быстрее закончилось. Отбросив планшет с незаконченным рисунком, он пустым взглядом наблюдал за видимым из его окна куском неба, считая, сколько времени понадобится синей воронке, чтобы догнать следующее кучевое облако и превратить его в лохмотья. Так уже случилось с предыдущим, и теперь его обрывки медленно таяли на темнеющем небе. Резкая трель коммуникатора нарушила тишину, заставив Рея подорваться, будто он не ждал этого звонка весь день. Пряча планшет с рисунком под низкий столик, он быстрым взглядом окинул комнату, проверяя порядок, как перед приходом родителей. Тяжело вздохнув, он включил связь. – Добрый вечер, Харада. – С голографического экрана смотрел совершенно седой, но ещё моложавый мужчина. Йосида был наставником и покровителем Рея в самом начале его творческой карьеры. Дав когда-то ещё юноше работу помощника редактора, он помог Рею окончательно выбрать будущую судьбу. – Добрый вечер, – склонив голову, ответил Рей, понимая, что снова, как вчерашний выпускник, теряется перед опытным коллегой. – Я отправил вам подробное письмо. – Я его получил, но оно не объясняет происходящее. Ты уже второй раз срываешь срок сдачи. Я не могу понять, почему такой ответственный человек, как ты, больше не выполняет свои обязательства. – Рей сидел, опустив голову, слушая обвинения, пусть и сказанные мягким тоном, но вполне вероятно предшествующие расторжению его договора с издательством. Йосида знал, что этот контракт является единственным постоянным источником дохода молодого писателя и выражал справедливое удивление его безалаберности. – Я не смог подготовить обещанный текст. Только сейчас я смог подобрать подходящую тему, требующую раскрытия, но мне ещё нужно собрать информацию и... – Это не объяснение. Харада, это не школьное задание, которое можно принести позже, мы с тобой взрослые люди. Ты дал обязательства, тебе платили за твою работу, но результата нет. Никого не волнует, сколько тебе нужно времени, если в договоре указан срок. – Вы прекрасно знаете, что я не могу, как Кагава, написать о своем вчерашнем ужине, оформив это как трагическую аллюзию, лишь бы успеть к сроку сдачи. Йосида тяжело вздохнул и внимательно посмотрел на упрямого мужчину. – Я знаю разницу между вами. Да, твоему усердию я симпатизирую намного больше, но Кагава не срывает сроков. Это замечательно, что ты с такой ответственностью подходишь к качеству своих работ, но лучше оставь это для отдельных работ. Харада, быть может, если ты не справляешься с подобным, тебе стоит оставить это в качестве хобби? Ты, как я помню, образованный. Архитектор, верно? Рей хмуро кивнул. – Точно, я правильно помню. Мы же с тобой так в первый раз и познакомились, когда ты работал на компанию Сидоки. Вы строили это здание, в котором находится и наш центральный офис. Прекрасное здание. Уверен, что тебе за участие в том проекте заплатили больше, чем за любую из твоих книг. Возвращайся к этой работе, а написание книг оставь для своего досуга. Может, тогда ты поймешь, что иногда людям нужно просто что-то, что можно почитать на досуге вечером. Не всегда нужно быть таким серьёзным. – Так делать нельзя! – вскрикнул Рей, подрываясь с места, готовый сейчас бежать в издательство и доказывать этому человеку, почему он не прав. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки и продолжить разговор спокойно. – Неужели вы думаете, что я не рассматривал такой вариант? Просто люди никогда не ищут что-то великое и умное, они всегда ищут что-то, с чем можно будет отдохнуть вечером, в поездке, даже утром за завтраком. Если они говорят, что взяли эту книгу для развития, желая что-то из нее узнать, они все равно хотят, чтобы было интересно. И да, будут читать ее также вечером перед сном. И люди верят книгам, даже самым фантастичным, самым несерьезным, но они все равно верят мыслям, которые хочет донести автор. И в них нельзя врать или лицемерить, нельзя пытаться прикрываться чужой философией только потому, что ты не успел придумать, о чем пишешь. Нужно всегда заранее знать, что и зачем ты хочешь рассказать и кем должен стать человек, который закроет книгу. – Ох, Харада. С тобой самим все всегда не так просто. Видимо, поэтому ты и не успеваешь в срок, – улыбнувшись пылкой речи своего ученика, сказал Йосида. – И что мне с тобой делать? Рей снова виновато опустил голову. – Контракт я продлю, но аванса не жди, пока не пришлешь мне черновик. Даю срок ещё в два месяца. За это время всё должно быть закончено, – и, посмотрев на удивленного Рея, со вздохом добавил. – И только не говори, что ты не знал, что так будет. Куда уж я тебя отпущу.***
– Рейко, не требуй от меня невозможного. Я понимаю причины всей этой спешки. Я понимаю и угрозу мирному населению, которую вы устроили. Не нужно пытаться меня еще раз убедить в том, что это опасно. Мезуми остановила машину недалеко от дома Рея и зло спорила с наручным коммуникатором. Браслет проецировал в воздух изображение женщины, спокойствие которой казалось более непоколебимым, чем барьер вокруг Японии, а холод взгляда спорил с арктическими льдами. Рейко уже переступила порог молодости, но это успешно скрывали яркие восточные черты, коротко обрезанные волосы и серый лабораторный халат. Её спокойный взгляд не выражал никаких эмоций, а вот слова прозвучали весьма требовательно. – Ты знаешь, что я не стала бы к тебе обращаться по пустякам. Груз нужно вывезти из Токио как можно быстрее. Я понимаю, что сейчас полеты невозможны, но я хочу, чтобы ты пришла в лабораторию и посмотрела на результат. Вероятно, тогда мы сможем лучше понять друг друга. – Все проблемы от того, что твоя лаборатория торчит посреди Токио, – зло прорычала Мезуми. – Если бы твои подопечные находились подальше от крупных городов, то никакой угрозы бы не было. – Я не несу ответственности за то, что люди решили опять поселиться возле врат. Без них мы бы не смогли так далеко продвинуться в исследованиях. И ты знаешь, что никто не запретит мне их использовать, ведь именно мне удалось их снова открыть. – Ладно, я погорячилась – сказала Мезуми, махнув рукой на изображение бесстрастной подруги. – Но у меня все равно не вызывает это радости. – Наверное, потому что это твоя работа, – ответила Рейко, и на какой-то момент показалось что она сейчас улыбнется. – Я буду ждать тебя. Рассеяно махнув рукой над браслетом и завершая звонок, Мезуми перевела взгляд на небоскреб. Здание одиноко выделялось на фоне низеньких домиков, отбрасывая тень, полную синих бликов, на несколько кварталов. Тяжело вздохнув, женщина выключила электронику в машине и вышла, направившись ко входу в дом. Сканер над входом в квартиру уже привычно определил в ней разрешенного гостя и бесшумно открыл дверь, пропуская внутрь. Рей услышал звонок, оповещающий о гостях, и стянул очки, отключая сеть. Оглянулся. – Привет. Я уже думал, ты сегодня не заедешь. Так много работы? – поинтересовался он, поднимаясь заваривать чай. Мезуми рассеяно кивнула другу и устроилась на любимом диванчике. – Не то чтобы много, просто она меня пытается догнать, даже когда я уже освободилась. Не бывает у нас выходных, – женщина улыбнулась и с интересом стала рассматривать рисунки, небрежно брошенные на столе. – Ты снова бумагу переводишь? Зачем тебе только твой навороченный планшет, если ты постоянно тратишь кучу денег на бессмысленно дорогую бумагу? Рей пожал плечами, не пытаясь оправдываться. Мезуми перебирала рисунки, изображающие людей, существ, похожих на людей, дома и оружие. Где-то стремительно летел вперёд поезд, исчезая в провале открывшегося портала, а где-то застыл среди облаков летающий замок. – Это – будущая история, – довольно сообщил Рей, ставя перед женщиной аккуратную керамическую чашку и небольшой чайник. Старый набор, переживший еще катастрофу, достался ему от отца. – Похоже, снова будет что-то мистическое. А ты всю ночь рисовал, вместо того, чтобы писать? И как собираешься сдавать работу? Или будешь теперь иллюстратором? – насмешливо спросила Мезуми, откладывая в сторону рисунки и принимая чашку. – Может быть, потом и поработаю иллюстратором, мне нравится рисовать. А может, свою мангу нарисую. Почему бы и нет. Но сейчас я хочу писать. А это просто подготовка, я еще только пытаюсь все это представить, а рисунки помогают лучше проработать детали. – Ох, Рей. Ты бы уже определился, чего ты хочешь. То пишешь, то рисуешь, то пиццу развозишь. Вот что там за форма лежит? Рей растеряно оглянулся на сложенные стопочкой новые вещи и покраснел. – Меня взяли по договору на несколько смен в воздушное кафе. Это то, которое на окраине и обсуживает пилотов флаеров. Там нужно за автоматикой следить. Им хватило моего образования, даже без опыта работы. И делать там особо ничего не нужно – пару раз в день рубильники переключать и смотреть, чтобы ничего не полетело. Ну, кроме флаеров. – Рей, а ничего приличнее найти не смог? – тяжело вздохнула Мезуми. – Ну вот, а потом говорят, что в писатели идут только те, кто в жизни не смог устроиться, и кого больше никуда не взяли. Мужчина недовольно нахмурился и отодвинул чашку. – И зря говорят. Так могут думать только глупые люди, которые ничего даже не пытаются узнать. Даже если хотя бы на пару веков назад оглянуться. Среди этой профессии вообще много научных работников, врачей. Как можно представить, что люди, не способные в чем-то себя проявить, смогут написать что-то, что кого-то заинтересует? Мисима Юкио был юристом по образованию, как и когда-то Гёте. Конан Дойль и Чехов были врачами. Толкин лингвист, который преподавал в Оксфорде. И таких примеров – множество. Почему вообще кто-то может так считать? – Это действительно глупо, но всегда найдется человек, который посчитает что писать – это легко. Значит, только дураки будут заниматься подобной ерундой. Эй! Не обижайся. Я так не думаю, но тебе стоит серьезней относится к тому, где ты работаешь. Ты теряешь свое время на действительно бессмысленной работе, хотя сам можешь намного больше. – Мне нужно закончить роман за два месяца, – признался Рей, подливая себе чая и жестом предлагая его Мезуми. – Мне нужно место, где меня ничто не будет отвлекать. Где я смогу поймать свои мысли в клетку и перенести в электронный вид. Мезуми задумчиво прокрутила чашку в руках и всё же высказала вслух мысли, из-за которых сегодня приехала. – Рей, может быть, оставишь все эти глупости с подработками и пойдешь к нам? Ты быстро учишься и много знаешь. Я знаю, что справишься, ведь ты намного серьезней, чем большинство людей, которых я знаю. И да, мне нужны те, кому можно доверять, те, кто не понесут государственные секреты журналистам. – Она поставила замученную кружку на стол и внимательно посмотрела на друга. – Как тебе идея поработать моим помощником? Рей внимательно посмотрел на Мезуми и покачал головой. – Ты работаешь на Совет безопасности. Я даже не знаю толком кем, но и не хочу знать. Это всё… Далеко. Кем я с тобой стану, Мезуми? – Я работаю среди тех, кто спасает этот мир, – с улыбкой ответила женщина. – Пусть всё и не так романтично, как обычно это пытаются представить. Да, всё теперь решают серьезные люди в костюмах. Звонками и паролями. Но ответственность от этого меньше не становится. Твоей подготовки хватит на всё это. Я помню, что ты даже стрелять умеешь. И вполне неплохо. А это пригодится только при сдаче ежегодных тестов. – Я когда-то учился, чтобы описать это в книге, – растерянно ответил Рей. И сразу помотал головой. – Нет, Мезуми. Я уже сам решил, что я хочу делать. И мне нравится моя жизнь, пусть даже и приходится иногда искать деньги. Но я хочу писать. Считай, что этой мой способ спасти мир. И что-то другое мне будет только мешать. Мезуми всё ещё улыбалась. Она покачала головой и вновь взяла чашку, протягивая Рею. – Тогда налей мне ещё чашку, спаситель. И помни о моем предложении. Может быть, потом передумаешь. А пока лучше расскажи, о чём твоя новая история.***
Стоя перед зданием издательства, Рей слушал, как громко стучит сердце. Он уже давно забыл, как когда-то вместе со своим университетским наставником разрабатывал этот проект. Тогда для него это было самым важным событием в жизни, а теперь просто прошлым, о котором ему напомнил редактор. Теперь, когда даже его покровительница стала намекать ему о том, что следует попробовать себя в чём-то другом, Рей всё чаще вспоминал те первые годы, наполненные сомнениями и страхом. Вдруг это не тот путь? Здание осветила очередная яркая синяя вспышка. Автоматические двери бесшумно открылись и нежный голос системы подсказал знакомую дорогу господину Хараде. Издательство заведовало крупнейшим литературным ресурсом, официально разрешенным в японской сети. Жестокая цензура запрещала свободную публикацию, и только получив разрешение от издательства, имеющего государственную лицензию, писатель мог разместить на их ресурсе свои работы. Читательский доступ к книгам был платным и издательства, помимо обязательного требования соблюдения огромного количества правил, обычно брали с авторов плату за публикацию и процент от дохода. Но была еще и другая сторона – писатели, которых заметило издательство, имели шанс получить контракт, который обязывал их публиковаться именно на их ресурсе и гарантировал оплату за каждую книгу и поощрительные выплаты за высокий процент продаж. Конкуренция между несколькими ресурсами позволила подобным контрактам стать выгодным источником для существования воронья, которое сразу слетелось на обещанный высокий доход. Но далеко не все могли удержать себя на вершине славы и окупаемости. Во избежание создания умельцами виртуальных личностей, которые пытались выдать себя за несколько человек, переоформление контракта всегда требовало личного присутствия, поэтому Рей был вынужден оставить и свою работу, и только начатый роман, чтобы приехать. – Харада, подожди! – послышался знакомый голос где-то за спиной. Рей загнанно оглянулся, словно пытаясь найти, где можно в светлых и открытых коридорах издательства спрятаться, но встречи было уже не избежать. – Кагава, добрый день. Прости, но я сейчас спешу, – как мог вежливо поздоровался Рей, протягивая руку коллеге. Тэцуо Кагава – взбалмошный холерик, известный писатель. Его короткие рассказы и зарисовки давно получили известность и когда-то он считался лидером на всех литературных конкурсах, которые проходили в издательстве. Его считали мастером красивого описания, но коллеги за спиной шептались о том, что на этом его таланты и заканчиваются. Это не мешало его работам хорошо продаваться, поэтому Рей, который хоть обычно и был резок в своей критике, старался обходить его стороной, считая, что если не сходится во вкусах с толпой, то лучше не вступать в спор. Особенно учитывая, что, как человек излишне эмоциональный, Кагава Рея всегда раздражал. – Ты к старику Йосиде? – спросил Кагава, буквально хватая Рея за руку. – Я там только что был. Можешь не спешить, он еще занят. Рей тяжело вздохнул, понимая, что разговора не избежать, но все же попытался еще раз. – Тогда я подожду в приемной. Рад, что у тебя все хорошо. До встречи. – Погоди, ты последние новости слышал? Рей оглянулся, посмотрел на растрепанного коллегу в мятой рубашке. Судя по его возбужденному виду, эти новости действительно были очень важными. – Что-то случилось? – Ты не слышал? – удивленно спросил Кагава, нервным движением лохматя себя ещё больше. – В спортивном лагере взорвалась аномалия. Представляешь, прямо на земле! Пятнаднадцать школьников погибли. – Как же так? – ошарашено спросил Рей. – Аномалии обычно всегда на большой высоте. Они не приближаются к земле. – Говорят, что среди детей был псионик, и он своими способностями притянул аномалию. Это еще непроверенная информация, но сеть уже бурлит. Представляешь, что, если псионики могут управлять такой разрушительной силой, как аномалии? Рей растерянно покачал головой. – Я уже запланировал новый роман, пока тема ещё горяча, – радостно делился Кагава. – Нужно хватать, пока остальные не успели. Представь: одинокий подросток, который с трудом контролирует свои демонические силы, становится изгоем в своем классе. Обида копится и после событий в спортивном лагере лавиной вырывается наружу. Жестокая месть одноклассникам человека, упивающегося своим могуществом. У меня сейчас есть ещё один незаконченный проект, к тому же мне всегда не слишком удачно давались объёмные работы, так что я ищу себе соавтора. Ты просто идеальный вариант. Ну что, ты в деле? Рей даже отступил назад, подальше от этого человека. – Кагава, ты уверен, что тебе не стоит лечиться? Это трагедия. Погибли дети. А ты думаешь, как нажиться на произошедшем. – Харада, ты же писатель, что за глупости ты говоришь? Люди всегда любили читать о трагедиях. Вон, посмотри, сколько книг написано о катастрофе, разрушившей мир. О войнах, которые были до этого. Они хотят переживать. И они любят монстров в качестве главных героев. – Без меня. Я в подобном участвовать не буду. Можешь придумать что угодно, но писать вторую Керри и настраивать людей против псиоников ещё сильнее я не хочу. Кагава недоверчиво посмотрел на Рея. Будто в первый раз увидел. И, покачав головой, развернулся и пошел прочь. – Харада, с твоей моралью ты так ничего не добьешься. Рей тяжело вздохнул и закрыл глаза, всё ещё стараясь погасить вспышку гнева, так и не вырвавшегося наружу. – Он ведь в чём-то прав, Харада, – услышал Рей рядом голос редактора. Йосида стоял рядом с ним, держа в руках чашку синтетического кофе из автомата. Мужчина улыбнулся и кивком головы пригласил подчиненного следовать за ним. – Я уже и отвык тебя видеть здесь, а ведь раньше ты каждый день сюда приезжал. Когда ещё был моим помощником. – Это было давно, – хмуро ответил Рей. И не сдержался, возразил. – Он не может быть прав. – Да, конечно, писать о произошедшем сейчас – это надругательство над чувствами родителей погибших ребят, – ответил редактор, проходя в кабинет. И усевшись на своё место, продолжил. – Но через годы, когда события перестанут быть такими болезненно-близкими, кто-то напишет замечательную историю. Я уверен, что она будет печальна и трагична. Да, без такой явной провокации и копирования, иначе она не будет замечательной, но она будет. И в этом нет ничего плохого. – Может быть, через годы, – продолжая хмуриться, проворчал Рей. Привычно потянулся за планшетом начальника, на котором была установлена программа, проверяющая личность. – Но я не понимаю, зачем пытаться разжигать ненависть к псионикам. – Врёшь. Понимаешь, – мягко возразил Йосида, принимая назад планшет с результатом и выбирая на нем условия договора. – Кто-то пытается разжечь сердца людей, потому что это действительно их мысли. Они пытаются донести до людей ту правду, в которую верят. А кто-то пытается проехать в рай на спине чужих заблуждений, потому что именно их так легко и удобно использовать. Страхи и ненависть всегда были удобными инструментами для лёгкой наживы. – И вы не помешаете ему? Он же напишет это! – возмутился Рей. – Сам не напишет. Кагава ленив и всегда ищет тех, кто за него поработает. А тут такая история, которая его зарисовками не ограничится. Но если он и найдет того, кто ему это напишет, я это не выпущу. Не бойся. Нам только ксенофобских настроений на ресурсе не хватало. Рей вздохнул и еще раз покачал головой. – И всё равно это мерзко. – Но ты – писатель и должен понимать, как важно смущать умы людей. Мы должны волновать их сердца, вносить беспокойство. – Но не путать! – Почему же? И путать тоже. Чтобы они стали сомневаться и сами задумались. Сами нашли для себя ответ среди множества ложных. И перестали так беспрекословно нам верить, как ты мне недавно говорил, – все также же тихо и спокойно говорил Йосида. Посмотрев на смущенного Рея, он протянул ему планшет. – Посмотри и проверь. Всё так? Рей пробежался глазами по знакомым строчкам. – Так. – Тогда иди и работай. Помни, что должен мне книгу к ноябрю.***
Флаер низко летел над старыми, заброшенными и давно разрушенными объектами. Когда-то это были укрепления, которые должны были сдержать возможную угрозу с моря. Теперь все знают, что она никогда не придет. Только военные вышки, которые пристально следят за тем, чтобы никто без разрешения не смел приближаться к берегу, указывают на опасность этого тихого места. – Я правда всё ещё не понимаю, что ты там хочешь увидеть. Даже в школах есть видео, где показан барьер, – чуть ворчливо, но дружелюбно сказала Мезуми. – Я давно уж понял, что нельзя верить тому, что услышал в школе. И теперь хочу проверить всё сам. Мезуми рассмеялась каким-то своим, только ей известным мыслям, а Рей угрюмо смотрел на брошенный пейзаж. Несмотря на то, что всё потихоньку вновь шло к перенаселению, здесь никому не разрешали селиться и вряд ли когда-то разрешат. Барьер – то, что спасло когда-то Японию и то, чем пугали детей по ночам. Сила, способная разрушить само время. Флаер сделал несколько кругов над побережьем и, выбрав удобное место, приземлился. Морская вода была уже по-осеннему холодной, совсем забыв, что у лета осталось еще несколько дней. Рей выбрался из машины и помог спуститься на влажный песок Мезуми. – Только недавно отлив был. Смотри, «осторожно». Полоса барьера начинается раньше, – предупредила Мезуми, устраиваясь на камне. – Эх, пользуешься ты своими связями, для того чтобы попасть на закрытые объекты. Не стыдно? Рей помотал головой и присел на песок, снимая ботинки. Подняв глаза на море, он заметил две далёкие точки. – Мезуми, смотри! Что это? Женщина прищурилась и негромко ответила. – Корабли. Насколько я знаю, здесь были размещены несколько боевых кораблей. – Но ведь выходить в море запрещено. Что они там делают? – недоверчиво спросил Рей, подходя к самой кромке воды. – Осторожней, Рей. Я не знаю где именно начинается барьер. Эти корабли вышли в море еще до запрета. Семьдесят лет назад. Но, вероятно, они даже не знают этого. На них ничего не меняется, каждый день они повторяют один и тот же маршрут. Они застряли в барьере, Рей, и время перестало для них существовать. Ты хотел увидеть барьер? Так вот он. В своем истинном и страшном обличье. Его нельзя разбить, к нему нельзя прикоснуться. Мы даже не знаем, вдруг и мы тоже так же застряли, просто теперь никогда этого не узнаем? – Глупости, – оглянувшись, резко ответил Рей. – Если принимать такие утверждения за истину, то легче сразу шагнуть в воду. – И каждый день заново принимать смерть? Ты прав, Рей, но ты идеалист. Далеко не каждый способен отбросить такие страшные мысли. Скажи, зачем ты хотел это увидеть? Рей уселся на краю прибоя, чтобы волны касались его ног, и задумчиво продолжал смотреть на потерянные корабли. – И каждый, кто попадает в барьер, навечно в нем застывает? – Нет. В основном остались только те, кто был здесь во время катастрофы. Те, кто пытался пройти через него позже, чаще всего просто исчезали. Рей оглянулся. – А точно исчезали? Может быть, они успешно прошли и просто не смогли вернуться? – Точно исчезли. Можешь мне поверить, – сказала Мезуми, и в ее голосе появились те пугающие железные нотки, которые она обычно скрывала при общении с другом. Рей замолчал, стараясь собрать свои мысли. И долго лишь непривычный шум прибоя нарушал тишину, пока он все же не смог сформулировать. – Я хочу изменить мир. Я хочу, чтобы люди вспомнили, что за этим барьером есть что-то, кроме прошлого, которое так почему-то все стремятся вернуть. Все эти годы мы только и делали, что пытались вернуть утраченное. Но что дальше? Люди уже даже перестали мечтать о чем-то невероятном и несуществующем. Все фильмы, книги, игры – все о прошлом, о том, чего больше не будет. Может быть, пора оставить это позади? – Как честолюбиво, – негромко сказала Мезуми, – не просто след о себе оставить, а мир изменить. Не слишком ли замахнулся? – Если бы я хотел оставить о себе память, то я бы сжег храм Артемиды. История уже давно доказала, что люди лучше помнят чудовищ и преступников. Мне нужно не это. – Что же тогда? – Скажи, в этом мире, где фантастика внезапно стала реальностью, остался хоть кто-то, кто продолжает верить в сказки? Кто не забыл про них? Почему мы не можем уйти вперед, застыв в том прошлом, которое давно не вернуть? Почему люди думают только о том, как комфортнее устроить текущее существование, но не пытаются его изменить? Почему все так боятся того, что снаружи? – Ты собираешься толкнуть людей исследовать барьер? Этим давно занимается правительство, а обычные люди только погибнут, пытаясь на лодке достигнуть невозможного. – Нет, я просто хочу, чтобы они вспомнили, что там сейчас тоже что-то есть. Чтобы они мечтали о том моменте, когда упадет барьер, и они снова смогут увидеть чистое, не искаженное небо, а не жалели, что когда-то его потеряли. – И ты думаешь, что у одного человека может получиться сделать что-то такое глобальное? – насмешливо спросила Мезуми, удобней устроилась на своем камне, рассматривая небо. Сейчас оно было наполнено синим светом затихающих вспышек. – У каждого человека есть свой шанс на чудо, но почему-то им пользуются только единицы. Люди умирали вслед за Вертером, отправлялись в путь, прочитав Керуака. Они боялись космических пришельцев только потому, что нашелся человек, который их придумал. Боялись первого полета на Луну только из-за Крайтона с его штаммом Андромеды. Я не знаю, что получится у меня, но точно скажу, что один человек может изменить мир. – Ох, Рей. Ты сам мечтатель и хочешь заразить этим других, – рассмеялась Мезуми. Рей робко улыбнулся, продолжая наблюдать за морем. – Разве это плохо? – Нет, но иногда мне кажется, что ты теряешь свою жизнь в попытках написать что-то. Среди своих подработок и вечных долгов. Ты способен на большее. Рей тяжело вздохнул, устав уже объяснять то, что ему казалось таким очевидным, но что не могли принять его друзья. – Мне просто нравится этим заниматься. Разве это плохо – делать именно то, что хочется? Даже если не все могут это понять, а кто-то вообще критикует. В моих рассказах я хочу, чтобы персонажи были смелыми. Будет лицемерно, если я, их создатель, в жизни сам буду, чуть что, трусливо поджимать хвост, а не идти к своей цели. Ведь как я тогда смогу их понять? Рей замолчал. Подобрал камешек и со всей силы кинул вперед, наблюдая, как он плюхнувшись в воду, поднял фонтан брызг. Собравшись с мыслями, продолжил: – Мезуми, это тяжелый труд. Изнурительный, требующий больше, чем просто выносливость. Выдержать это может не каждый. И не каждый, пройдя через это, может с уверенностью сказать, что сделал свою работу хорошо. Не каждый даже будет думать об этом, опьяненный счастьем от того, что все наконец-то закончилось. Но я хочу именно этого. Я уже сжёг мосты и хочу идти только вперед. Мезуми снова рассмеялась. – Ты сегодня особенно пафосный. Это нужно срочно лечить, а то вдруг и в твои книги просочится. Как насчет того, чтобы оставить этот холодный пляж и поехать выпить чего-нибудь горячего в баре? Рей задумчиво наклонил голову к плечу, не отводя взгляд от далекого корабля, задаваясь вопросом о том, какие мысли они каждый день несут через свою вечность. – Мне кажется, что это замечательная идея.***
Роботы, привезенные из лаборатории, суетливо затаскивали в самолет свинцовые ящики. В пустом, ещё закрытом, аэропорту было неестественно тихо. Возле взлетной полосы стояли только несколько человек, молча наблюдая за процессом погрузки. – Рейко, они в таким положении хоть переживут полет? – неуверенно спросила Мезуми, не отрывая взгляда от темного провала багажного отсека. – Они переживут и многое другое. Не беспокойся. Главное – увези их отсюда, – ответила ей профессор Ямагато. – Они уже фонят так, что мне стали поступать жалобы от псиоников. – Если бы тот лагерь не был так далеко от твоей лаборатории, то я бы стала подозревать тебя в причастности к произошедшему, – все так же тихо сказала Мезуми, не оглядываясь на подругу. – Не говори глупостей, – недовольно ответила Рейко, – ты не занимаешься этим делом. И я уже занялась проверкой этого происшествия. По просьбе сотрудника Совета безопасности. – Да я помню, что я там не одна. Давай оставим эту тему. Густав, ты уверен, что уже можно лететь? Пилот тяжело вздохнул и устало убрал руки в карманы. – Я же вам уже говорил. Не бойтесь. Уже четыре дня, как не было ни одной аномалии. – Кажется, это к тебе, – прервала пилота Рейко, указывая на спешащего к ним человека. Мужчина в гражданском, запыхавшись, остановился перед Мезуми, и, быстрым привычным движением отдав честь, передал запечатанный конверт. – Сказали, лично в руки, – тяжело дыша, сказал он. Женщина благодарно кивнула, но прежде чем успела вскрыть конверт, услышала короткую трель своего коммуникатора. Увидев, кто ее вызывает, она отошла в сторону. – Как я понимаю, конверт от тебя, – без приветствия спросила она у своего старого друга, а также прямого начальника. Изображение показало уже пожилого мужчину, скорее европейского типа. Его лицо выражало крайнюю степень усталости, а воротник дорого костюма был небрежно расстёгнут. – Ты верно всё понимаешь, – кивнул он. – Я хотел, чтобы ты это увидела. Проверь, чтобы за тобой не подглядывали. Мезуми недовольно оглянулась, проверяя, что ее спутники остались стоять возле самолета, и вскрыла конверт. Небольшая карта памяти, на которой, когда ее подключили к коммуникатору и ввели пароль, обнаружилось только одно изображение. Космическая съемка показывала два огромных объекта, больше напоминающих метеориты, вращающиеся вокруг друг друга. – Что это, Макс? – Это? – рассмеявшись спросил мужчина. – Ох, это долгая история. Ты помнишь группу Ивасава? Они занимались исследованиями за куполом, входили в число тех, кто проходил через врата. Так вот, ребята несколько раз пытались запустить камеру на орбиту, пытаясь снять планету из космоса. С четвертого раза у них получилось. Результат ты видишь. Мезуми удивленно вздохнула, пытаясь удержать во внезапно задрожавших руках планшет. – Ты шутишь. – Если бы. – Министр потянулся куда-то за край изображения и взял в руки бокал. – Ивасава застрелился. Вопрос с его группой я еще решаю. Но это должно остаться между нами. – Зачем ты мне это рассказал? – срывающимся голосом спросила Мезуми. – Возьми себя в руки, – резко прикрикнул мужчина. – Ты всегда была сильнее и сдержаннее меня. Я не могу справиться с этим в одиночку. Мне нужно, чтобы это кто-то нес вместе со мной. Мезуми глубоко вздохнула, успокаиваясь и прогоняя страхи. Еще раз оценила услышанные слова. – Так значит, если это будет только между нами, ты уже решил, что будет с группой Ивасавы? – Эти жизни стоят такой правды. – Возможно ты прав, – покачав головой, сказала Мезуми. – Но все еще дорого. Не этого мы когда-то хотели, Макс. Не этого. – Мы давно изменились. – Ты будешь сообщать премьеру? – Этой кукле в руках партии? Нет, конечно, – сказал мужчина, недовольно морщась. – Мы всё решим, когда ты вернешься из Саппоро. Мы ведь всегда всё решали? Мезуми ободряюще улыбнулась. Ведь именно этого он ждет. Поэтому и рассказал ей. – Конечно, решим. Поднимаясь на борт самолета, Мезуми не могла выкинуть из памяти тот безумный взгляд министра, с которым он просил её о помощи. Слишком много, слишком страшно. Слишком неизбежно. Что могут люди против такого? Если к земле летит метеорит, то еще можно успеть что-то придумать. А что делать, если земля уже разрушена? Где искать помощи? Самолет бесшумно поднялся в воздух, сразу разгоняясь. В салоне это проходило неощутимо, не мешая Мезуми удобно устроиться в кресле, закрыть глаза и вновь вспомнить уже удаленный с коммуникатора кадр. Земля разрушена. – Скажи, Рей, куда же нам теперь по-твоему стремиться? – тихонько рассмеявшись, спросила она у памяти. – Теперь только такие идеалисты, как ты, могут спасти мир. Потому что я больше ничего не могу сделать. Но, быть может, если люди продолжат верить… Мезуми оборвала себя, когда сквозь закрытые глаза увидела синий свет. Оглянувшись на иллюминатор, она увидела медленно расцветающую, как последний летний цветок, вспышку аномалии. – Теперь точно твоя очередь, – как всегда улыбнувшись, сказала Мезуми. И тихий шум двигателя самолета заглушил треск металла, разрываемого сломанной гравитацией аномалии.***
– Ты говорила, что я должен всегда учиться, – тихо сказал Рей, обращаясь к памяти. – Даже если мне что-то не нравится, это тоже урок. В комнате было непривычно темно, но это не мешало мужчине рисовать. Как всегда, на бумаге, снова забросив дорогой планшет. Совсем забыв, как его недавно за это ругали. – Помнишь, мы говорили о том, как легко дарить наши чувства своим героям? Что, не узнав что-то, я не смогу этого написать? На бумаге под быстрыми движениями руки появлялось яркое солнце, заливающее пустой луг, на котором распускались весенние цветы. Светлую и добрую картину, так сильно разнившуюся с темнотой в душе художника, нарушала только арка, одиноко стоящая на лугу, и разрушающая своим футуристичным видом пейзаж. – Я получил от тебя последний урок. Теперь я знаю, что такое терять.