Poker face

Следующая неделя после свадьбы выдалась сложной. Тэсон с Сохён уехали в медовый месяц на Мальдивы, а присматривать за семьёй остались отец и мать жениха. Сыльги переживала за общий академический рейтинг, который, как обычно, выставят в конце учебного года, а Сехун усердно готовился к оставшимся выпускным экзаменам. В доме теперь стояла тишина, и только Кёнсу разрывает её своим неугомонным рвением к играм. Но,тут ему вполне хватает дедушки и бабушки, которых он лечит от всех возможных болезней, прикладывая капустные листы, которые он в наглую вырывает, вытаскивая капусту из холодильника. Бабушка из-за постоянной нехватки главного ингредиента не может приготовить кимчи. А к концу недели во время плановой генеральной уборки в диване и во всех возможных щелях обнаруживаются затхлые листки. На всё это Кёнсу только разводит руками и утверждает, что в доме появился призрак. Утверждает настолько убедительно, что начинает верить в это сам и с присущим ему энтузиазмом решает взять на себя роль охотника за приведениями. Отношения Сехуна и Сыльги сгладились, напоминали дружеские, но были наполнены односторонними задумчивыми взглядами. О совершенно четко определил для себя, что потуги его сердца — это временное отклонение, а Кан решила сосредоточиться на непонятках с Каем, который до сих пор не обозначил, какие между ними отношения. Сталкера даже устраивала это неопределенность, ведь сейчас, ставя вопрос пред собой, она не могла ответить на него однозначно. Обдумывая ответ на последний вопрос в тестовой части экзамена, Сыльги медленно снимала с себя верхнюю одежду в коридоре. — Привет. Как прошёл экзамен? — Сехун сидел за столом на кухне. Его было видно через арку. — Привет. Вроде нормально, но я сомневаюсь в некоторых ответах, - она, наконец, снимает шарф. — Я тут вот о чём подумала... Может, нам как-нибудь Кёнсу разыграть? А то он заколебал носиться с пылесосом по дому и брызгать всех водой. — Хорошая идея! — улыбнулся Хун. Отпив кофе из кружки, добавил: — Только пугать его не надо, нужно придумать что-то безобидное, но эффективное. — Чур я тоже участвую, — послышался голос Кая с кухни. Сыльги в ускоренном режиме начала переодеваться. — Привет, — зашла она на кухню. Кай сидел в той части комнаты, которую не видно из коридора. — Привет, — улыбнулся Нин и подмигнул. — Ты не предупреждал, что зайдешь в гости, — подметила сталкер, а потом, осмыслив то, что сказала, резко повернула голову в сторону Сехуна. Хун прикусил губу и, тихонько покачивая головой, переваривал услышанное. Кан тут же пропела что-то вроде: «Пойду, переоденусь» и сбежала в комнату, и кухня погрузилась в тишину. Чонин подбирал слова, а Хун сопоставлял факты в голове, но больше пытался себя усмирить, считая, что делает поспешные выводы, вдруг всё совсем не так, как он себе надумал, по крайней мере, он на это надеялся. Кай повернул голову в сторону друга и открыл рот, намериваясь объясниться и, наконец, прервать долгое молчание. — Я знаю, что вы виделись в тот день, — первым начал Се. — День рожденья твоей сестры, — жестом показал кавычки. — Понять не могу, с чего такая конспирация? — Потом расскажу, — буркнул Кай, услышав, как Сыльги спускается по лестнице, своим появлением перенося разбирательство на другое время. Вернувшись обратно, журналистка подметила, как напряженно сидят парни и молчат. Лица обоих не отображают эмоций, но если для Хуна это привычное состояние, то для Чонина — нет! Кан неторопливо прошла к чайнику, убедилась, что он ещё горячий, и решила сделать себе чай.  — Как у вас экзамены проходят? — попыталась она отвлечь парней. — Хорошо. — Нормально. Быстрее, чем автоматная очередь, ответили парни. Атмосфера на кухне была тяжёлой. Сталкер даже поначалу решила подняться наверх, но потом передумала и пошла к столу. Нин хлопал рукой по стулу рядом с собой, а Сехун встал с места, на котором сидел, потому как там обычно сидела Сыльги. Каждый смотрел на неё с ожиданием, и из-за этого она чувствовала себя неловко. Да и вся ситуация в целом походила на те метания, что она испытывала на душе. Она решает сесть на одинаковое расстояние от обоих, но для этого нужно пройти мимо Чонина. Она делает пару шагов, и с каждым её шагом Хун сильней сжимает спинку стула, который он отодвинул специально для неё. Он переводит взгляд на Кая, тот сидит довольный, думая, что выиграл в негласной борьбе. — Сыльги фотографировала тебя, Кай! — выпаливает Хун. — Она твой сталкер! Неожиданно! Взрыв в голове, а следом пустота. Кан доходит до стула, на который хотела сесть, делает глоток и ставит чашку на стол. Она тяжело вздыхает:  — Сехун... Ну, почему ты такой?

***

Сыльги сидит на подоконнике, всматриваясь в соседние дома, и слушает музыку в плеере. Она перекручивает всю ситуацию заново и перематывает слова Чонина у себя в голове. «Это странно… — он стоит в дверях, не заходит в комнату. — Мне нужно подумать. Просто подожди. Это не займет много времени». Сквозь льющуюся мелодию слышно, как Сехун, не переставая, тарабанит в дверь. Видеть его совсем не хочется. «Обманщик! Предатель!» — вертится на языке. Великая тайна раскрыта. Сыльги не была бы так расстроенная, если бы Каю рассказал всё кто-нибудь другой. Кто-нибудь — не Сехун. С одной стороны, это облегчение, ведь теперь ей нечего бояться, а вот что с другой пока не понятно… — Нуна, — слышит Сыльги с той стороны двери. Сехун использует запрещенный приём. Он знает, что сталкер не может устоять перед Кёнсу. И пусть это не честно, но ей пора выбираться из комнаты и поесть. Скорее всего, Кан не станет с ним говорить, но он хотя бы убедится, что с ней всё хорошо. — Нуна, пошли кушать. Если ты не будешь кушать, то тебя заберет приведение. Девушка открывает дверь и видит мелкого с перьями на голове, на шее у него весит колье из чеснока, а в руках мальчик держит бусы. Сыльги снова пытается объяснить ребёнку, что никаких призраков нет, пока они спускаются вниз. Все здравые доводы отклоняются: Кёнсу теперь говорит, что в доме появилось ещё одно приведение. И уверяет, что он скоро их выгонит, он всех защитит! По первому этажу распространился запах, от которого текут слюни. Уже который день О Минджи кормит всех до отвала своими бесчисленными вкусными блюдами, а О Джонхён всё время подшучивает над супругой и получает за это безобидные подзатыльники. Взрослые приняли Сыльги, как свою внучку, поэтому Кан не чувствует себя чужой или лишней. Семейная идиллия на время отвлекает девушку от грустных мыслей, и даже Сехун, сидящий напротив неё, не способен испортить ей сейчас настроение. Кёнсу быстрее доедает ужин, бежит к телевизору, достает диск с мультиком и ставит его в дисковод. Спустя пару минут слышно, как он задорно поёт: — Пикап юр телефон, дон ю стол Энд ю готА кол ГОСТБАСТЕРС! Дажст кол ГОСТБАСТЕРС! Предки тяжело вздыхают, Сехун закатывает глаза. Сталкер говорит Хуну:  — У меня есть идея! Ты в деле?

***

Час до полуночи. Сехун чуть приоткрывает дверь, слышит, как храпит дедушка, и показывает большой палец вверх. Сыльги поправляет на себе белую простыню и мелкими шагами идет в комнату Кёнсу. Они проходят в комнату к мелкому, надеясь на то, что он спит. Но мелкий резко сбрасывает с себя одеяло, берёт рядом лежащий водяной пистолет с той самой водой, на которую он сегодня что-то нашептывал. — Я знал, что вы есть, — говорит он серьезно. — Берегитесь! С громким кличем «Аа-а-а-а-а-а-а-а!» он стреляет в призраков. Больше всех достается Сыльги: простыня сильно намокла. Вдобавок, пока они с Сехун выбегали на задний двор, Кёнсу закидал её чесноком. — Что это сейчас было? — отдышавшись, спрашивает Кан и тянет за ручку, чтобы открыть входную дверь. — Не получается! — она с испугом смотрит на Хуна. — Отойди, — Се принимает попытки открыть дверь, на улице уже холодно стоять. — Захлопнулась, — выносит он вердикт. — Придётся звонить в дверь. Они звонят и стучат в парадную дверь уже около десяти минут, но всё без толку. Никто не слышит. Сехун смотрит на продрогшую Сыльги и ещё сильнее стучит в дверь. — Сними с себя эту мокрую простыню. И вот, возьми — он протягивает ткань.- Возьми мою, она сухая. Сталкер благодарно принимает помощь. Когда Кан накидывает на себя сухую простыню и подходит ближе, Хун случайно дотрагивается до её холодной руки. — Ну что за фигня? — Се пинает дверь. — Иди сюда, — он тянет сталкера в свои объятья. — Так теплее. В объятьях тепло, но это не сильно спасает. Стельки тапочек тонкие, и ноги сильно мерзнут. Кан знобит, и Сехун начинает переживать, как бы она не слегла потом с болезнью. Спустя пару минут он собирает мелкие камни и пуляет в окно спальни, журналистка прижимается к боку, слышно, как стучат её зубы. Бабушка всё-таки просыпается, открывает им дверь, отпаивает горячим чаем и ругает за безрассудство. Более-менее согревшись, все расходятся по комнатам. Сыльги ложится в кровать и натягивает тёплой носок на ногу, когда слышит Сехуновское «Спишь?» у двери. Она откидывается на бок и закрывает глаза, делая вид, что спит. Не получив ответа, Хун осторожно подбирается к её кровати, берет лежащий рядом носок и аккуратно одевает его на голую ногу. Он трогает пятку, а потом щиколотку, тело сталкера до сих пор холодное. Сыльги пытается сдержать смех, потому что щекотно. Се задает несколько вопросов, слегка трясет Сыльги за плечо и, не получая ответа и реакции, думает, что она крепко спит. Кан прикусывает язык, чтобы случайно ничего не сказать, когда кровать прогибается под тяжестью чужого тела. Она понимает, что что-то пошло не так. Се ложится рядом и притягивает её спиной к себе. Сталкер от шока открывает глаза, а потом пытается выровнять дыхание, когда через ткань ночной рубашки ощущает кожу Сехуна.