Оттенки огня

      С каждым днём Джейме всё больше хотел плюнуть на всё, сесть на коня и свалить из этого грёбанного Вестероса; уплыть на корабле под чужой личиной, вступить в какой-нибудь отряд и «крошить врагов в капусту», как с уморительно серьёзным лицом однажды заявил четырёхлетний кузен Лансель, замахиваясь палкой. Или, что ещё лучше, уехать в столицу, надеть белый плащ и сопровождать короля Роберта на охоте, а ночами трахать королеву прямо под носом у всей стражи и её муженька. Ох, как же Джейме хотел видеть Серсею! Он бы, не теряя времени, увлёк её в ближайшую нишу и задрал целый ворох бесполезных юбок, заглядывая в яростные зелёные глаза сестры. Она бы колотила его по спине, кусала полные губы, сдерживая крики, и призывала к благоразумию, но в Пекло благоразумие! Он слишком долго ждал, чтобы быть благоразумным или терпеливым.       Увы, это было возможно столь же, как и то, что Тирион вырастет со старшего брата — в Королевскую гвардию не берут женатых наследников Утёса Кастерли. Кстати, о жене: она у него само очарование. Умница, красавица, прекрасная хозяйка… Что там ещё положено иметь приличной супруге?.. Соседи поют ей дифирамбы, и на приёмах жмут Джейме руки, поздравляя с тем, что ему досталось это совершенство… Да уж, совершенство. В точёной фигуре ни одного изъяна, тонкие черты лица так и просятся на холст, пышные кудри мягкие как тончайшие шелка… Запустить бы пальцы в эти пряди да дёрнуть как следует, сорвав с губ крик, увидеть в глазах ненависть, гнев… Да хоть что-то, что отдаёт жаром и заставляет кровь бежать по венам быстрее! Ему нужно пламя, а не ледяная вода.       Кейтилин… Это имя даже звучит манерно мягко, умеренно сладко. Кет, Кошечка с короткими коготками, домашняя любимица, но никогда не дикий опасный зверь. А ведь Джейме так любит охоту…       У его супруги безупречные манеры, всегда ровный благожелательный голос и гладь реки в равнодушном взоре. Отец от неё в восторге, насколько вообще может быть от кого-то в восторге суровый Хранитель Запада. Он глядит на невестку с одобрением и едва заметным теплом во взгляде — Джейме скрещивает руки на груди и выдаёт очередную гадость, по мнению родителя. Кейтилин парирует с холодной любезностью, позволив себе лишь поджать губы от неудовольствия. Уж лучше бы она раскричалась!       Его жена услужлива и кротка:       «Я приказала приготовить ваши любимые отбивные с брусникой». Ягодный соус цветом напоминает наряды Серсеи. Джейме хмурится и мысленно вычёркивает из списка ещё одно некогда обожаемое им блюдо.       «Вы должно быть устали после охоты: я велела приготовить вам ванну». Джейме стягивает с себя грязные сапоги и усмехается: его не было в замке неделю, но вместо ожидаемого скандала его встречают лишь эти слова. Юноша заваливается в постель, не раздеваясь, проигнорировав наполненную горячей водой лохань. Это глупо, но он не знает, как ещё дать понять супруге, что он не нуждается в её заботе. Ему нужно иное.       «Я подготовила всё для маскарада, который пройдёт в конце седмицы», — девушка ставит на стол кипу бумаг, на которую Джейме бросает лишь краткий взгляд. Под глазами Кейтилин залегли тени, которые сейчас не столь видны из-за гордости, её переполняющей. Эта дура взвалила на себя всё приготовление к празднику, сверяла счета, слала приглашения, составляла схему посадки гостей и приглашала менестрелей с акробатами да лицедеями. И всё ради чего? Она просто ненормальная — приходит к выводу Джейме, ибо не один нормальный человек не стал бы делать то, что входит в обязанности управляющего. Серсея бы точно не стала.       — Эх, повезло тебе, дружище, — Аддам стискивает его плечи и кивает в сторону хозяйки праздника. Она сегодня в маске львицы, вероятно, чтобы угодить лорду Тайвину. Рыжие кудри свободно падают на спину, вопреки обыкновению, и это отчего-то злит Джейме лишь сильнее. Распущенные волосы любила носить Серсея, его Серсея. Яркие пряди Кейтилин словно роскошная огненная грива, но Ланнистер знает — это мнимый огонь, одно лишь его отражение в воде — взгляд ласкает, но не согревает. Он залпом осушает кубок (пятый? шестой?) под немного недоумённый смех друга:       — Эй, полегче, котяра! Или мне тебя звать лорд Медведь?       Аддам треплет медвежью шкуру на голове товарища. Джейме улыбается и жестом показывает чашнику налить себе ещё. Вино всегда спасает от дурных мыслей.       — Джейме, серьёзно, тебе уже хватит.       — Нет, не хватит! Моя драгоценная супруга прекрасно справится и без своего непутёвого мужа.       — Что между вами происходит? — Аддам решительно отбирает кубок из рук друга и пытливо всматривается в его глаза. — Выкладывай.       — А что между нами происходит? — преувеличенно удивляется Джейме. — Между нами ни черта не происходит! Вот! Это не женщина, это глыба льда какая-то.       Марбранд лишь качает головой:       — Ты продолжаешь сравнивать её с Серсеей.       — А с кем мне её сравнивать? Не с тобой же! — Вино всё-таки ударяет в голову, и Джейме хохочет, представив товарища в платье и с рыжими волосами.       — Миледи, моё почтение, — чрезмерно галантный голос Аддама приводит Ланнистера в чувства только для того, чтобы тот увидел лицо супруги, озабоченное выражение которого не в силах скрыть даже маска.       — Ох, моя леди, прошу простить, что так гнусно игнорировал вас весь праздник, — Джейме шутливо раскланивается. — Исправлюсь. Музыканты, сыграйте нам про прелестную деву и медведя! — повышает он голос.       — Сир, вам не…       — Ох, да бросьте! Вы же любите танцевать! Или нет? Хотя какая разница!       Танец получается, пожалуй, слишком фривольным, и, сидя перед камином глубоко за полночь, Ланнистер вспоминает растерянность и возмущение в глазах жены, а под руками её напряженный стан. Джейме задал бешенный темп, прижимая Кейтилин к себе неприлично близко, но она не сбилась, лишь щёки вспыхнули жаром. Она так и не дала ему пощёчину, даже сердито не наступила на ногу, припечатав каблуком по пальцам, не ушла сразу после танца, торопливо раскланявшись со всеми и пряча слёзы в синих глазах — осталась до конца, до последнего гостя, щебетала с надоедливыми тётушками, танцевала с теми, кто приглашал, даже почти не избегала смотреть на своего пьяного супруга. Джейме почти стыдно. Почти, но всё же нет.       Хмель выветрился, и Ланнистер подумывает приложиться к штофу вновь, но мысль, что венценосный супруг Серсеи, вполне возможно, прямо сейчас надирается тоже, заставляет отойти от стола. Его леди-жена всё ещё отсутствует: верно, раздаёт приказы слугам, а ведь встала раньше Джейме, у которого уже глаза слипаются. Правильная, Боги, какая же она правильная, прямо до скрипа зубов! Идеальная во всём, столь противно положительная, что Джейме выворачивает от её святости, и хочется замарать, разбить пустое совершенство. Ох, они бы, верно, прекрасно сошлись со Станнисом, оба занудные, замершие в одном состоянии и непоколебимые.       Из мыслей возвращает тихий скрип двери — его жена тенью проскальзывает в покои.       — Что-то леди Ланнистер не спешит к своему горячо любимому мужу, — язвит он.       — Я думала: вы уже спите, сир. Необходимо было раздать указания на утро, — Кейтилин на миг замирает, а потом подходит к зеркалу. Она снимает маску, и львиная голова оказывается на столе. Маскарад окончен, вместо дикой кошки, хотя бы видимости хищника, у Джейме опять остаётся русалка, и что делать с хладнокровной рыбой он не представляет. Нити хризолитов одна за одной оказываются на столе с мелодичным звяканьем, как цепи. Ланнистер не сводит глаз с отражения жены, и она начинает заметно нервничать. Он сужает глаза — ну хоть какие-то эмоции! Он неподвижно наблюдает за тем, как Кейтилин распутывает завязки платья едва дрожащими пальцами и аккуратно кладёт песочно-жёлтый шёлк наряда на кресло, разглаживает складки, а Джейме закатывает глаза: какая мелочность! Ну хоть бы раз бросила платье там, где оно упало, шаловливо раскидала туфли по сторонам и закружилась босиком по ковру, выделывая какие-то па, показала язык или насупилась, топнув ножкой! Хоть раз повела бы себя как женщина из плоти и крови, а не статуя Девы в храме. Отец открыто намекал, что хочет внуков, но как во имя всего святого, как вообще у кого-то может встать на этот вырезанный из камня совершенный лик?!       Ланнистер в три шага оказывается у жены за спиной и кладёт ладони ей на предплечья. Речная синева и изумрудный огонь глаз встречаются в зеркале. Джейме тянет ткань сорочки вниз, наблюдая за лицом девушки. Её глаза становятся больше, а под прохладной кожей напрягаются мышцы. Не сопротивляется, не бежит, но и не тянется. Она пахнет какими-то полевыми травами, приятно, но Джейме не может отделаться от мысли, что хочет увлечь в постель какую-то травницу, или мейстера, или септу. У его супруги тонкая, изящная шея, которую хочется обхватить руками и сжать. Сжать, чтобы на мраморе кожи остались следы, а в глазах зажглось хоть какое-то выражение, кроме любезной вежливости и спокойного достоинства. Её хочется встряхнуть, чтобы всё это напускное равнодушие слетело, как пудра из Эссоса, коей так любят малевать себя дамы. Джейме уже согласен на ненависть в синих глазах, ему нужно сопротивление, нужна страсть, нужна его близнец — сама олицетворение огня. Джейме, сам не осознавая того, сжимает тонкие руки сильнее, и приходит в себя только тогда, когда супруга сдавленно всхлипывает, но не пытается вырваться, нет…       — Мне больно… — выдыхает она, и Джейме резко разжимает пальцы. Завтра на тех местах, где он держал её, расцветут синяки, но их никто не увидит — длинные рукава вкупе с любезной улыбкой заметут любое воспоминание об этом. Возможно, к утру Ланнистер и сам забудет про свои метки на коже жены. Всё будет так же, как и день, неделя, месяц назад: невыносимая скука и рыба вместо львицы под боком.       — Доброй ночи, леди Кейтилин, — сухо прощается Джейме и покидает покои. Ему всё равно куда идти: в любом месте лучше, чем в этих комнатах, в которых душно, как в септе.