И по традиции: ПБ открыта, милости просим.
День 201.
Охранник зашвырнул Тсунаёши в отсек D-15 и раздраженно захлопнул за ним решетку. Савада безвольной куклой растянулся на бетонном полу, стесав себе спину и локти, но совершенно не обиделся на грубого мужчину. Он сейчас вообще был не в состоянии обижаться. Тем более охранник так любезно донес его не способное двигаться тело в своих крепких, натренированных руках. А ведь мог просто за ногу приволочь.
Время давно перевалило за полночь. В воздухе, помимо неприятного запаха затхлости и гноя, витало такое несвойственное этому месту умиротворение.
Хром тоже сморило, и сейчас она неспокойно ворочалась во сне, так и не дождавшись возвращения Савады.
Даже Рита сегодня спала.
Мужчина бросил на Тсуну последний пропитанный неприязнью взгляд и двинулся в сторону двери.
— Пока, Хью, — повинуясь странному порыву, прохрипел Тсунаёши вслед охраннику. Мозг после двух часов на операционном столе выдавал такие кульбиты, что удивляться странности своих мыслей, желаний и поступков не приходилось.
А всё эти дурацкие эксперименты. Иногда Тсуне казалось, что ученые не оружие из него сделать пытались, а просто проверяли, сколько объект 27 еще продержится. Другие дети частенько возвращались с опытов с каким-нибудь новым девайсом, если возвращались, конечно. А его, Тсуну, просто…пытали. Ни тебе орлиного зрения, ни непробиваемой кожи, ему даже собачьего нюха пожадничали!
В адекватном состоянии Тсунаёши и мысли бы о подобном не допустил, особенно рядом с Хром. Девушка до сих пор не смирилась со своими кошачьими ушами и хвостом. Но сейчас за свой мозг Савада не отвечал, а значит можно продолжать сетовать на такую несправедливость.
Тело не двигалось, и Тсуне оставалось только бесцельно пересчитывать трещинки на потолке и ждать утра — авось друзья не забудут и подберут его тушку. Мысли скакали от сильных и грубых рук охранника Хью до вопроса, какие на вкус прутья решетки и можно ли слизывать с них ржавчину.
Такие, несомненно важные по мнению парня мысли, прервал раздавшийся рядом шорох. А в следующий момент Тсуне на грудь сел Виоле. Парень затравленно оглядывался, что-то шепча себе под нос.
Дрожащими руками он убрал с лица Тсунаёши мешающие волосы и наклонился вдруг так близко, что парни чуть не ударились друг о друга носами. В полумраке сиреневые глаза Виоле казались совсем темными.
— Монстр, — прошептал Восемьдесят восьмой.
Тсуна завороженно рассматривал лицо своего соседа по камере, впервые незавешенное длинной челкой. Лоб, щеки и шею Виоле местами покрывали серебристые и зеленые чешуйки. Он был первым, кому ввели ДНК животного, змеи, если быть точнее. Тонкие губы Тумана беспрерывно что-то шептали, глаза блестели сумасшествием. Словно безумие оделось в плоть и наполнилось кровью.
Тсунаёши мало общался с Виоле. Шизик, как звали его другие дети, никого близко не подпускал, но вызывал в Саваде…нет, не жалость. Это чувство тут было под строжайшим запретом. Если жалеешь кого-то, значит, считаешь слабым, а слабаки умирали здесь в первую очередь. Виоле вызвал интерес. Он отталкивал и в то же время привлекал внимание, заставлял интересоваться, что творится в его голове. Небольшое развлечение для детей, которых заперли «в четырех стенах».
Савада открыл рот, чтобы спросить, какого черта происходит, но тут пальцы Виоле впились в его шею.
— Ты монстр! — рыкнул Восемьдесят восьмой. — Они сказали, что ты монстр! Мамочка похвалит меня! Похвалит…похвалит…
Савада безучастно смотрел на своего душителя, отмечая, что потом на шее наверняка останутся синяки. Легкие обожгло огнем, но тело все еще не двигалось после опытов. У Тсуны не было возможности сопротивляться. Как и желания.
Заглушенная препаратами гиперинтуиция попыталась поднять панику. Неужели все закончится так? Впрочем, сейчас Саваде было все равно.
— Что ты делаешь? — раздался возглас из соседнего отсека.
Хром проснулась от странного копошения. Она решила, что это Тсуна вернулся из лаборатории, но увиденное заставило кровь застыть в жилах.
— Прекрати! — Докуро бросилась к решетке, но прутья не позволили ей дотянуться и помочь другу.
Савада покрылся фиолетовыми пятнами, белки глаз стали красными от лопнувших сосудов, но парень даже не пытался скинуть с себя Восемьдесят восьмого.
— Прошу! — взмолилась Докуро, бессильно падая на колени. — Прошу, остановись. Зачем ты это делаешь?
Виоле словно не видел ничего вокруг. Он лишь все сильнее сжимал пальцы на шее еле живого Тсунаёши.
— Почему вы ничего не делаете? — в отчаянии Хром повернулась к видеокамере, что неотрывно следила за происходящим в отсеке D-15. — Он же убьет его!
Девушке было плевать на последствия такого обращения к ученым. Лишь бы эти крысы в халатах сделали хоть что-то, чтобы спасти ее друга.
На шум начали просыпаться другие подопытные. Проснулся и Семьдесят третий — второй сосед Савады. Мальчик быстро понял, что происходит, и попытался оттащить Виоле, но тот с неожиданной для такого тощего тела силой вцепился в горло Тсунаёши.
Истошный крик прогремел на весь этаж, словно банши предсказывала смерть — Рита проснулась от очередного кошмара. Мало кто мог спокойно переносить этот вой, звучавший, будто из самой преисподней. Виоле закрыл уши, и это дало Семьдесят третьему возможность стащить его с бессознательного Тсуны.
— Нет! Они приказали! — с пеной у рта орал Виоле, вырываясь из чужой хватки. Он тянулся к еле живому Тсуне, выворачивал собственные руки, извиваясь, словно змея. — Мама, она похвалит меня!
Савада уже не видел, как появившиеся охранники под руководством Армана уводят Виоле в изолятор, а самого Тсуну уносят в медицинскую комнату.
День 249
Тсунаёши не мог точно сказать, когда это началось. Просто однажды его пламя почернело. Друзья только пожали плечами, мол, всего лишь последствие опытов, у некоторых и похуже бывает. Тсуна тоже решил не заострять на этом внимания. Его результаты в Колизее улучшились, сила и контроль способностей поразили бы даже Реборна, и с изменением цвета пламени ничего не поменялось.
Однако гиперинтуиция слабо скреблась под ребрами.
Вскоре к этому чувству прибавилось другое, иного рода. Легкий дискомфорт поначалу, с каждым днем становился все сильнее, вскоре напоминая пожар под кожей. Боль не прекращалась ни на минуту. Савада старался скрыть свое состояние от друзей, но с каждым днем это становилось все невозможнее. Дыхание превратилось в пытку, любое движение приносило желание пустить себе пулю в висок. Ученые же не спешили что-либо предпринимать. Они словно забыли, что существует подопытный объект номер 27, даже походы в лабораторию и опыты на время прекратились.
Тем страннее было Тсуне проснуться на кушетке в кабинете ученого.
Тело слушалась слабо, но Савада смог повернуть голову, чтобы осмотреть комнату. Слезящиеся глаза наткнулись на широкую спину, и Тсуна скривился. Конечно же, это должен был быть Арман Фолардо.
— Il était un p'tit homme
Appelé Guilleri,
Carabi,
Il s'en fut à la chasse,
A la chasse aux perdrix,
Carabi.
Хриплый голос мужчины заглушал тишину кабинета. Странно, что кроме Армана и Тсуны здесь больше никого не было, даже охраны.
Ученый повернулся к Тсунаёши, напевая французскую песенку, из тех, чей мотив прилипает, стоит один раз услышать.
— О, ты проснулся, — слишком дружелюбно улыбнулся он. — Подожди немного, скоро мы начнем.
Савада не стал спрашивать, что они должны начать. Он был уверен, что это в любом случае ему не понравится. Арман закончил заполнять какие-то бумаги, сложил их в толстую папку и убрал ее в выдвижной ящик для документов на кодовом замке.
— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался мужчина.
Тсуна попытался пошевелиться, но тело прострелило болью, и он мучительно захрипел. Взгляд Армана торжествующе полыхнул. Он вернулся к столу, достал оттуда серебристый кейс, ключ от которого висел на шнурке на шее ученого. Внутри кейса оказались ампулы с оранжевой жидкостью.
— Я потратил на это немало времени, но результат оправдывает средства. Ты удивишься, сколько мне пришлось убеждать
того человека, что ты стоишь всех затрат, — возбужденно проговорил Арман. — Мы не имеем права на ошибку, так что не подведи меня, парень.
— Что это? — напрягся Тсуна. Каждое слово раздирало глотку.
— То, без чего ты теперь не сможешь жить, — Арман набрал в шприц раствор и подошел к кушетке, присаживаясь на край.
— Что? — Тсуна с трудом проглотил ком в горле.
Мужчина ответил не сразу. Он пристально разглядывал лежащего перед ним парня.
— Сила никогда не дается без последствий. Ты — сильный, и это убивает тебя. Ну разве не иронично? — криво ухмыльнулся Фалардо. — Пуф! — он взмахнул рукой. — И ты сгоришь заживо изнутри.
Савада вздрогнул. Кровь отхлынула от лица.
Арман склонился к Тсунаёши.
— Лишь я могу тебе помочь, — прошептал он. — Те псевдоученые только и ждут, когда ты подохнешь, они не видят твоего потенциала. Идиоты! — презрительно скривился мужчина. — А я вижу.
Ученый протянул руку, его пальцы очертили скулы, линию губ Тсуны, затем спустились к шее. Савада вжался в кушетку, пытаясь уйти от неприятных прикосновений.
— Вижу, — повторил мужчина.
Тсуна физически ощущал на себе его фанатичный, липкий взгляд. В глазах ученого появился безумный блеск, лоб покрылся испариной, словно у больного. Руки его дрожали в возбуждении, когда он перебирал длинные белые волосы Тсунаёши. Так прикасаются к чему-то очень ценному.
Савада ошеломленно уставился на Армана.
Ученый словно понял, что показал слишком многое. Его лицо окаменело.
— Без этого, — он потряс шприцом, — ты умрешь через несколько дней. Неделя максимум.
— О ч-чем вы?
— Ты ведь чувствуешь это? — Арман положил ладонь Саваде на грудь. — Как раскаленный огонь течет по твоим венам, медленно сжигая каждую клеточку тела. Скажи на что это похоже, быть живым факелом, который невозможно потушить?
— Вы сумасшедший, — Тсуна попытался отодвинуться от мужчины, но лишь слабо дернул ногой.
Сердце его колотилось, как бешеное. Взгляд приковало к шприцу в руках ученого, пожар в теле добрался до головы, путая мысли. Что с ним сделали? Почему боль не проходит? Когда он сможет вернуться домой, к маме, к друзьям, к Джотто? Страх сковал горло.
Арман с улыбкой наблюдал за метаниями парня.
— Думай, как хочешь, — сказал он и вогнал иглу Тсуне в вену.
День 311
Савада возвращался в свою камеру после очередного сеанса у Армана. Ученый начал часто забирать его в свой кабинет, а Тсунаёши не имел права отказаться. Мужчина записывал показания силы и здоровья Тсуны, проводил небольшие эксперименты и делал инъекции, когда жгучая боль возвращалась. Все встречи проходили только после отбоя и, как понял Тсунаёши, втайне от других ученых. Те в свою очередь, не дождавшись смерти Савады, возобновили над ним экзекуции.
Друзья тоже не знали всех причин, по которым Тсуна пропадал по ночам в кабинете Армана. Он твердо решил не рассказывать им об инъекциях, без которых отправился бы на тот свет в ближайшее время. Незачем друзьям переживать из-за того, что они не могут изменить.
Тсуна уверенно шел по тёмным коридорам, не боясь потеряться. Он успел отлично выучить маршрут от отсеков с подопытными до кабинета Армана, который находился рядом с лабораторией. Савада вообще неплохо ориентировался в этом подземном лабиринте, неосознанно запоминая все ходы и повороты.
Проблемой оставались видеокамеры и роботы, которые легко могли застрелить Тсунаёши за хождение без охраны в неположенное время. Эти безмозглые куски железа любой шаг в сторону расценивали, как попытку побега. Но с ними разобрался Арман. Он договорился с дежурящими по ночам охранниками, чтобы те на время отключали камеры слежения и роботов.
Тсуне оставалось пройти один коридор, когда раздался странный шум.
Савада остановился, прислушался. Показалось? Звук повторился, уже более отчетливо. Невозможно было разобрать слов, но это точно были голоса.
Можно было списать их на усталость, и идти в свой отсек, пока охранники не включили видеокамеры и роботов. Мало ли, что померещится после целого дня опытов. В конце концов, даже если там и были люди, Тсуне не должно быть до них никакого дела.
Так решила голова, а ноги уже несли Саваду в сторону источника звуков.
Голоса раздавались из душевой. Дверь была приоткрыта, и Тсуна прижался к щели ухом, пытаясь разобрать невнятные слова.
Кто-то ругался.
Тсунаёши все еще не понимал, кто может выяснять отношения в такой час в душевой. Детей не выпускали из камер ночью, ученые давно ушли спать на зеленый этаж, а охранники не любили лишний раз заходить в эту сырую, пропахшую плесенью комнатку. Узнать ответ можно было, только зайдя внутрь, но Тсуна все еще колебался.
«Проходи мимо, — твердила интуиция. — Там тебя ждут неприятности».
В душевой раздался вскрик и звук, похожий на удар тела о пол.
Тсуна последний раз глянул в сторону жилых отсеков и, решившись, тихо скользнул в приоткрытую дверь.
В узкой длинной комнате было темно, только одинокая лампочка горела тусклым желтоватым светом на потолке. Нос заполнил противный запах тухлой воды.
— Тварь узкоглазая, кажется, я предупреждал тебя не отсвечивать! — орал Джайлс, возвышаясь над сидящим на кафельном полу парнем. Прихвостни Тридцать второго стояли неподалеку.
— Джайлс, дружище, не горячись, — нервно улыбался парень азиатской наружности, держась за разбитую губу. — У меня не было выбора, пойми. Еще немного и я бы оказался в списке.
— А теперь там оказался я! — рявкнул Тридцать второй и пнул парня в живот. Тот закашлялся, заваливаясь набок.
Тсунаёши все еще не заметили, и он поспешил оповестить о своем присутствии, пока новую жертву Джайлса основательно не покалечили.
— Чем вы тут занимаетесь? — громко спросил он.
Собравшиеся резко обернулись, на их лицах промелькнул страх, а затем удивление, когда они поняли, кто перед ними. Тсуна приветливо помахал рукой.
— Исчезни Савада, — прорычал Джайлс.
Тсуна глянул на скрюченного на полу парня. Он даже не знал его, и все равно собирался вмешаться? Тсунаёши тяжело вздохнул, принимая решение. Вечер становился все лучше и лучше с каждой минутой, черт возьми.
— Думаю, я немного задержусь.
Джайлс молнией ринулся к Саваде, схватил его за ворот балахона и встряхнул.
— Ты, падаль, вечно ты во все встреваешь! — заорал Тридцать второй. — Первый раз я даю тебе шанс свалить, а ты решил поиграть в героя? Какого черта ты лезешь не в свое дело? Неужели так нравиться, когда тебя бьют?
— Убери руки, Джайлс, — приказал Тсуна. Глаза его смотрели твердо, без капли страха.
Он давно перестал бояться Тридцать второго и его шайки. После пережитого в лабораториях они вызывали лишь сочувствие. Как маленькая побитая дворняжка, которая возомнила себя грозным волком.
Несмотря на это сердце предательски заколотилось. Потому что нельзя привыкнуть к боли, сколько бы тебя ни били. А Тсуна точно знал, что не выйдет отсюда победителем — без пламени он был обычным подростком, который не мог похвастаться опытом в уличных драках.
Глаза Джайлса вспыхнули ненавистью. Он толкнул Тсуну на стену и со всей силы заехал ему кулаком в лицо. Савада не удержал равновесие, упал на колени, сжимая разбитый нос. Шайка Джайлса мгновенно окружила его, со всех сторон посыпались удары. Тсуна прикрыл лицо руками, сквозь пальцы замечая, как бывшая жертва Джайлса незаметно выползает из душевой.
***
Прихвостни Тридцать второго хорошенько избили Тсунаёши. Правый глаз опух и налился багровым цветом, а изо рта стекала кровавая нитка слюны. Хорошо, что они остановились и ушли прежде, чем успели ему что-нибудь сломать.
Тсуна сидел под душем, прикрыв глаза, и прислушивался, как вода капает с прохудившихся труб на пол.
Савада больше не торопился. Камеры слежения и роботов наверняка уже включили, а он теперь был не в состоянии быстро двигаться. Его пристрелят на первом же повороте. Оставалось дождаться здесь утра, и надеяться, что охранник, который будет делать обход, не прибьёт его на месте, а проводит до жилых отсеков.
По щекам слабо похлопали, и Тсунаёши неохотно открыл глаза. Перед ним оказалось улыбающееся лицо.
— Парень, ты живой? — спросило лицо.
Тсуна нахмурился. Комната немного плыла, и Савада заморгал, чтобы сфокусировать зрение. У лыбящегося лица появились и другие части тела. Парень, которому Тсуна пришел на помощь, сидел перед ним на корточках, не переставая причитать.
— Ох, я так испугался! Джайлс после последнего похода в Колизей, как с цепи сорвался. Прижал меня к стене и говорит, мол, завали следующий тест или я с тебя шкуру спущу. А я не могу, понимаешь? У меня и так один из худших результатов был. Вот почему у нас с Джайлсом у обоих пламя Облака? С одной стороны он наседает, с другой ученые с этим их списком. Представляешь, записывают наши результаты и вывешивают в конце месяца, а троих худших ставят драться друг против друга на смерть. Ужас, как мне не повезло родиться Облаком! Не то, что этим Небесам. Они редкость даже здесь. Ученые носятся с ними, как с английскими королевами, — на этих словах Тсуна скептично поднял бровь. — А мы каждый день ходим по лезвию ножа: не показал нужного результата — в утиль.
О боже… Каким образом можно сохранять спокойствие, если этот парень ноет не прекращая. Это Тсуне здесь полагается жаловаться. Савада медленно встал, сверля парня взглядом исподлобья, но тому все было побоку — он улыбался, как ни в чем не бывало.
— О, точно! Спасибо, что помог, — азиат вскочил и похлопал Тсуну по плечу. — Таких простачков как ты, я еще не встречал.
Тсунаёши аж поперхнулся от такой наглости.
— Повезло, что ты проходил мимо, Бэмби.
— Б-бэмби? — запинаясь, переспросил Тсуна. Голова кружилась то ли от побоев, то ли от этого шумного парня.
— Ага. Мультфильм такой есть. Я его в детстве обожал. Правда, всегда болел за охотников, — заговорщицки подмигнул азиат. — У тебя глаза точь в точь, как у того олененка.
Тсуна покраснел от возмущения. У этого парня вообще есть чувство такта? За него заступился совершенно незнакомый человек, а он вместо благодарности оскорбляет и дает дурацкие прозвища! Ребра протяжно заныли, напоминая, что в следующий раз нужно думать дважды, прежде чем кидаться навстречу «приключениям». Савада мог давно спать, сквозь решетку держа Хром за руку, а не стоять побитым в грязной душевой.
— Мое имя Савада Тсунаёши, — уязвлено проворчал Тсуна.
— Так ты японец? — обрадовался парень. — Я тоже. Карасава Шин, приятно познакомиться.
Он протянул Тсуне руку, и тот неохотно ее пожал. На запястье Шина звякнул металлический браслет с номером шестьдесят пять.
Крашенные в ярко-зеленый, волосы парня торчали неровными прядями в разные стороны. Они сильно отросли, и корни приняли свой естественный мышиный цвет. Нос, губы и уши Шина были в следах от пирсинга. Больше в нем не было ничего примечательного, кроме живых хитрых глаз, которые с любопытством разглядывали Саваду.
— Знаешь, тут в основном одни итальянцы и французы, — доверительно сообщил Шин. — Так что мы, азиаты, должны держаться вместе.
— То-то ты сбежал при первой возможности, — обиженно припомнил Савада.
— Не дуйся, — Шин поднял раскрытые ладони в знак примирения. — Я не переношу боль, а ты держался очень уверенно. Прямо, как профессиональная груша для битья.
Шин засмеялся своей шутке, а Тсуна окончательно уверился, что нужно было проходить мимо. Этому парню не мешало отхватить пару раз, может, научился бы держать язык за зубами.
— И я ведь вернулся.
— Кстати, зачем? — Тсуна сделал неуверенный шаг. Колено прострелило болью, и он покачнулся. Шин пристроился рядом, закидывая руку Савады себе на плечо и придерживая его за талию.
— Как это зачем? — вскинул брови он. — Ты на ногах еле стоишь. А до отсеков нужно успеть дойти до того, как охрана снова включит видеокамеры и роботов.
— Откуда ты знаешь, что их выключали? — Тсуна удивленно посмотрел на Шина. Тот выглядел так, словно они с Савадой вышли прогуляться вечером по городскому парку — расслабленно и непринужденно. С его разбитых губ не сходила улыбка. Это одновременно и напрягало, и вызывало зависть: мало кто мог улыбаться в этом проклятом месте. — Как вы вообще здесь оказались после отбоя?
Шин открыл дверь, и они вышли из душевой в пустующий коридор. Механического жужжания, какое издавали роботы, не было слышно, а значит, железяки действительно до сих пор не работали.
— О, хочешь узнать? — оживился Шин. Тсуна успел понять, что этот парень большой любитель поговорить о себе. — Джайлс ведь предупреждал меня, чтобы я не смел показывать результат выше его собственного. А я не послушался. Вот он и решил устроить мне темную. Есть тут один охранник, который частенько его прикрывает. Уж не знаю, чем Джайлс с ним расплачивается. Короче, тот мужик нашептал ему, что какой-то ученый пристрастился по ночам своего подопытного к себе вызывать. Тайно. Я так понимаю речь о тебе? — Шин глянул на Тсуну. Савада решил, что отпираться от очевидного глупо, и слабо кивнул. — В общем, они договорились, что, как только камеры снова отключат, охранник выведет Джайлса, его компашку и меня в душевую. Ну, а дальше ты и сам знаешь.
До отсеков они добрались без приключений. Шин выпытывал у Тсуны, зачем его вызывает Арман, но Савада отделался той же версией, что и для друзей — просто опыты, ничего необычного. Было непонятно, поверил Шестьдесят пятый или нет, но расспросы прекратил. У него и без этого хватало тем для разговоров.
За несколько дней знакомства Шин сумел задолбать даже непробиваемого Адама.
Однако в их странную компанию он влился отлично.
День 398.
Замки на решетках пикнули и открылись. Дети по одному посыпали из своих камер, создавая в узком коридоре толкучку. Начался новый день, они все еще были живы. Тсунаёши не знал точно, сколько они с Докуро находятся в этом месте. Здесь не было календарей или часов, только динамик, объявляющий подъем и отбой для объектов. Савада пытался считать дни, сначала, чтобы занять мозг чем-то кроме опытов, потом по привычке, и выходило немногим больше года. Больше года он не видел маму и друзей. Больше года не видел Небо. И самое ужасное, что Тсуна начал забывать, как это — жить обычной жизнью, когда тебя не пытают в лабораториях каждый чертов день.
Тсунаёши вышел из камеры и сразу взял Хром за руку, чтобы не потерять подругу в толпе.
Странное предчувствие не отпускало его с ночи. Гиперинтуиция скреблась под ребрами, но Тсуна не мог понять, откуда ждать угрозы.
В дальнем от выхода конце коридора послышалась возня, разговоры. Объекты закрутили головами, пытаясь понять, что там происходит. По толпе пронесся нестройный хор вопросов. Тсуна крепче сжал ладонь Хром и отыскал глазами напряженного Джино. Тот стоял у своего отсека рядом с полусонной Ритой, которая не замечала нарастающего волнения, и держал ее под руку. Парни переглянулись, и, поняв друг друга без слов, ринулись к выходу, расталкивая других детей локтями.
Позади кто-то испуганно закричал.
Раздался взрыв.
Тсуна почувствовал, что летит по воздуху; все, что он мог сделать, — это крепче вцепиться в ладонь Хром, и закрыть голову свободной рукой. Сквозь звон в ушах он слышал крики и вопли детей, но не знал, что произошло.
А потом мир превратился в боль и полумрак. Он лежал, полузасыпанный щебенкой, в развалинах коридора. По руке стекала горячая струя крови, балахон прилип к ободранной спине. Справа болезненно застонали. Тсуна перекатился на бок, молясь, чтобы Хром была в порядке. Девушка тяжело дышала, пытаясь вытереть бетонную крошку, но лишь размазывая ее по лицу. В целом она выглядела неплохо, если не считать мелких ран и пробитого кошачьего уха.
У Тсуны пересохло в горле, когда он заметил железный штырь, воткнувшийся в пол всего в сантиметре от головы Хром.
— Чуть хвост не придавило, — пожаловалась Докуро. — Ты в порядке?
Тсуна нервно улыбнулся.
Нужно было проверить, как там остальные. Савада приподнялся на локтях и тут же рухнул обратно, укрываясь от пулеметной очереди. Тупые роботы расценили происходящее, как попытку побега и открыли огонь. Крупнокалиберные пули врезались в стены, дробили бетон, прошивали выживших после взрыва детей без каких-либо усилий.
Тсуна повалился на Хром, закрывая ее своим телом. Ногу задело рикошетом, а следующий выстрел пробил плечо насквозь.
— Тсуна!
Докуро билась в его руках, умоляла не геройствовать и спрятаться вместе, угрожала, что не простит Тсунаёши, если тот умрет, но он только крепче прижимал ее к себе.
Отовсюду раздавались крики и плач, остро пахло кровью. Те, кто мог двигаться пытались убежать от обезумевших роботов, другие укрывались за разрушенными стенами.
Савада был уверен, что умрет сегодня, и эта мысль пугала его не так сильно, как само ожидание смерти. Внутри все замирало, после каждого выстрела, но пули свистели мимо.
Тсуна не знал, сколько продолжалась эта бойня. Казалось, прошла вечность. Он почти потерял сознание от потери крови, когда роботы, мигнув красной лампочкой в глазах, отключились, словно кто-то дернул рубильник.
В разрушенный коридор вбежала бригада ученых, вооруженная стандартным набором первой помощи. Полуживых объектов пачками сгружали на каталки и увозили на желтый этаж в медицинские комнаты. Тсуна запомнил только, как его силой отрывали от Хром — даже в полубессознательном состоянии он не отпускал подругу.
<center>***
</center>
Тсунаёши провалялся в медицинской комнате две недели. Несмотря на то, что больше половины детей погибли от взрыва или пуль, желтый этаж был переполнен ранеными. На соседней койке с пробитым легким и сотрясением мозга лежала Рита. Как только она пришла в себя после операции, то сразу кинулась выяснять, из-за чего произошел взрыв. Ее не волновало, что шов на груди может разойтись, а голова в данный момент познает все прелести черепно-мозговой. Тсуне пришлось ходить вместе с подругой, потому что она путала верх и низ или резко заваливалась на пол. Вот так, опираясь друг на друга, свободной рукой таская за собой, как собак на поводке, свои капельницы, они опрашивали всех раненых детей.
Оказалось, это был суицид. Девочка с пламенем Урагана не могла больше выносить опытов, поэтому украла одну из гранат, которыми пользовалась в Колизее на тренировках и подорвала ее. Решила начать утро не с кофе, зло шутил Тома. Они с Адамом находились неподалёку от эпицентра взрыва, и пострадали намного сильней. Бетонная плита раздавила Томе правую ногу в кровавое месиво, и ученые пришили ему новую, искусственно созданную. Конечность прижилась, но сильно отличалась более темным цветом кожи и ступнёй на размер больше, из-за чего Тома не мог нормально ходить. Он сильно этого смущался, поэтому по возможности проводил все время, сидя на руках у Адама.
<center>***
</center>
Когда Тсуна вернулся на красный этаж, то сазу заметил, что многое изменилось. Видеокамер и охраны стало больше. Жилые отсеки были полностью разрушены, так что подопытных переселили в восточное крыло. Выживших детей распределили по двум комнатам, которые задумывались, как изоляторы для особо буйных, но так и не использовались раньше. Стены в них были обиты войлоком, тяжелая металлическая дверь не пропускала звуков.
Мнимая свобода, щедро дарованная учеными, кончилась. Детей перестали выпускать в Смотровую, столовую или душ. Выходить разрешалось только в лабораторию под присмотром охранника, обед приносили прямо в комнату. В Колизее поставили пост охраны, где детей тщательно обыскивали на выходе.
Ученые, как с цепи сорвались. Рита сказала, что тем сильно досталось от начальства за взрыв и потерю ценных объектов. Откуда она об этом узнала, и что это за начальство такое, Тсунаёши предпочел не уточнять.
Его голова была занята другим: Хром с ним не разговаривала. Только влепила пощечину, когда он вернулся с желтого этажа, и со слезами на глазах заявила, чтобы он больше не пытался играть героя. Она ждала, что Тсуна одумается и пообещает не лезть на рожон, но тот лишь грустно улыбнулся.
Тсунаёши не чувствовал вины. Никто из друзей не знал, что на том свете ему уже приготовили место, и только лекарства Армана не дают Саваде отправиться к праотцам. В тот момент, под пулями, Тсуна понял: лучше умереть, защищая подругу, чем медленно сгорать заживо.
Савада сдался на третий день. Заключение в душной, переполненной отчаявшимися детьми комнате убивало морально, опыты и вернувшийся пожар в теле добивали физической болью. Арман больше не мог незаметно вызывать Тсунаёши к себе, чтобы сделать инъекцию, приходилось ждать удобного случая. В какой-то момент Савада поймал себя на мысли, что готов повторить «подвиг» девочки-урагана и взорвать тут все к чертям.
Он срочно нуждался в поддержке своей сестренки.
Хром слушала байки Шина, пока Адам, который только вчера вернулся из медицинской комнаты, заплетал ей мудреную косичку в стиле Гретель. Сорок второй сильно похудел, а безобразный шрам, начинающийся на левой щеке и уходящий вниз, на шею и под балахон, словно стал ярче.
Заметив Саваду, Хром опустила глаза. Было видно, что этот бойкот тоже дается ей нелегко: нижняя губа искусана от волнения, руки постоянно теребят подол балахона. Еще пара дней, и она бы первая пошла мириться с Тсуной. Потому что глупо тратить время на ссоры и обиды, когда этого самого времени у вас нет. В любой момент один из них мог умереть на хирургическом столе, а другому пришлось бы жить с камнем из несказанных слов на сердце.
Тсуна улыбнулся друзьям и посмотрел на Хром.
— Поговорим?
Они отошли от других подопытных, насколько это было возможно, и присели на пыльный старый матрас, который уцелел после взрыва в жилых отсеках.
— Так о чем ты хотел поговорить? — спросила Хром, когда молчание затянулось.
— А, ну…это… — Тсуна нервно почесал затылок, изучая точку на противоположной стене. — Я не знаю, как начать. Не думал, что это будет так сложно.
Хром пристально посмотрела на Тсунаёши. Он сильно изменился за этот год: подрос, из движений пропала неуклюжесть, белые, словно снег, волосы почти доставали поясницы, а в всегда добрых глазах поселились сталь и упрямство.
И в то же время он оставался Савадой Тсунаёши, добрым мальчиком к которому однажды заявился Аркобалено Солнца и сказал, что будет его репетитором. Мальчиком, который должен был возглавить Вонголу, и за которым Хром решила следовать.
Они провели столько времени вместе, что научились расшифровывать взгляды, молчание, движения друг друга. Хром не могла не заметить, что в последнее время Тсуна что-то скрывает, но решила дождаться, пока он сам ей расскажет.
— Ты ведь не собираешься извиняться, — догадалась она.
Тяжело вздохнув, Тсуна расправил плечи, повернулся к подруге и твердо посмотрел ей в глаза.
— Это было необходимо.
— Нет, не было! — Хром старалась говорить тише, чтобы не привлекать внимания, но голос все равно срывался. — Мы могли спрятаться вместе. Там была разрушенная стена, за которой можно было укрыться и…
— Хром, — перебил ее Тсуна. — Я не понимаю, ты злишься, что я попытался спасти тебя?
— Нет, — Докуро моментально растеряла боевой настрой, сникла и сгорбилась, обнимая свои колени. — Нет, конечно. Ты всегда таким был: защищал близких и друзей. Кидался на помощь, сломя голову, словно у тебя девять жизней. Как настоящий супергерой, — она слабо улыбнулась. — Но в этот раз… Мне казалось, что ты просто решил умереть.
Повисла тишина, будто они остались наедине, хотя комната была заполнена другими подопытными. Хром и не догадывалась, насколько оказалась права. Тсуна постарался сохранить лицо, хотя внутри все резко опустилось, и с трудом сглотнул ком в горле.
— Тогда, в аэропорту, Мукуро попросил меня присматривать за тобой, — тихо произнес он. — А спустя всего два месяца мы оказались здесь. Я ничего не смог сделать, когда нас похищали, и из-за моей беспомощности, тебе пришлось столько пережить. Я не прощу себя, если ты погибнешь.
В душе человека существуют области, в которые он не позволяет заглянуть даже самым близким людям. И Докуро ценила, что Савада поделился с ней чем-то столь сокровенным. Она и не представляла, какой груз давит на его плечи.
Хром крепко обняла Тсунаёши.
— А я не прощу тебя, если оставишь меня одну. Мы попали сюда не по твоей вине, прости, что позволяла тебе так думать, — Хром отстранилась и взглянула в лицо друга. Его глаза покраснели, будто он собирался расплакаться. — Мы обязательно выберемся отсюда. Вместе. И вернемся домой, к Нане-сан, ребятам и Мукуро-сама.
Они впервые говорили о побеге. Эта тема считалась запретной среди детей, ведь пустые надежды только терзали душу и приносили разочарование. Из этого места не сбежать. Они под землей — их уже похоронили. Но сейчас Хром была уверена в своих словах, как никогда. И эта уверенность передалась Тсуне, который успел смириться с неизбежным, а значит, перестал бороться.
Савада посмотрел в горящие глаза подруги и улыбнулся — легко, искренне, по-настоящему. Так, как думал уже разучился улыбаться.
День 401.
С Альбертом они познакомились неожиданно. Джино вернулся с желтого этажа и представил друзьям парня, с которым делил соседние койки в медицинской комнате. Худощавый блондин, с темными, почти черными глазами, ушами, напоминающими волчьи, и хвостом с густым серым мехом. На груди у него был пришит номерок с цифрой восемьдесят три.
Альберт казался дружелюбным парнем, он быстро нашел с Тсуной общий язык, вытерпел обнимашки Адама и болтовню Шина о сортах его любимого мороженного.
А потом с опытов вернулась Хром. Когда она подходила к друзьям, то случайно задела Альберта плечом. Одного взгляда друг на друга им хватило, чтобы искры посыпались. Тсуна ошарашено наблюдал, как обычно спокойная и добрая Хром, обещает закопать парня в ближайшем лесу. Альберт не оставался в долгу, подробно описывая, куда девушке стоит засунуть свое мнение. Пришлось разводить этих двоих по разным углам, чтобы избежать жертв.
На следующий день ситуация повторилась. И на следующий. И через неделю. Стоило им оказаться рядом друг с другом, как комнату заполняли ругань и пожелания дальней дороги.
Тсуна впервые видел, чтобы кто-то так влиял на его подругу. Словно у нее в голове находился рычажок, который нажимали, когда поблизости оказывался Альберт, и Хром превращалась в разгневанную фурию. Савада с неподдельным интересом наблюдал за этими переменами, как и остальные его друзья.
А эти двое искали любой повод, чтобы сцепиться, даже самый абсурдный.
— Дорогуша, — говорил Альберт, каждый раз, когда хотел показать свое превосходство. Хром аж передергивало от такого обращения. — Понимаю, такая убогая, как ты, не могла этого знать, но с вишней намного лучше сочетается сливочный крем.
Разговор начинался довольно мирно. Рита и Тома, наконец, вернулись с желтого этажа, и друзья решили отметить их выздоровление. На торт и другие сладости рассчитывать не приходилось, поэтому они ограничились разговорами о еде. Джино заверил, что нет ничего лучше Канноли, а Тсунаёши рассказал, как вкусно готовила его мама. Хром вспомнила торт, который однажды они с Наной приготовили в честь первого учебного дня в новой школе — с кремом и вишней. На этом перемирие закончилось.
— Для того, кто всю жизнь питался помоями, возможно, — огрызнулась Хром. — Но нормальные люди предпочитают шоколадный.
— Это ты-то нормальная? — Альберт расчётливо и театрально рассмеялся. — Да скорее я съем горсть червей, чем тебя отнесут к нормальным людям.
— Ну так можешь начинать жрать!
Тсуна и остальные расселись у стены и наблюдали за ссорой, как за игрой в пинг-понг. Они успели усвоить одно важное правило — не лезь, не то попадешь под горячую руку! А рука у этих двоих оказалась на удивление тяжелой.
Даже в перепалках Риты и Томы было больше смысла.
Те, кстати, развлекались по полной, напоминая перевозбужденных комментаторов во время спортивного матча. Они улюлюкали и выкрикивали что-нибудь одобряющее на особо колких высказываниях.
— Кретин!
— Дура безмозглая!
— Придурок!
— Ребята, ребята, успокойтесь, — встрял Шин. — Чего вы как кошка с собакой?
— ЗАТКНИСЬ! — рявкнули в один голос Хром и Альберт и снова повернулись друг к другу. — Не повторяй за мной! Это я повторяю?! Это ты повторяешь! Гр-р-р!
Они чуть не стукались лбами, прожигая друг в друге черные дыры.
Шин подполз к Тсуне, надутый, как ребенок и подергал его за рукав.
— Бэмби, ну хоть ты понял шутку? Кошка с собакой…, а они ведь с генами этих животных, — обиженно сопел Шин.
Тсуна сочувственно посмотрел на него и похлопал по плечу.
День 724.
Время ужина. Тсуна лениво ковырял ложкой нечто, напоминающее кашу. Серая холодная масса была безвкусной и ужасно липла к небу. Тсунаёши бы с радостью даже не смотрел на свою порцию, но голод заставлял проталкивать мерзкий ужин в глотку.
Это был редкий вечер, когда они собрались все вместе. К ученым неожиданно приехали важные шишки с проверкой, поэтому объектов заперли в комнатах, предупредив быть паиньками.
Неожиданный «выходной» проходил в вязкой как деготь атмосфере. Без вылазок в Смотровую, где можно было отвлечься на зачитанные до дыр книги, дети гнили от скуки.
Поэтому небольшая группа друзей заметно выделялась в месте, где и дружбы существовать не должно.
Джино дремал у Риты на коленях, пока та гладила его по голове. Наблюдение за тем, как ее пальцы перебирают короткие темно-серые волосы, действовало на девушку, словно медитация.
Шин присел Альберту на уши. В этот раз неугомонное Облако устроило марафон своих лучших шуток. Альберт стоически выслушивал каждую, но его раздражение выдавал недовольно подрагивающий волчий хвост, что, впрочем, нисколько не смущало самого юмориста.
Хром сидела в объятьях Адама, отчаянно пытаясь скрыть румянец. В последнее время Дождь почти не отпускал ее от себя.
Тсунаёши лежал, закинув руки за голову, гипнотизируя потолок. Его мысли блуждали далеко отсюда.
Друзей словно окружал невидимый кокон, не пропускающий гниль и отчаяние, затопившее остальную комнату.
— Надо бежать отсюда, — неожиданно сказал Тома. Он старался говорить как можно тише, но несколько детей, сидящих неподалеку, все равно резко притихли и подозрительно покосились в его сторону.
— О чем ты, блоха? — недоверчиво спросила Рита, прекращая манипуляции с волосами Джино.
— Почисть уши, панда, — привычно огрызнулся мальчик. — Я говорю, что мы должны убираться отсюда.
— С ума сошел, да нас убьют! — подорвался Джино. От расслабленного состояния, в котором он был секунду назад, не осталось и следа.
— Мы в любом случае все здесь подохнем! Нужно хотя-бы попытаться, — яростно зашипел Тома.
Тсуне и остальным словно дали кулаком под дых.
Тома выдохнул и поманил друзей ближе к себе, чтобы никто не мог их подслушать.
— Вот что я предлагаю, — зашептал мальчик. — Самим нам даже из этой комнаты не выбраться. Не буду напоминать, что коридоры патрулируют охранники и роботы, а лифт, чтобы подняться на верхние этажи, запускается только отпечатком руки кого-то из персонала.
Ребята помрачнели. Ситуация вырисовывалась безвыходная.
— Поэтому наш единственный шанс — использовать пламя.
— Только не говори мне, что твой план это… — Рита как-то странно посмотрела на Тому, словно не могла решить гений он или безумец.
— Что, ты поняла, о чем он? — встрепенулся Джино, но Рита проигнорировала его, задумчиво грызя большой палец.
— Но глушилки не охватывают только Колизей и лаборатории, — вмешался Альберт.
— Именно, — кивнул Тома, — в лаборатории соваться бесполезно, но в Колизее есть лазейка, — мальчик начал чертить схему на пыльном полу, продолжая объяснять, — из-за большого объема испытаний, а значит выброса пламени и частых разрушений, обычной системы кондиционирования воздуха недостаточно. Поэтому в Колизее установлена отдельная вентиляция, вот здесь, видите, — Тома указал на небольшой прямоугольник на начерченной им схеме, в которой с трудом можно было узнать их арену для испытаний, — она выходит прямо наружу. Конечно на вентиляции железная решётка, но расплавить ее не составит проблем.
Тома замолчал, поднимая глаза на друзей. Этого хватило, чтобы Альберт не мог больше оставаться спокойным.
— Ты с ума сошел! Напомнить сколько там роботов, мы даже добежать до вентиляции не успеем!
— Погоди, волчара, — похлопал Альберта по плечу Шин и с несвойственной ему серьезностью посмотрел на Тому. — Для начала скажи, как ты собираешься вывести всех нас в Колизей одновременно?
— Показательные бои, — вместо мальчика ответила Рита.
Тома кивнул.
— Не думаю, что приехавшая комиссия ограничится проверкой техники безопасности. Они захотят увидеть результаты трудов, на которые, скорее всего, выделяют немало денег. Ты знаешь об этом что-нибудь, панда?
Рита даже не обратила внимания на ненавистное прозвище, так ее захватили мысли о возможности побега.
— На самом деле не много, — девушка постукивала пальцем по губам, пытаясь вспомнить все из подслушанных разговоров ученых и охранников. — В комиссии восемь человек. Все какие-то важные шишки и спонсоры. Точно не из мафии, скорее всего грязные на руку бизнесмены, но без их денег этот проект закрыли бы уже давно. Пробудут здесь еще неделю, минимум. И вряд ли они местный декор все это время разглядывать будут.
— Я все равно не понимаю, как мы обойдем
вооруженных роботов, — не унимался Альберт.
Видя нетерпение в глазах друзей, Тома самодовольно улыбнулся.
— Устроим дебош!
— Чего?
— Зачем изобретать велосипед, когда все гениальное лежит на поверхности. Для начала группа
А взрывает стену под рубкой, чтобы отвлечь внимание охранников и ученых. Группа
Б берет на себя роботов. Как только начнется шумиха, один из нас должен будет выбить решетку с вентиляции и подать сигнал остальным. Проползем несколько этажей по пыльной трубе, и мы на свободе. Ну как вам?
Друзья напряженно молчали. Тома видел сомнения в их глазах. На словах план был прост, но вот на деле. Слишком важный шаг, от которого зависели их жизни. И никто не мог решиться на него первым.
— Я буду в группе
Б, — неожиданно сказал Адам, как обычно напоминая ожившую статую.
Тома засиял, с благодарностью глядя на друга. Решимость Адама сломала лед.
— Это может сработать, — пробормотала Рита.
— Ты согласна с ним?! — недоверчиво воскликнул Джино. Девушка кивнула.
— У нас правда больше не будет подобного шанса, надо рискнуть.
Джино обреченно застонал, пряча лицо в ладонях, но пробормотал, что участвует в этом безумии.
Остальные все еще сомневались.
— Тсуна, а ты что думаешь? — спросила Хром.
Савада почесал затылок.
— Думаю, я хочу мороженого.
— Чего? — опешили друзья.
— Два шарика. — Тсуна мечтательно улыбнулся, прикрыв глаза. — Клубничный и с шоколадной крошкой.
Повисло недоверчивое молчание.
— Всё, он окончательно двинулся, — заключил Джино и получил увесистый подзатыльник от Риты.
Неожиданно Шин расхохотался, хватаясь за живот.
— Ну ты даешь, Бэмби. Манипулятор маленький.
— И чего ты ржешь? — нахмурился Альберт.
— О, мой милый волчара, — хитро улыбнулся Шин, приобнимая Альберта за плечи, — представь, раннее утро, солнце только встает, окрашивая небо в желтый и оранжевый. Теплый свежий ветер обдувает твое лицо. Рядом шумит океан. Свобода, никаких серых стен и замкнутых пространств. А в руке у тебя рожок мороженого. Какое ты любишь, наверное, с Pedigree, — Альберт раздраженно ткнул Шина локтем в ребро, но по его мечтательному выражению лица было видно, что он принял решение.
— Черт с вами, я в деле.
Друзья еще немного обсудили план, продумывая детали. Под кожей мчалось возбуждение. В эту ночь они так и не смогли уснуть.
Но их план провалился, даже не начавшись.
Через два дня ученые вызвали Шина в Колизей.
Больше он не возвращался.
