Булыжник не чувствует боль

Над моей головой в чёрном небе висит чёрное солнце. И воет ветер – жалобно, страшно, так страшно. У меня уже не остаётся сил. Слёзы застилают глаза, и я не вижу почти ничего: всё оплывает, течёт, дрожит вместе со слезами. Страшно! Больно! И это не потому, что я почти не чувствую ног – они отдавлены его тяжестью и уже не могут пошевелиться – и не потому, что я вся в ожогах от файербола Лины; это потому, что Зелгадис умирает у меня на руках, и я уже ничего, ничего не могу сделать! Он лежит на окровавленном плаще – сколько же этой крови, почему она не может остановиться?! – его голова у меня на коленях – первый раз в жизни, но как же мне страшно! – лицо запрокинуто, а в глазах такая пустота… Его пальцы мелко дрожат, сжимая складки плаща… он весь дрожит… Магические силы… по капельке… когда же их накопится на Rikabarii?! - Зелгадис… Вам очень больно? Зелгадис… – Я касаюсь его руки. Какой-то хрип… Что он хочет сказать? У него такой взгляд… будто видит в небе что-то, чего не вижу я, будто смотрит куда-то в бесконечность, где не на чем остановить глаза… Он умирает?! Нет, нет!! Пока я жива, пока у меня есть хоть какие-то силы… я не дам вам умереть, Зелгадис! Я снова призываю Rikabarii, положив руки на его грудь, – последняя магия, последние силы, как темно… *** Я была без сознания? Спала? Не знаю… Всё по-прежнему. Только солнце – чёрное солнце, такое тяжёлое, давящее – уже не висит над головой, а притаилось за моей спиной. Но я не могу повернуться и увидеть. У меня уже нет сил. Я не знаю, хватит ли их на следующий Rikabarii, когда эта страшная рана на его груди снова начнёт расползаться. Я сижу, опустив голову. Я не вижу ничего, кроме его лица. Кроме его остекленевших глаз, неподвижно устремлённых в небо. Кровь… Везде кровь, на его светлом плаще, на рубашке, мои руки в его крови, пятна крови (кажется, моей) расползаются от его головы, лежащей у меня на коленях… Это его проволочные волосы вонзились мне в ноги, но я не чувствую. Совсем. Ничего. Не чувствую. …Зелгадис! Очнитесь, Зелгадис, скажите хоть что-нибудь, ну пожалуйста… – я говорю и не слышу свой голос – это какой-то хрип. Я пытаюсь трясти его, но мне только голову удаётся сдвинуть – чуть-чуть… Он ещё жив?! Он холодный… Как страшно! Помогите, кто-нибудь, помогите… Никого. Я одна. Неужели одна?! Он умер?! Зелгадис! Зелгадис!!! Мои руки так и остаются на его плечах – бестолково и беспомощно. Теперь я могу быть рядом с Зелгадисом, могу прикасаться к нему, могу даже его поцеловать, но к чему всё это, зачем, если он уже… Он уже просто тяжесть. Холодная мокрая тяжесть на моих ногах. Пустота. Больше ничего не будет. Всё кончилось. Я не смогла его удержать. Я почему-то не плачу. Странно?.. Слёзы просто закончились. Я выплакала их все за тот бесконечный миллиард часов, прошедший с этого утра. Утра, когда всё случилось… *** Зелгадис не знал, что произошло у костра, пока он ходил к реке. Может быть, Амелия снова не к месту возмутилась насчёт справедливости, а у Лины и так кошки на душе скребли из-за того ребёнка, попавшего под её Doragu Sureibu… Но когда химера выходил на поляну, яростный вопль Лины, вспышка и треск зарослей долетели до него в один миг. И тут же, пробив в полёте кусты, в него с коротким вскриком врезалась отброшенная файерболом Амелия. Дальше Зелгадис не помнил ничего – будто багровый туман застелил глаза – и в следующий миг увидел себя уже с полыхающим в руке Ra Tiruto наготове, стоя перед прижавшейся к дереву Линой. Он не чувствовал, как пыталась его оттащить кричащая Амелия в обгоревшем костюмчике, как посмотрел на «тренировку», зевнул и отвернулся Гаурри… Телохранитель всегда чуял, когда Лину действительно хотят убить. - Стой! – прозвучал вдруг решительный голос, и Гленн, откуда только взявшись, встал между Зелгадисом и Линой. - Какого чёрта?! – прорычал химера. - Я не позволю нападать на девушку. «Я и не собирался на неё нападать, просто напугать»? – ни за что Зелгадис не сказал бы так этому напыщенному придурку! Это ведь всё равно что струсить перед ним и признать это… - А я не позволю швырять в девушку файерболами. – Он и сам не понял, как умудрился такое сказать, заставив и так покрасневшую от ожога Амелию вспыхнуть румянцем. Гленн понимающе улыбнулся: - Вот, значит, в чём дело… - Мне очень жаль, – неразборчиво буркнула Лина, глядя в сторону. - Ну вот видишь. И стоило психовать? – Втянувшаяся обратно энергия Ra Tiruto сверкнула огоньком в насмешливо суженных глазах Гленна. Парень отступил в сторону и слегка наклонил голову перед всё ещё дымящейся Амелией: - Вы сильно пострадали, принцесса? Я помогу вам. - Спасибо, – пискнула Амелия, покраснев. - Пойдёмте отсюда, все эти грязные разборки не для таких милых девушек, как вы. *** - Зел, ты какой-то бешеный в последнее время, – заметила Лина, собирая пожитки в походную сумку. Химера смотрел вслед уходящим в сторону реки Гленну и Амелии, острые уши чутко подёргивались, будто ловя далёкие звуки. – Зел? - Я убью его. - Да ладно тебе, ничего с ней не случилось! Я немножко вспылила, что тут такого?... Эй! Кого это «его»? Лина подняла глаза на неподвижное лицо Зелгадиса. Оно так и осталось каменным – абсолютно никакой мимики. Только в сузившихся глазах полыхало что-то такое, что Грозе Драконов стало немного не по себе. Разжав пальцы, Зелгадисс выронил что-то блестящее, смятое в комок. - Зееел… Зел, ты чего? – Лина краем глаза заметила в траве спрессованную стальную чушку, бывшую пару минут назад любимой фляжкой этого чокнутого кофемана. Химера резко развернулся, так что светлый плащ плеснулся по воздуху, и зашагал прочь. Только судорожно скрюченные пальцы скрипнули на рукояти меча… *** - Гаурри, вставай! – Лина устало толкнула спящего телохранителя ногой. – Наш Зел свихнулся, и сейчас будет жарко… *** - А зачем мы пришли сюда? - Ну, мне кажется, здесь просто красиво. А вас надо не только вылечить от ожогов, принцесса, но и успокоить. День только начался, а вы столько сегодня пережили… Прохладный ветер, гуляющий над свободным от леса обрывистым берегом реки, трепал короткий сине-белый плащ Гленна и светлый с подпалинами плащик Амелии, свесившей ноги с поросшего мхом камня. - Да, я очень испугалась, когда… - Это ваш друг, Амелия? – с предельной учтивостью поинтересовался парень. - Кто? - Немножко неуравновешенная химера. - Зелгадис? – Принцесса смутилась, не зная, куда себя девать, как и всегда, когда произносила это имя. – В общем-то да… Все рубаки - мои друзья! - Значит, и я тоже? – Гленн солнечно улыбнулся. - Ну конечно! – Амелия чуть зарумянилась и просияла ответной улыбкой. *** Ветки цеплялись за полы светлого плаща, с размаху хлестали по лицу. Такие удары не могли поцарапать каменную кожу; Зелгадис чувствовал боль, но не замечал её. Он загнал всю боль на самое дно души, оставив только слепую ярость. В конце концов, он человек лишь на треть! Толстая ветка с хрустом переломилась под ногой в тяжёлом ботинке. Треть голема в нём не позволит ему благоразумно отступить. Уже близко. Големы слепы, они лишь чуют и осязают окружающий мир. На треть мазоку, он видел только тьму, только лишённые жизни тени и образы. Но он чувствовал людей на расстоянии. Он знал: уже близко. *** - Закройте глаза, принцесса. Это Rikabarii так неприятно мерцает. Амелия послушно зажмурилась. Седьмой рубака стоял перед ней на коленях, протянув обе руки над её обожжённой ладошкой, и кастовал исцеляющее заклинание. - Гленн, а почему вы зовёте меня на «вы»? – неловко запнувшись, спросила Амелия. – Я из-за этого чувствую себя, как во дворце у папочки! - Я буду называть принцессу, как она пожелает! Амелия отчего-то залилась румянцем. Только один человек, кроме Гленна, мог её так же часто и беспричинно смущать. Хотя… вовсе он не человек! Каменюка бесчувственная… И что это на него нашло сегодня? - Меня обычно называют Амелией и на «ты». - Хорошо, Амелия! Тогда уж и меня называй на «ты»! – потребовал Гленн и снова улыбнулся. – Ну вот, с твоей рукой всё в порядке. Что дальше будем лечить? - Ну, остальное, наверное, я как-нибудь... Принцесса всё ещё сидела, закрыв глаза, поэтому просто не видела, как Гленн подался вперёд и поцеловал её в мило зардевшуюся щёчку. … И как потрясённо исказилось каменное лицо химеры, когда он вышел из леса и увидел их: стоящий на коленях красивый «рыцарь» целует сидящую на камне принцессу, мило сложившую руки на коленках… *** - Эй, Гленн, так нечестно! – смеясь, возмутилась Амелия и открыла глаза; её ушки между растрёпанными ветром прядями волос так и полыхали. - Неправда! Просто вся моя рассудительность улетает куда-то, как только я на тебя посмотрю… – Гленн мило улыбался, напоминая всем своим видом ласкового кота. В тёмно-карих глазах прыгали весёлые огоньки. *** Лес сотряс страшный, отчаянный вой на треть демона, беззвучный для простого человека, такой низкий, что его могли слышать только мазоку. Если бы Амелия оглянулась, она могла бы увидеть мелькнувший за деревом светло-бежевый плащ. Оглушённый собственным воплем, ослеплённый яростью – Зелгадис прижался к дереву спиной, хватая воздух сквозь намертво стиснутые зубы. *** - Правда? – в глазах Амелии зажглись звёздочки: она ни от кого раньше не слышала красивых слов в свой адрес, если не считать дежурных комплиментов от папиных гостей и придворных… - Да! Ты ведь самая красивая девушка на свете. Тебе этого никто не говорил? *** Шаг, шаг и ещё шаг. Как трудно идти. Каменные ноги будто врастают в землю, и кровавая пелена застилает глаза… *** Амелия испуганно вскрикнула, а Гленн вскочил на ноги, когда из леса на утёс стремительным шагом вылетел химера Зелгадис Грейвордс. В страшном молчании, с каким нападает бешеная собака, с неузнаваемо искажённым каменным лицом.