Материнский инстинкт

Мать встретила сына слезами и упреками: — Я же говорила тебе, что это опасная женщина! Но ей удалось поймать тебя в свои сети, чтобы украсть у меня, настроить против семьи! — Мам, не кричи на меня. — проговорил молодой брюнет лет, смотря на свою молодую и красивую мать. — Все нормально, я же вернулся. Дима осторожно коснулся пальцами нежной щечки своей матери. Но она не могла успокоиться. — Я знаю, почему это произошло. — проговорила Женя с чуть отрешенным видом. — Это кара мне за мой тяжкий грех, и за то, что я ввела в грех тебя. — Что за чушь ты сейчас говоришь? Какие еще грехи? — проговорил молодой брюнет. Дима вырос в нормальной семье, его мать была верующей, но религиозным фанатизмом никогда не отличалась и ничего не навязывала ему. В вопросах религии он оставался атеистом, но сейчас заинтересовался сатанизмом, ибо начал увлекаться книгой Антона ЛаВея «Сатанинская библия». — Я все поняла, сынок. — ответила Женя. - Мы, до сих пор, жили неправильно, но теперь все изменится. Я покаялась и пришла к религии, теперь все время буду ходить в церковь, молиться Богу. И ты тоже будешь. — Ну ладно, давай сходим в церковь сейчас. — ответил Дима. — Если это нужно, я готов сходить в церковь ради тебя. Дмитрий не любил ни церковь, ни самих церковников, но ради матери он мог пойти на многое. Церковь встретила его скорбными ликами святых, действовавшими на него угнетающе, запахом ладана и хоровым пением, казавшимся ему заупокойным. Дима почему-то с детства плохо себя чувствовал, находясь в церкви, поэтому обходил ее десятой дорогой, что иногда беспокоило его верующую мать. Сейчас ее это не просто беспокоило, а и очень печалило. Женя заставила сына отстоять всю службу, не смотря на то, что ему становилось дурно. Она исповедовалась и причастилась, уговорив и его пойти на исповедь. Причаститься он не мог, не имел права, так как не читал молитв и не готовился к этому действу. Дима подошел вслед за матерью к священнику на исповедь. Тот ревниво проследил за тем, чтобы юноша положил денежку на пожертвование. Это не укрылось от Димы, и он сразу же проникся к батюшке неприязнью. Внешний вид священника тоже его раздражал: толстый и какой-то весь слишком слащавый, елейный. Ни Женя, ни, тем более, Дима не могли знать, что в молодости этот батюшка был аферистом и альфонсом, по имени Дэн. Впоследствии, он пришел к религии и покаянию, но, на самом деле, просто нашел новый для себя способ мошенничества. — Исповедуется раб Божий… — начал он своим сладким голосом. - Имя? — Дмитрий. — хмуро ответил парень. Дмитрий холодно смотрел на священника. В голове молодого брюнета стали появляться видения. Он поднял руку и пальцами указал на одного, находившегося в храме молодого монаха и громким голосом проговорил: — Нравятся одиннадцатилетние девочки? О, да у тебя и сейчас есть такая, ты же врешь ее родителем, что проводишь сеансы, изгоняя из нее нечистых духов. — А вот ты — убийца! — указал он на приезжего священника, который стоял рядом с алтарем. — Ты убил двух близняшек и спрятал их тела в подвале. Это вам нужно пребывать в тюрьме. Вас бы быстро там посодомили до смерти. Молодой брюнет продолжал свою исповедь. Он проговорил, обращаясь к Дэну: — А вы вымогали деньги из эстрадной певицы Ольги Салиной, более известной как «Клеопатра». Вы пользовались ее любовью и вымогали все больше и больше денег, пока чуть не разорили ее. Ожидавшие своей очереди на исповедь прихожане зашумели и стали опасливо креститься. Священник, стоявший у алтаря закричал: — Молитесь за него, братья и сестры! В нем бес! Дэн побледнел и изменился в лице. Он в глубине души оставался материалистом, а посему испугался, что парень вовсе не одержимый, а из правоохранительных органов, что для Дэна было гораздо хуже. — Мы можем договориться. — шепнул он Диме. — Я поделюсь деньгами. Юноша усмехнулся ему прямо в лицо и проговорил: — Деньги? Зачем мне твои грязные деньги? Думаешь, я из полиции? Отнюдь, я обычный человек, просто не люблю воров, которые притворяются честными людьми. Дэна немного успокоили его слова. Уж лучше пусть это будет одержимый или какой-нибудь ясновидец, чем мент. Дэн подозвал к ним Женю, готовую сквозь землю провалиться от происходящего. «Из-за моих грехов мой бедный сыночек стал одержим бесами!» — горестно подумала бедная женщина. Она послушно подошла к святому отцу и продолжавшему стоять рядом с ним Диме. — Дочь моя, — скорбным голосом проговорил артистичный Дэн, — в вашего сына вошли семь бесов. Господь наделил меня пророческим даром и умением изгонять нечистых духов. Я вижу у вашего сына иссиня-черную ауру, черную душу, раздираемую демонами. Если не спасти его, он окажется на самом дне ада. — Мама, кому ты поверишь? Этому уроду, который разводил лохушек на деньги или своему родному сыну? проговорил Дима. — Сынок, не говори так! — сквозь слезы сказала Женя. — Простите его, он не понимает, что говорит. — обратилась она к священнику. — Это бес говорит в нем. — ответил Дэн. — Помогите ему, прошу! — взмолилась Женя. — Я могу помочь, — сказал священник, —, но встретиться лицом к лицу с семью бесами очень опасно, поэтому мне нужны деньги… для моей бедной семьи, если меня не станет. Дэн скорбно возвел очи горе. — Я заплачу вам. Сколько нужно? — спросила Женя. — 10 тысяч долларов. — скромно ответил Дэн. Дмитрий вздохнул и опустился на скамейку, на которой сидели другие такие же одержимые по мнению Дэна. — Вы, что — действительно ему верите? Ему нужны лишь ваши деньги. — проговорил парень. Брюнет возглавил движение против мошенника, и уже через сорок минут толстый аферист был задержан крепкими мужчинами. Он пытался вырваться, напоследок проорав: — Я тебя запомнил, щенок! Дима увел свою пораженную и разочарованную увиденным маму из этого «святого» места. — Как же так, — растерянно говорила Женя, — он же слуга Божий, он же исповедовал людей… как он мог… Придя домой, брюнет показал своей матери запрещенную христианством книгу Антона ЛаВея под названием «Сатанинская Библия». Мать парня едва не упала в обморок от одного названия книги. — Что это? — выговорила она, наконец. — Ты стал сатанистом? — Нет… пока нет. — проговорил брюнет, смотря на свою маму с легкой улыбкой на своем лице. — Никаких грехов мы не нарушали. — проговорил Дима. — Если бог существует, то почему он позволяет войны, губящие человечество или создает насекомых, которые убивают? Мы сами кузнецы своей судьбы. Нам не нужен бог. — Что ты такое говоришь, сынок? — взволнованно спросила Женя. — За такие слова можно попасть в ад. — Нет никакого ада, мама. — с легкой насмешкой ответил Дима. — Нет ни небес в сиянии славном, ни ада, где жарятся грешники. Здесь и сейчас день наших вечных мук! Здесь и сейчас наш день наслаждения! Здесь и сейчас наш шанс! Выбери же этот день, ибо спасителя нет! — Дима, Димочка, замолчи! Это грех! — закричала его мать. — Грехи были придуманы христианской церковью, дабы гарантированно можно было бы обвинить любого из своих прихожан. И то, что произошло между нами, мама, когда-то не считалось грехом. Открой ту же Библию, Ветхий Завет, почитай о Лоте и его дочерях. И на ком, если не на своих сестрах могли жениться Каин, Авель и Сиф, если кроме них других женщин на Земле не было? — говорил ей ее сын-бунтарь. У Жени кругом шла голова, она выставила вперед руки, как-будто отстраняясь от него и отгоняя искушение. Неужели ее сын и эта книга правы, и то, что сегодня называют грехом, вчера называли добродетелью и, возможно, еще назовут завтра. «Но если добродетель и порок зависят от случайности или чьего-то каприза, то мы все — рабы!» — подумала женщина. Дмитрий подошел к своей матери и обхватил ее за плечи, немного подтолкнув к стене. Язычок сына проникал в нежные глубины ротика матери. Женя вначале пробовала сопротивляться, хотя и не очень убедительно, но потому уступила ему и обвила руками его шею. Брюнет улыбнулся, целуя нежные губки своей матери. Он положил свои руки на ее красивую, округлую попку. Дима принялся освобождать мать от одежды, целуя ее все еще красивую грудь. Когда Дима еще в очень раннем возрасте начал понимать, что влюбляется в свою мамочку, он всегда задерживал свой взгляд на ее наливной груди, и сейчас он посасывал ее, словно опять был младенцем. Молодой брюнет продолжал покрывать упругую белую грудь своей матери страстными, пылкими поцелуями. Пальчиками юноша проникал в трусики Жени. Брюнет двумя пальцами вошел в нежный бутончик матери и проговорил ей на ушко: — Я люблю тебя. — Я тоже очень люблю тебя, сынок. — выговорила Женя обычные материнские слова, сейчас звучавшие по-особенному. Взгляд ее голубых глаз был томным, она прикрыла их, слегка откинув голову. Брюнет начал двигать пальчиками в нежном лоне своей матери. — Может займемся сексом прямо на столе? — тихо спросил Дима. Женщина молча кивнула, и юноша, подхватив ее на руки, осторожно уложил на стол, покрывая ее тело жгучими поцелуями. Раздев ее полностью, Дима не мог налюбоваться ее прекрасным телом. Она была так сексуальна, так обворожительна! Юноша вспомнил, как в прошлый раз она, находясь в его объятиях, произнесла имя некоего Никиты. Как он ненавидел его сейчас, хоть он и мертв давно! Временами он ненавидел даже покойного отца за то, что ему когда-то принадлежало тело его богини. Дима снова посасывал и покусывал розовые соски ее роскошных грудей, которые были намного больше грудей Ларисы. Спускаясь ниже, он целовал нежный мамин живот, красивые, белые бедра. Затем, расположившись между маминых красивых ножек, он приник к ее киске и начал ласкать ее губами и языком. Его мать постанывала и иногда даже вскрикивала от удовольствия. Она положила руку на чернявую голову сына и прижала ее к себе сильнее. Женя шире раздвигала ножки, и ее сын стал еще активнее вылизывать лоно, когда-то давшее ему жизнь. — Мой мальчик! Мой сынок! — выкрикивала его мать. Наконец, женщину накрыла волна оргазма, и она кончила в рот своему сыну. Затем, Дима вошел в нее и принялся погружать свой член как можно глубже в лоно матери. Он двигался все резче и глубже, вот он почувствовал ее матку, это было божественное ощущение, ведь когда-то он вышел из нее. …Когда они лежали обнявшись, отдыхая после ласк, Женя спросила его полусерьезно-полушутливо: — Ну что, тебе понравилось, я была лучше, чем твоя тетя? — В тысячу раз лучше! — честно ответил Дима. — Сравнивать ее с тобой — это то же, что сравнивать бледную звездочку с солнцем. Я люблю тебя, мама, и я хочу жениться на тебе. Женя помрачнела: — Сынок, это невозможно. Дима тоже взгрустнул, но он понимал, что мать права, и для них уже достаточно просто наслаждаться друг другом. Словно почувствовав то, что произошло между племянником и сестрой, Лариса застонала и вонзила ногти в грудь, расцарапав ее до крови. Ее ненавистная сестра была ей соперницей во всем: с ней приходилось делить любовь отца, ей принадлежал Никольский, и она же украла у нее ее мечту стать звездой. Иногда ненависть Ларисы к сестре становилась так сильна, что ей хотелось отравить ее, как некогда Сальери отравил Моцарта. А теперь ей приходилось делить с ней и Дмитрия, который очевидно отдавал предпочтение своей матери, а не ей. И это было тем болезненнее для Лары, что она, действительно, страстно влюбилась в этого юношу. С раннего детства Лара была очень одинока и непонята, потом девушка упорно добивалась славы, не желая верить в неприятную правду о том, что она бездарна, но и эта борьба, и мимолетные связи не приносили ей счастья, лишь на какое-то время заполняя ее внутреннюю пустоту, не давая чувствовать себя одинокой. Потом она встретила Славу, и ей тогда показалось, что она, действительно, любит его, но это был мираж, самообман. Что же, она была благодарна мужу уже за то, что во всем угождал ей, а главное, подарил ей прекрасную дочь, и это сделало ее счастливой. Но, увы, счастье кончилось, дочери больше нет… и мертва она из-за ненавистной Женьки! Даже эту ее радость сестра у нее украла! Какая ненависть клокочет в ней! Она взяла фотографию молодой Жени Азариной и сначала проткнула ножницами, а потом… поцеловала сестру-соперницу в губы. Одевшись потеплее, Лариса поздним вечером отправилась на кладбище. Любая другая женщина на ее месте боялась бы туда идти в такое время, но только не бесстрашная, отчаянная Ларка, которой уже нечего было терять. Она подошла к могиле, где покоилась ее любимая дочь. Некоторое время женщина стояла около нее, опустив голову. Затем проговорила: — Дух кладбищенский, ты между живым и мертвым, будь моим союзником, помоги в делах моих преуспеть. Далее женщина взяла свою фотографию и фотографию любимого племянника, сложила их лицами друг к другу и положила в конверт, со словами: — Что на кладбище соединится, в мире живых не разъединится. Какое-то время женщина в задумчивости прогуливалась среди могил, вспоминая прошлое, прощаясь с ним, и мечтая о будущем. Полная луна бросала немного зловещий отблеск на ее бледное серьезное лицо. Уходя она проговорила: — Что на кладбище соединено, никто не разъединит. Да будет так. После чего прибавила: — А ненавистная сестрица-змея подколодная пусть станет немой, да отсохнет у нее язык, да не услышат больше голоса ее поганого. И да будет так