Мёртвые звёзды

Улетели звёзды далеко, Их уже рукою не достать. На душе томительно легко, Хочется кого-нибудь порвать.       Ты любишь звёзды, я люблю звёзды, но сегодня они улетели, оставив нас вдвоём, сегодня они не отражаются в твоих зелёных мёртвых глазах, полных страха, горечи и сожаления, которое ты испытала, прежде чем я придушил тебя. Ты слишком красивая, и я просто не мог позволить, чтобы твоё сексуальное тело было обезображено шрамами от ножа, поэтому я просто придушил тебя своими собственными руками. У тебя было забавное лицо, как и у всех моих предыдущих жертв, когда не хватало воздуха. Понадобилось время, чтобы ты перестала брыкаться и ушла в царство вечного сна. Теперь ты сладко спишь, лёжа на одной из кроватей, в которой когда-то лежал какой-то сумасшедший, когда эта часть психиатрической больницы ещё не была заброшена.       Ты — обычная медсестра, чья работа состоит в том, чтобы следить за состоянием больных и ухаживать за ними, а я твой пациент. Когда ты впервые пришла сюда, то была немного неуверенной и может даже пугливой, ведь приходится работать с психами. И конечно, ты не сразу обратила на меня внимание, ведь я далеко не единственный, за кем тебе нужно было ухаживать. Признаюсь, поначалу и я был не слишком заинтересован в тебе. Тогда я считал, что ты такая же, как и все медсёстры, которые пытаются к тебе хорошо относиться, так как этого требует работа, а на самом деле до смерти боятся тебя и поливают грязью у тебя за спиной. Но я ошибся, и рад, что ошибся.       Я помню тот июльский вечер, когда ты заглянула ко мне в палату. На тебе был обычный белый халат и светлые джинсы, потому что ты частенько забывала свои белые брюки, за что доставалось от начальства. Длинные чёрные волосы, мягкие, как шёлк, были распущены и струились по твоим плечам, в зелёных глазках плясали радостные огоньки, а на лице была искренняя улыбка. Ты сказала, что медсестра, которая должна была ухаживать за мной, заболела, и ты её заменишь. Тогда я бросил лишь тихое «ладно», но и предположить не мог, что мы сблизимся.       Тот вечер был таким же, как и если бы рядом со мной была не ты. Дала мне таблеток, которые я покорно выпил, и сделала укол, а потом ушла, оставив меня наедине с самим собой. Утром следующего дня я проснулся от солнечного света, проникающего в палату через окно, которое обычно было зашторено. Когда я открыл свои чёрные глаза, то увидел тебя, сидящую на стульчике рядом с моей кроватью, а рядом была каталка, на которой лежал завтрак для меня и очередные таблетки и уколы. Заметив, что я проснулся, ты снова, как и вчера вечером, лучезарно улыбнулась, пожелав мне доброго утра, на что я лишь кивнул. Ты не торопилась пичкать меня таблетками, а терпеливо ждала, когда я сначала поем. Пока я завтракал, твой заинтересованный взгляд упал на прикроватную тумбочку, на которой лежало несколько листов и карандаш. — Ты рисуешь? — спросила девушка, переведя взгляд на юношу. — Да, — спокойной ответил он, отпив немного чая из кружки. — Могу я посмотреть? — снова спросила она, а рука уже потянулась к листкам, но парень тут же положил на них свою руку, оторвавшись от завтрака. Поняв, что поторопилась, медсестра убрала руку, чуть расстроившись, а затем посмотрела на больного, который был всё так же спокоен. — Не эти, — произнёс он и открыл один из ящиков тумбочки, где лежали уже готовые рисунки. — Здесь.       Девушка удивилась, ведь думала, что он ответит отказом, но обрадовалась, когда он разрешил взглянуть на его работы. Чаще всего у пациентов ничего нет, никаких личных вещей, но ему разрешили оставить альбом и карандаши, но только для того, чтобы судить о состоянии юноши по его рисункам, хотя ничего не имели против, чтобы он рисовал и просто так, для развлечения самого себя. Медсестра взяла в руки альбом и начала медленно его пролистывать, с интересом разглядывая каждый рисунок. Все рисунки были совершенно разными: на одних были спокойные пейзажи и различные наброски, на других — сцены насилия и что-нибудь мрачное или кровавое. Закрыв на половину изрисованный альбом и убрав его на место, девушка снова обратилась к парню. — Ты красиво рисуешь. Художник? — Немного художник, немного псих.       Она рассмеялась, а парень окинул её слегка удивлённым взглядом. Ещё ни у кого не было такой реакции. Обычно, другие медсёстры в такие моменты спешили побыстрее покинуть его палату, а она просто рассмеялась. — Что смешного? — поинтересовался юноша, оставаясь спокойным. — Это было немного смешно. Ну, или хотя бы забавно, — улыбнулась девушка, поправив прядь волос, спавшую на лицо. — Знаешь, ты не выглядишь злобным или агрессивным. По тебе и не скажешь, что ты душевнобольной человек. — Почти все здесь такие, — мрачно ответил он. — Но я действительно не в порядке, поэтому тебе стоит держаться подальше от меня и всех остальных.       Медсестра немного напряглась после этих слов, а парень печально опустил голову. Вспомнив о том, что ему пора бы принять лекарства, девушка протянула ему таблетки и чашку, в которую налила воды из бутылки, а затем, когда он их выпил, взяла в руки шприц и начала вводить его содержимое в вену на руке парня. — Вам просто нужна помощь, вот и всё, — спокойно произнесла она и вытащила шприц. — Для этого я и пришла сюда.       Юноша ничего не ответил, лишь наблюдал за тем, как девушка делала ему укол, а затем протёрла место укола маленьким кусочком салфетки, пропитанной спиртом. Когда медсестра уже собралась уходить, он всё же заговорил: — Трина. Тебя ведь так зовут? — Да. Ты что-то хотел? — Будь осторожна.       Парень выглядел довольно серьёзным, когда говорил это. Она не ожидала услышать такое от психически больного человека, но ей была приятна его… Забота? Поняв, что он не желает ей зла, девушка улыбнулась и сказала: — Я зайду к тебе днём, чтобы погулять с тобой, увидимся.       Прогулка была замечательной. И замечательной её сделала ты. Мы ходили по территории психиатрической больницы и разговаривали о том, о сём. И хотя я мало чего понимал из-за принятых мною таблеток и того дерьма, что было в шприце, я был всё-таки немного рад. Ты первая медсестра, которая сама со мной заговорила, потому что ей этого хотелось, потому что было, наверное, интересно. Жаль только, что это длилось недолго, всего месяц, потому что вернулась та женщина, которую ты заменяла, и стала реже видеться со мной. Наверное, именно после того месяца, проведённого с тобой, я почувствовал, как мне тебя не хватает, ведь другие медсёстры обращались со мной, как с собакой, им было совершенно плевать на меня, лишь бы вколоть в меня что-то и впихнуть таблеток, а затем смыться. Только тогда я почувствовал разницу между этими тварями и тобой. Но чтобы больше осознать это, мне понадобилось три года, которые были очень трудными. Я долго ждал, эти три года ждал, прежде чем тебя снова назначили ухаживать за мной, и на этот раз уже не в качестве замены.       Ты единственная, кто не боялся меня, единственная, кто заботился обо не потому, что это входило в твою работу, а потому, что тебе нравилось это, единственная, кто оставался порой после окончания рабочего дня, чтобы просто поговорить. Я замечал, как остальные врачи и медсёстры постоянно смотрели на тебя, как на такую же сумасшедшую, как и я сам, потому что ты часто приходила ко мне, даже если это не было нужно, и как они пытались препятствовать нашим и без того коротким встречам. Как же я ненавижу этих мерзких людишек, что так хотели разлучить нас, как я ненавидел эти белые стены проклятой психушки, постоянно окружающие меня, что были мне тюрьмой, где я был заперт, и только ты способна была развеять эту тьму, в которой я жил.       Как оказалось, у нас с тобой было много общего. Нам всегда было о чём поговорить, а говорили мы о многом. В основном о том, что нам больше всего нравится. Я рассказывал тебе о том, как люблю рисовать, и даже однажды попросил тебя позировать для меня, ты помнишь? Ты рассказывала мне о своей страсти к музыке, о своих вкусах в ней, которые, по большей части, у нас совпали. Но были и вещи, которые нравились нам обоим. — Я люблю звёзды, а ты, Глен? — Да, я тоже. Они красивые. — Вчера по телевизору передавали, что сегодня будет звездопад, — улыбнулась Трина, сидя рядом с юношей в небольшой беседке. — Должно быть, это красиво, — спокойно произнёс он, уставившись в стол, стоявший посреди беседки. — Хочешь посмотреть? — предложила медсестра, с интересом глядя на больного, ожидая его реакции. — Было бы здорово. Но я этого не увижу, — вздохнул Глен, положив руки на стол. Заметив, что он расстроился, Трина положила свои руки на его, что заставило парня отвлечься от сверления взглядом стола и посмотреть на девушку, что улыбалась ему. — Ты его увидишь, — уверенно сказала она. — Я что-нибудь придумаю. Я вытащу тебя из этой мрачной комнаты, называемой больничной палатой…       И ты сделала это. Поздно ночью, когда я уже спал, ты вошла в палату и разбудила меня. Спросонья не мог понять, что происходит и зачем ты просила меня одеться, но потом вспомнил наш дневной разговор и всё прояснилось. Ты вывела меня из здания больницы и повела в беседку, откуда мы с тобой полночи наблюдали это прекрасное чудо природы. Я почувствовал себя таким живым в ту ночь. Давно не испытывал такого, ведь таблетки делали из меня восставшего мертвеца, и это просто ужасно. Но ты помогла мне снова почувствовать себя человеком. Всё было, как в кино, не хватало только романтики, но и та потом появилась, когда ты положила свою голову мне на плечо и начала мне что-то рассказывать, а потом чуть не заснула. И мы просто смотрели на звёзды, которых на тёмном небе было неисчислимое множество, и загадывали желания на те из них, что падали с небес. Кто тебя оставил здесь одну? В небе одиноко и темно. Позови меня, я приползу, Потому что звёзды далеко. Улетели звёзды далеко, Их уже лопатой не добить. Хочется кого-нибудь порвать, Хочется куда-нибудь любить.       Мне всегда нравилось проводить время с тобой, ведь только ты относилась ко мне, как к человеку, а не как к какой-нибудь твари. Ты не видела во мне опасности, особенно в последнее время, потому что мы сблизились. Наверное, мы были похожи на друзей, но мы оба прекрасно знали, что это не так. Знали, что между нами ничего подобного быть не может, потому что я не такой, как ты, я ненормальный. И хоть ты знала это, всегда поддерживала меня словами, что это не так, и даже пыталась приводить аргументы в свою пользу. Мне нравилось, когда ты трепала меня по моим чёрным волосам с сине-зелёными прядками и обнимала, как большую плюшевую игрушку. Странные между нами были отношения, слишком тёплые для медсестры и психически больного человека, но было плевать, нам просто нравилось в компании друг друга, так ведь, Трина? Мы знали всё друг о друге, но кое-что я тебе всё же не сказал.       Я не сказал тебе о том, как успел привязаться к тебе за эти три года. Как эта привязанность переросла в зависимость. Я знал, что не только мне ты нравилась, но и другим сумасшедшим тоже, и это очень злило меня. Я хотел, чтобы ты была только со мной, я хотел, чтобы ты была моей. Но если бы я признался тебе в этом, ты бы наверняка сочла меня эгоистом и собственником, а потом покинула бы меня. Я не хотел тебя потерять, я хотел вечно тебя любить. Глупое и утопичное желание, но оно взяло верх над разумом. Поэтому сегодня, когда ты в очередной раз вывела меня на свежий воздух поздно ночью, хотя это было запрещено, и ты знала об том, я убил тебя. Я ведь сумасшедший, я предупреждал тебя, но ты не слушала, ты верила, что я нормальный. Это была ошибка, грубая ошибка, смертельная ошибка. И теперь, когда ты мёртвая лежишь на кровати, а я стою рядом с тобой, мне ничего не помешает, я могу любить тебя вечно, и ты не откажешь мне. И я буду любить тебя так, как я этого захочу.       Твою куртку я давно с тебя сбросил, сейчас она валяется где-то в углу на грязном полу. Целую твои мёртвые губы, которые ещё не остыли, стараюсь быть нежным, будто ты ещё можешь чувствовать. Расстёгиваю твою белоснежную рубашку в считанные секунды, а затем снимаю её, переходя к джинсам, от которых избавляюсь так же быстро. Твоё тело бесподобно, ты знала? Эти тонкие ручки и ножки, светлая кожа без единой царапинки или синяка — всё идеально. Я не могу удержаться. Внутри всё будто горит, тело жаждет только одного дельца, похотливого и страстного дельца. Расправляюсь с нижним бельём и начинаю любоваться твоей красотой. Такому прекрасному телу даже сама Афродита позавидовала бы. И теперь эта красота принадлежит мне. Только мне.       Становится жарко. Сбрасываю свою куртку и швыряю её к твоей, оставшись в светло-голубой майке и чёрных джинсах. Нависаю над тобой и начинаю целовать, сначала в губы, а затем спускаюсь чуть ниже, к шее, на которой оставляю засосы. Нежно поглаживаю тебя по плечам, жаль, что ты не можешь чувствовать. Я как будто в эйфории, и хочется ещё, хочется большего. И я просто отдался своим желаниям, этой страсти, что кипит во мне. Разбавлю эту ночь развратными грязными стонами, и звёзды скрылись во тьме, не желая видеть мой грех. Но у меня есть ты, остальное не важно. И эта ночь принадлежит только нам с тобой. Когда убьют — никто не уйдёт, Когда возьмут — тебе не уйти. Немного боли, немного любви, Немного крови, немного земли.