Сучжон не появляется на следующий день и на третий день тоже. Окна на четвёртом этаже со стороны двора горят бежевым светом, и отчего-то Сынван волнуется. Она не решается постучаться к ней и спросить в чём дело. Вместо того чтобы набраться сил и разузнать всё, она поднимается по лестнице в свою квартиру и гложет себя напрасными размышлениями.
Что такого могло произойти, что Сучжон так внезапно поменялась и больше не показывается ей на глаза? Конечно, русоволосая действительно непостоянная, и она всегда ждала того момента, когда что-то пойдёт не так, но это просто-напросто выбивает всю почву из-под ног.
Сынван к этому не была готова, совершенно.
Возвращаться в пустую квартиру, в которой нет Сучжон, оказывается просто смертельно больно. Ещё никогда, ни разу за свою счастливую жизнь, Сынван не чувствовала себя настолько побитой и потерянной. Может быть, стоило родиться с печальным сердцем, чтобы принимать такие ситуации как должное? Или, наверное, вообще не стоит общаться с людьми, чтобы в них не разочаровываться?
Как можно было просто взять и уйти, выключив свет, закрыв двери на ключ и исчезнув в своём «обратно»? Неужели Сынван настолько надоела русоволосой, что та не выдержала и снова закрылась в себе? Она ведь столько усилий приложила, чтобы Сучжон не было так одиноко, всегда была рядом и принимала её такой, какая она есть. Она ведь так лелеяла её, так любила её, так берегла.
Сынван хочет ждать её, но прекрасно понимает, что она не придёт сама. Возможно, Сучжон слишком слаба, чтобы подняться. Некоторые люди способны только на падение, и Сынван это знает.
Очень сложно продолжать двигаться вперёд, когда у тебя резко что-то забирают. Такое впечатление, что ты дышать не можешь, хотя раньше прекрасно и без этого обходился. Всё-таки люди иногда становятся слишком жадными к своим чувствам.
Вот и Сынван стала жадной из-за Сучжон, хотя она и вытащила её из привычного мирка. Может, это она виновата? Не Сучжон же сама ввалилась в её квартиру, требовательно умоляя принять её к себе. Это Сынван к ней пришла, устроила причины, чтобы та была рядом, держала её словно на поводке.
Так к чему эти терзания?
Сынван вертится в постели в попытках найти удобный уголок, чтобы заснуть, но сон упорно не хочет её навещать. Всё пошло наперекосяк. Как это возможно, что жизнь поменялась настолько, что прошлое кажется чем-то незнакомым?
Луна истерически над ней подшучивает, озаряя спальню ярким светом: ну вот за что? Буквально всё сейчас над Сынван издевается. Если уж хреново, то хреново во всём, да?
Сынван не узнаёт себя, совсем.
Утро встречает её прохладой: Сынван опять забывает включить обогреватель ночью. Может быть, если замёрзнуть, то можно ничего не ощущать? Как же было бы круто, если бы эмоции можно было переключать, а то так уж слишком сложно. Почему при рождении не выдают инструкции, как правильно использовать человеческие тело и душу? Сынван могла бы догадаться, что вещи имеют свойство ломаться с течением времени, вот прямо как она сейчас.
Сломанная Сон Сынван. Кто бы подумал?
Сынван ждёт, пока вскипит чайник, и сверлит дырку в настенной плитке. Телом она у себя на кухне, но мыслями далеко. Может, на четвёртом этаже, в соседской квартире снизу. Горький кофейный запах преследует её везде, и она даже не думает о том, чтобы застелить семейный диван, на котором ночевала так долго её дорогая Сучжон. Если бы они делили одну кровать, наверняка бы простыня жгла её кожу, верно?
Как один маленький незначительный человечек для вселенной мог занять собой столько места? И вот Сынван не влюблена в Сучжон – нет, – просто русоволосая для неё стала за короткие сроки всем, даже больше, чем лучшей подругой. На языке вертится слово «семья». Да, Чон Сучжон однозначно стала частью её семьи, которую Сон потеряла ещё задолго до переезда в этот дешёвый домишко.
Кто же будет чувствовать себя полноценным, когда всё, что было драгоценно, однажды исчезает из твоих будней?
У Сынван не остаётся сил даже на то, чтобы подняться с кровати и начать собираться на работу. Вчера она привела себя в порядок, сделала причёску, накрасилась и даже приоделась, но уже надевая каблуки, почувствовала, что не сможет выйти на улицу – не то что доехать до офиса.
В костюме, с тугим пучком и тонной макияжа, она свалилась обратно на кровать и начала тихо рыдать в подушку. Нестерпимо, ужасно, трудно. Состояние овоща во всей красе. Осенняя хандра?
Нет, это Сучжон болит.
Сынван увольняется с работы и вот уже битый час бездумно пялится в телевизор, смотря комедию. Но ей ничуть не смешно – немного тошно от просмотра. Хочется разбить экран серым пультом и смотреть, как ему будет больно, наблюдая за своими трещинами.
Сынван начинает всё раздражать. Любой шум или шорох, звуки проезжающих под окнами машин и даже собственное сопение. Кажется, её можно вывести из себя, просто существуя.
Кто-то в такой ранний час решает поиграть на нервах, шумя на лестничной площадке. Наверное, беда притягивает беду, и если кто-то узнаёт, что у неё всё слишком плохо, то приготовится сделать ещё хуже. Такое впечатление, что у неё на двери висит сигнализация её чёртового настроения или кто-то купил себе радар, специально!
Сынван решительно встаёт с дивана и направляется к выходу, чтобы накричать на соседей, которые, кажется, перешагнули черту её терпения. И ей плевать на то, что про неё подумают другие. Раньше она тряслась: до такой степени её волновало чужое мнение. Иногда перемены приносят хороший результат. Но стоят ли страдания этого?
Сынван тихо отходит от двери сразу, только видит в ушко причину её нынешнего состояния: Чон Сучжон. И не одна.
Похохатывая, они с Чондэ вваливаются в квартиру справа, оставляя Сынван в глубоком потрясении. Как же так? Сынван недоумевает, ведь именно Сучжон ей вторила, что Ким Чондэ не тот человек, из-за которого нужно тревожиться.
Сынван не может осмыслить увиденное: зла она или опечалена? Неужели Сучжон предала её ради этого выскочки? Неужели Сучжон до такой степени себе противоречит?
Чон Сучжон вмиг становится для неё незнакомкой. Незнакомкой, которую она пыталась спасти.
🍂
Сучжон на самом деле очень стыдно показываться перед Сынван, учитывая то, через что они обе прошли. Это, несомненно, были самые прекрасные недели в её жизни, по крайней мере на памяти.
Ей нравится Сынван и не нравится одновременно, и это не от неё зависит. Просто она такой человек, и она устает от всего, даже если оно имеет большой смысл.
Сучжон делает попытки сохранить всё, но лишь больше крошит в своих грубых ладонях. Она не способна удерживать людей возле себя лишь по той причине, что не умеет быть другом для себя.
Чон Сучжон не умеет уживаться сама с собой.
И как же это трудно – подойти и сказать человеку, с которым ты ночами откровенничал о великом, что он больше не чувствуется для тебя близким. Отдалился, и всё, хотя ничего и не сделал для этого.
Все – в том числе и Сынван – думают: раз Чон прямолинейна и честна, то ей легко говорить о таком тяжком деле, как потеря чувств. Но нет, они ошибаются. Быть тем, кто признаётся в этом, в два раза сложнее.
Да, тому человеку больно, но ведь и другому тоже, тем более что только ему решать: принимать это с извинениями или нет. Другому нужно на это решиться, и ему неудобно от своих мыслей, от себя, что всё так случилось. Ему потом жить с тем, что он обидел своим признанием, своим неумением дружить.
Но всё же так намного лучше, чем врать и тянуть время, тем самым извращая свои «отношения» и «общение». Нужно быть в ответе за себя и за раны, которые ты нанёс своей ущербностью.
Самое жёсткое в этой ситуации то, что Сучжон до сих пор пытается удержать в своём сердце Сынван, но это бесполезно. Как человеку, предназначенному умереть, уже ничем помочь, хоть ты и пытаешься всеми способами вернуть его к жизни.
Сучжон не чувствует больше Сынван своей подругой, и это бесповоротный процесс на пути к забвению.
🍂
Сынван вылавливает русоволосую у подъезда и глазами молит, чтобы та не убежала. Она слишком долго осмеливалась поговорить и если уж упустит этот шанс, то больше никогда не сможет. А она не хочет заканчивать всё на такой ноте, чтобы потом эта нелепая ситуация преследовала годами во снах. Уже не раз такое было.
Она вычитывает с лица Сучжон нотки внутренних терзаний и старается принять всю безысходность. Кажется, это действительно конец в их дружбе, но ей всё равно нужно узнать причины, какими бы они бессмысленными ни были. Может быть, для Сучжон они имеют цену. Если ей сложно, то она её отпустит.
Сынван совсем не напрягает повисшее молчание, пока они медленно шагают по мокрому тротуару, усыпанному оранжевыми листьями – цветом квартиры под номером пятьдесят четыре. Сучжон наверняка аккуратно подбирает слова, чтобы не ранить её разбитую душу ещё больше. Ей нужно время, а Сынван больше некуда спешить.
Пока есть возможность, блондинка наслаждается
их последними минутами, надёжно пряча в карман кашемирового пуховика. Пусть она не вклеит их в альбом как Сучжон, но хотя бы ещё сможет повертеть в руках, прежде чем выпустит в окно, прощаясь.
Горький кофейный запах смешивается с запахом травяного малинового чая – так пахнет Сынван, – и она слабо улыбается такой комбинации: они хотя бы были совместимы.
– Ты ведь знаешь, какая я, Сынван, – шепчет Сучжон, шаркая подошвой бордовых кед.
– Знаю.
– Ты ведь простишь меня, верно? – спрашивает Сучжон.
– Может быть, – ухмыляется Сынван в ответ.
Сынван убивает в себе сильные порывы прижать к груди русоволосую и накричать за то, что она наделала – ведь это ничего не стоит. Если сердцем Сучжон далека от неё, то уже ничего не исправить. Тем более она пообещала себе, что не будет препятствывать её уходу.
Что остаётся делать человеку, которого бросают, искреннее раскаиваясь? Просто принять, смириться.
– Я не хочу оправдываться перед тобой, Сынван, ты этого недостойна, – Сучжон впервые за день смотрит в упор на соседку, в волнующем ожидании.
– Как Чондэ недостоин меня?
Даже если ты этого не хочешь, язвительные слова всё равно вырываются наружу. Такова уж сущность людей: если больно одному, то и другому нужно поднасолить.
Сучжон отрицательно качает головой, прикрывая глаза в надежде сдержать слёзы.
– Прости… – Сынван подходит чуть ближе и поправляет шапку Сучжон, запоминая её такой миленькой и хорошенькой в осенней одежде. – Прости меня. Я знаю, что ты чувствуешь, но всё только усложняю.
– Нет, это ты меня прости. Я всё только порчу и вот так разрушаю всё, к чему ты так долго шла, и…
– Тсс, – Сынван прижимает указательный палец к её синеватым губам. – Просто не сожалей ни о чём, ладно?
🍂
Сучжон тяжело вздыхает: Сон Сынван всегда была слишком добра к ней. И вот теперь, когда она видит её натянутую улыбку, Сучжон ещё хуже на душе, ведь ей всё равно нельзя оставаться рядом с ней.
Как бы ей хотелось прикоснуться к её пунцовой щеке и засмеяться в голос от нелепости, но она не может этого сделать. Пока она Чон Сучжон, она этого не может.
Она очень любит Сынван, поэтому ей нужно уйти, чтобы в следующий раз удержать её навсегда.
🍂
Сынван всё прочла в её взглядах. Ради этого можно было изнывать от неопределённости, ведь это значит, что она важна для неё.
Пусть и невозможно будет стереть из памяти приятные мгновения, как ни старайся. Они будут мозолить глаза и навеивать грусть, заставляя скучать по ним, но на то они и воспоминания, чтобы их бережно рассматривать.
Для Сынван Чон Сучжон будет самым красочным и тёплым воспоминанием, как этот ноябрь, что на самом деле был холоднейшим месяцем в уходящем году.
Просто потому, что всё же им было хорошо вместе.
