***
Он всё ещё видит его в тени, падающей в полнолуние от крон деревьев на стены домов, слышит его низкий смеющийся шёпот, который смешивается с шумом листвы. С тех пор, как закончилась война, его преследуют эти наваждения, пробиваются под кожу, трогая липкими холодными пальцами внутренние органы, и ему кажется, словно он слышит знакомый смех прямо около уха. В эти моменты дракон ощущает нарастающее напряжение и резко поворачивается, готовый к броску… Но его встречает тишина и спокойствие ночной природы. Привыкший к постоянной битве, к подлости и ловушкам, он всё никак не может расслабиться. Цефеид долго засыпает и спит плохо, периодически просыпаясь от смутных воспоминаний, которые в свое время казались ему завершением ужаса, а не началом нового кошмара. Морок, преследовавший Цефеида ночью и вечером, прошел примерно через одну человеческую жизнь, как будто постепенно растворившись в тумане. Дракон, довольно быстро привыкший к дрожащим на стенах теням, тянущим к нему тонкие пальцы, даже стал ощущать некоторую грусть, когда заметил, что ночные кошмары вовсе прекратились. Через несколько сотен лет, Цефеид снова почувствовал что-то знакомое в тени: то самое ощущение наблюдения, раньше преследовавшее его, то едва ощущаемое обычным человеком напряжение среди животных, когда птицы ночью улетают стаями, хлопая крыльями в ужасе и спешке. Он видел это в отражении зеркала вечером, когда тени позади особенно темные и кажутся багряными от кровавого заката, по приметам предшествующего войне. И это ощущение вызвало у него улыбку, как если бы он встретил старого друга. Когда они снова встретились, была битва между монстрами и драконами, подхваченная от крупных воин между людьми. Цефеиду показалось, что ему не хватало этого безумного смеха и яростной гримасы, застывшей на лице человеческого тела, которому не посчастливилось быть вместилищем для части души Повелителя тьмы. Он, в тайне от самого себя, жадно рассматривал едва видную во всполохах фигуру, приоткрытый в смехе рот, скалящийся от ярости, радости и желания мести, сузившиеся зрачки, покрытые пеленой крови, раскинутые в стороны руки со скривившимися когтями-пальцами. Цефеид думал, что постепенно сходит с ума, думал, что лучше бы образовавшаяся тогда вспышка энергии убила его. Но, несмотря на эти мысли, Бог-Дракон впервые так самозабвенно дрался, легко отражая вспышки багровой энергии, и снова получая удовольствие от длинной жизни, окрасившейся в алые тона заката. В тот миг Цефеиду мнилось, что ему вряд ли хватит сил для того, чтоб убить обезумевшего создателя Драгу Слейва. Он старался не думать, что это не точный вывод, что можно отступить на некоторое время, дав дорогу Водному Дракону, и тогда силы смогут восстановиться. Но он и вовсе забыл об этом, когда, сначала будто бы пойдя на попятную, с помощью Раградии создал обжигающую пальцы ледяную ловушку, вморозив в магический лёд несчастного, полуживого мудреца со стремящимся вырваться и уже желающим мести Королём демонов. Втайне от самого себя, Дракон надеялся, что этот лёд треснет. После этого кошмары стали реальнее, как будто кто-то пытался ворваться в его личное пространство, искажая его, в исступленной, бессильной ярости пытаясь атаковать душу дракона. После таких ночей Цефеид неожиданно — из-за ощущений бумаги под пальцами, спинки стула или от шороха насекомых в траве — обнаруживал себя уснувшим прямо посреди дня. В моменты пробуждения ему казалось, будто вокруг него собираются проклинающие его тени, пытающиеся схватить, задушить, расцарапать кожу до мяса, сломать кости. Нет, его не пугали надорванные угрозы и иногда возникающая во снах резкая боль, но пугало ощущение собственной беспомощности перед накатывающим не вовремя сном. После довольно продолжительных кошмаров наяву он не выдержал и стал сам искать тех людей, которые могли бы стать носителями, чтоб уничтожить причину своих (и не только) ужасных сновидений. Первым делом дракон собрался поговорить с магом, который был известен тем, что бескорыстно и легко лечил других людей, но сам был слеп. Как оказалось, этот человек успел не только возродить часть Короля Демонов, но и создать несколько проблем в виде древнего чудовища и тени Шабранигдо. Теперь Цефеид был искренне рад тому, что у него есть возможность уничтожить своего старого врага, тем более несколько раз, теперь у него есть возможность показать свою силу противнику, победив его в честном бою. Кроме Резо дракон нашел ещё одного человека, не успевшего спасти свою любимую и из-за этого практически сошедшего с ума; он почти сразу узнал в нём эту безумную ненависть и тот самый оскал человеческого лица. «Первый ли раз ты убиваешь меня? Второй? Какой это десяток?» — всегда насмешливо и безжалостно звучит голос врага, видя смешанные чувства в душе соперника-дракона, который всегда думал, что не любит войны и насилие. И всегда разный человек смеётся одинаковым смехом, похоже, будучи в восторге от эмоций, что испытывает противник. Но по Цефеиду видно, что он не страшится громкого, сбивающегося в истерике смеха, который так пугает всех людей. Ему известно, что этот сардонический смех — лишь отзвук того, кем был сотни лет назад Король демонов. И ему иногда кажется, что он видит боль в багряных глазах, видит смотрящий сквозь вещи взгляд куда-то в пустоту, туда, где живёт Мать. Но стоит ему на секунду поверить в это, начав испытывать боль за брата, как человек в середине сферы энергии снова смеется и атакует. Увлечённый поисками и битвами, Бог-Дракон не сразу заметил, что кошмары вновь вернулись, до того отступившие из-за постепенно умирающего Повелителя Тьмы, теперь ещё и более яркие. Это было причиной того, что пробуждения повторялись по нескольку раз за ночь. Этим светлым туманным вечером он не сразу отличил едва заметное фантомное присутствие кого-то за спиной от настоящего; вокруг не было стен, чтоб увидеть на них тень подбирающегося врага. Дракон напрягся, подумав, что слишком поздно ухватился за рукоять меча, почувствовав исходящий холод от оказавшегося реальным гостя. Тьма вокруг него липла к земле и воздуху вокруг, застилая пространство, показывая настоящий, полумертвый облик места, окутанного багряным туманом. Из него на быстро обернувшегося дракона смотрел собеседник, щуря сияющие рубиновые глаза. — На семь частей, значит? — хрипло и со смехом произнес низким голосом стоящий напротив Цефеида Король демонов, вскидывая руки. Бог-дракон уже тогда почувствовал исходящую от него знакомую ярость и безжалостное желание мести, резкую слепящую вспышку энергии. Но в решающий момент ему по-настоящему не хватило сил отразить удар.***
Мужчина, выглядевший как Лей Магнус, создавший самое сильное заклинание черной магии, в эту ночь проснулся от кошмарного сна, едва ли успев заснуть. Ему казалось, как будто он слышит знакомый спокойный голос среди шума листвы, как будто позади него кто-то стоит, создавая вокруг себя едва заметное голубоватое свечение, отбрасывающее тень на стену. Его трясло от непонятной ему смеси чувств: ему казалось, что эта дрожь от ярости, но сон от чего-то пугал его, что казалось ему необычным и удивляло. Он пытался уснуть, чтоб восстановить силы, но снова и снова просыпался от чьего-то фантомного присутствия. Этим же днём он узнал, что, по слухам, где-то на юге в человеке возродилась одна седьмая Бога-дракона Цефеида. Сказавший знал, что такая весть была началом новой войны, но так и не понял, от чего именно одновременно так радостно и так мстительно смеялся Король демонов.