Шалости

Хованская смотрит на его лицо, спокойное и расслабленное, пробегаясь взглядом по выделенным чертам. Хованская смотрит на его лицо, уснувшее, умиротворённое, и задумчиво обходит кровать вокруг. Хованская смотрит на его лицо и нельзя сказать, что без злого умысла. И поэтому, когда он приходит в себя от странного копошения, Хованская лежит на нём. – Что ты делаешь? – шипит Псих, понимая, во что ввязался. Её ноги обхватывают его бёдра, а локти блокируют малейшие телодвижения. – Не дёргайся, иначе криво накрашу, – довольно ухмыляясь, выдаёт она, и он замечает маленький тюбик с блеском в её руках. Мелочь – Псих не умеет скрывать эмоции. Мелочь – Псих никогда не понимает с первого раза. Хованская наваливается на него всем телом, подаваясь навстречу и вжимая его в кровать. Его взгляд нервно бегает, не зная, где должен остановиться, и это так смешит и сильно забавляет, что она не может сдержать смешок. Его лицо краснеет, и каждую эмоцию в этот момент можно в нём прочитать. Она выдавливает каплю блеска и ведёт по его губам, размазывая ту гладким стержнем, скошенным под углом. Псих отчаянно пытается дёрнуться в сторону, но ничего не выходит, и она лишь сильнее вдавливает локти ему в плечи. Он хмурит брови, смотря на её заинтересованное лицо и смеющуюся над ним улыбку, потому что она в который раз победила. Мягкие мазки скользят по губам почти что неосязаемо, оставляя за собой едва ощутимую влажную дорожку блеска, и смотря на неё, он и сам невольно приоткрывает их. Хованская замечает, но ничего об этом не говорит, и Псих рад, потому что уже готов сгореть от стыда. Чтобы его и ещё косметикой… Она оценивающе оглядывает его, довольно возвышаясь, и вдруг прикасается подушечкой к желобку над губой. Псих удивлённо моргает, вглядываясь в сосредоточенное лицо Хованской, и чувствует, как пальцы её ведут под нижней губой, убирая кажущийся ей лишним блеск и растирая кожу. И от этого почему-то учащается дыхание. – Обхвати губами мой палец, – медленно проговаривает она, переводя свой взгляд на Психа, и он мгновенно вспыхивает. – Чего?! – задыхается он. – Не буду я это делать! – Вот так, – закатывая глаза, показывает ему она, – или хочешь, чтоб блеск остался с той стороны? Псих почти чувствует, как пылают его щёки, но ему наплевать, потому что он хочет пройтись по губам рукавом рубашки или, желательно, полотенцем – чем угодно, лишь бы стереть этот дурацкий блеск. Он плотно сжимает губы, диким взглядом смотря на ждущую от него чего-то Хованскую, и вдруг чувствует этот липнущий к ним влажный слой, пахнущий чем-то фруктово-сладким. И этого блеска так несказанно много, что губы едва не соскальзывают друг с друга. Он ненавидит её, послушно их открывая, и отводит в сторону свой взгляд. – Так-то, – ухмыляется она, слишком тяжело выдыхая. – А теперь сожми, ну же. Это похоже на какое-то унижение, и Псих не понимает, чего от него хотят. Он настолько смущён, рассержен и всем подавлен, что почти не может нормально мыслить, хотя она, без сомненья, его в этом перегнала. – Не хочешь по-хорошему, значит, будем по-плохому, – говорит Хованская, наклонившись, и Псих чувствует, как палец её забирается чуть дальше, а ноготь притрагивается к нёбу. Срабатывает рефлекс, и он тут же сжимает губы. Зубы притрагиваются к коже, и Псих тут же ошарашено замирает, понимая, что он делает. Челюсть немного опускается, и он может чувствовать, как медленно выскальзывает её палец, путаясь в чём-то вязком, приостанавливаясь. И как только она отнимает ладонь от его губ, он сразу же выдыхает, сбитый всем этим с толку, взъерошенный и красный. – Видишь? – подносит она палец к его лицу, и Псих инстинктивно дёргается, сминая покрывало под собой. Почти незаметные мазки полупрозрачного розового оттенка переливаются под ровным светом люстры, и он с вызовом смотрит на неё, пытаясь выглядеть чуть сердито. – Это всё? – спрашивает он, сверля её своим взглядом. Хованская вскидывает брови, склоняя голову набок. Если подумать, шутка уже удалась. – Нет, – тянет она, прищуриваясь, и Психу это совсем не нравится, потому что он знает: у неё снова какая-то идея. Какая-то поехавшая и глупая идея, которая опять выйдет ему боком. Хованская пару раз поворачивает крышку, откидывая блеск в сторону, и подбирается к нему ближе, задирая майку и намеренно ерзая, устраиваясь поудобней. Она тут же расслабляется, уже не держа его, и вытягивает руки вдоль его головы, улыбаясь и выдыхая в губы, чтобы следить за его реакцией. – Поделишься блеском, подружка? – усмехается она, чуть прикрыв глаза, и медленно к нему тянется. Психу кажется, что целоваться в таком положении, это странно. Хотя после косметики не о чем говорить. Она отрывается, вытирая ладонью испачканные блеском губы, и посмеивается, смотря на выражение лица Психа. Он такой распалённый и озадаченный, и это её несказанно веселит. Она скрещивает ступни, покачивая ими в воздухе, и вытирает пальцами неаккуратный мазок с его щеки. Лицо Психа горит, и она чувствует это своими пальцами. И ради мелочи, стоит ещё добавить, что картина, вроде накрашенных губ парня, просто презабавнейшая. А ради приличия, что во сне он по-детски мил. И что поделать – в таких порывах Хованская не умеет сдерживаться, движимая азартом и чувством удачной шалости, как какая-нибудь девчонка, совсем мелкая и неопытная, какой была в свои младшие годы и носилась со сверстниками по площадке, когда этот едва под стол пешком ходил. И что поделать – блеск ведь легче стереть, чем маркер. Да хотя бы поцеловать. И, наверное, именно потому это ещё гуманнее, и он должен Хованскую только благодарить. А может, она просто пока не привыкла к подобным отношениям, но да. Хованская, в общем, рада. – Вырываешься, как девка, – хихикает она, упираясь ему в плечо, и в один момент вдруг оказывается не над ним, а уже под: разгорячённым, выведенным и тяжело дышащим. И, кажется, такой исход событий ей даже нравится. – Не поспишь, – раздражённо отзывается он, путаясь в собственных интонациях, и расставляет локти по стороны от её головы. Хованская играючи водит плечами, едва не смеясь, и с вызовом бросает: – И что же ты мне сделаешь? – и Псих понимает, что всё это провокация и что ей и самой интересно, ей и самой хочется, чтобы он ну хоть что-нибудь с ней сделал. Тоже, как мальчишка, горячный и резкий, который сначала делает, а потом думает, разгребая последствия. Он смотрит уверенно на неё, такой решительный, заставляя заинтригованную Хованскую прикусить губу. – Ну-ну, – хмыкает она, вцепляясь ему в футболку. – Опять всё самой делать? – Не обольщайся, – резко наклоняется, заглядывая ей в глаза, он, и она сдержанно улыбается, но растянутые широко губы всё равно выдают её с головой. И она просто притягивает его, положив руку ему на затылок, ближе, подаваясь вперёд и ощущая на собственных губах этот блеск. И это его отчаянное сопротивление, когда он сам не знает, чего хочет, но на самом деле руки за него уже всё делают, её веселит, и она не может сдержаться, отворачивая голову и пропуская смешок. – Что? – выдыхает ей напряжённо в лицо Псих, незаметно нервничая, и она накрывает лицо рукой, не в силах остановиться. – Да что с тобой не так?! – Понятия не имею, – заливисто смеясь, утыкается она ему лбом в грудь. Может, и правда уже заехали шарики за ролики. С подобным кадром и не такое может произойти. Но, кажется, это какая-то особая грань отношений, когда можно целоваться, а потом хохотать, что есть мочи, и тебя не пошлют или не оттолкнут, и, признаться, Хованская это ценит. Потому что Псих всё ещё сидит над ней, упираясь в матрац руками, и не сводит своего пытливого взора, как щенок, наблюдающий за юркой бабочкой и пытающийся сообразить, как же её поймать, потому что размахивать лапами здесь вовсе не подходит. Ей смешно, тепло и приятно, и она растирает по губам этот блеск, проводя по щеке Психа своей рукой. – Всё не так, – усмехается она задорно. – Но ты, – нажимает пальцем ему на нос Хованская, – в особенности. И его возмущённое выражение тоже ей нравится, как и спящее ничего не подозревающее лицо. И Псих, с его вечными криками, кажется ей каким-то правильным, приевшимся, без которого будет неимоверно скучно. А озорным девочкам нужны озорные мальчики, чтоб шалить. И в конце концов, эта грань отношений подразумевает и поцелуи в щёку, верно? Даже если потом на тебя смотрят, как на какую-то сумасшедшую. Хованская думает, что оно того определённо стоит. В общем-то, он ведь знал, на что подписывался. Поздно жаловаться, Псих. Но он, в общем-то, и не жалуется. И Хованской это до жути нравится, когда он неумело натыкается своими губами, просто повернув голову, на её поцелуй. Очень. А блеск у неё невероятно стойкий.