Спектр

1. Джон Было жарко, дул ветер, и меня подстрелили. Сейчас, когда я вспоминаю тот день, я, бывает, удивляюсь тому, каким обычным он выдался. Было душно - Афганистан не самая прохладная страна, знаете ли, куда теплее старушки Англии. Мы пересекали пустыню, дул ветер. После дневного перехода через пустыню песок сыплется отовсюду - из одежды, из волос. Песок скрипит на зубах, скребется в легких, шуршит в мыслях... в том, что от них остается под конец дня. Под афганским солнцем мозг перегревается и перестает работать. Ветер не приносит облегчения - только еще песку, как будто вокруг его мало. Мы ехали через пустыню, двигатель заглох от песка. Пришлось выйти и чинить, кто-то решил воспользоваться остановкой и перекурить. Тут они и пожаловали - талибы, я имею в виду. Не самые приятные гости. Манерами уж точно похвастаться не могут. Первым подстрелили Берта - я отстреливался и одновременно пытался его осмотреть. Ничего страшного там не было, чистая сквозная рана, даже сосудов крупных не задело. Но стонал Берти как резаный, за его стонами свиста пуль не было слышно. Я к нему наклонился - сказать, чтоб не пищал как девчонка, - тут меня и достало. Я даже не почувствовал сразу. Так бывает иногда - накачанное адреналином тело не сразу ощущает боль. Я еще пару человек снял, прежде чем накатило. Это, доложу я вам, было что-то. Такой боли я никогда прежде не чувствовал, даже когда мне в детстве железным штырем ногу пробило. Перед глазами побелело, я даже о талибах забыл с их пулями - словно от всего мира, от всего меня осталось только мое плечо и сочащаяся кровью дырка в нем. Признаться честно, не помню, что было дальше. Помню, бредил - было жарко, жарче, чем в аду, жарче, чем в самый жаркий афганский полдень, и эта тошнотная пустота в голове. Потом очнулся - и первым увидел лицо Билла Мюррея. Мы с ним дружили еще с университета, вместе за девушками ухаживали, вместе и на войну подались. В Афган, в эту богом забытую дыру - что в подобной дыре делать двоим порядочным англичанам? Странно сказать, я ведь почти заплакал, когда меня увозили назад, в Англию. А Билл только рад был. Хороший парень этот Билл - уж ему-то потом наверняка не снились кошмары. Сейчас, когда я вспоминаю тот день, я иногда про себя говорю старине Берти спасибо за то, что он визжал как девчонка. Ведь если бы не он, я бы не познакомился с Шерлоком. Подумать только, такая мелочь - и так переворотила всю мою жизнь. Шерлок бы сказал, не бывает незначительных деталей. А я что - я думаю, это судьба. 2. Шерлок Было холодно, шел дождь, и меня корежило от абстинентного синдрома. Монтегю-стрит, 26, третий этаж, меблированная комната за триста фунтов в неделю, сосед с декомпенсированным циррозом печени. Майкрофт докучал звонками; в конце концов я отключил телефон. Интересного дела не подворачивалось две с половиной недели. Передозировка, реанимация, знакомство с доктором Майком Стэмфордом (выступал в качестве наглядного пособия для его студентов, в лекции был представлен слушателям как "наркоман второй стадии"; весьма нелестная характеристика, хоть и, как я вынужден был признать, вполне правдивая). Майкрофт грозился запереть меня в реабилитационной клинике; подробно сообщил ему, куда ему следует пройти с его заботой, обшарил свои тайники и выбросил весь героин. Через полминуты испытал сильное желание извлечь героин из мусорного бака, почти кинулся рыться в отбросах. Усилием воли преодолел порыв; положительно, эта привычка начинала все больше порабощать мой разум, заставлять его подчиняться прихотям жалкого сосуда - моего тела. Необходимо было с этим покончить. Средняя температура ночью - -10°C, днем - -4°C, значительно ниже комфортной; дождь шел четыре дня подряд, стук капель по крыше являлся источником нежелательного раздражения. Абстинентный синдром проявлялся в крайне резкой форме, совладать с порывами тела с каждым часом становилось все сложнее. Девять часов после последнего укола; испытываю иррациональное напряжение. Среди прочих симптомов наблюдаю слезотечение и усиление досаждающего мне вот уже два дня насморка. Носовых платков не хватает; не предусмотрел. Воспользоваться халатом. Впервые в жизни я не мог думать ни о чем, кроме укола; моя функциональность упала практически до нуля - в высшей степени неудовлетворительное состояние, которое только подкрепило мою решимость избавиться от привычки к наркотикам. Тридцать два часа после последнего укола; лихорадит. Слезотечение и выделения из носа усиливаются, началось частое чихание; набегающую во рту слюну то и дело приходится сглатывать. Подушка мокрая; чувствую некоторый дискомфорт. Сводит мышцы. Скорость ветра - 6 миль в час, состояние соседа - критическое; лесбийская пара за стеной громко занималась сексом. Затем одна из девушек зашла к нам, вызвала соседу скорую и предложила мне дозу. На руках - множественные следы от уколов (вероятно, вынуждена делать уколы в вены на ногах; испытал мимолетное удовлетворение - у меня вена еще не пропала, отказ от употребления наркотиков должен быть значительно менее болезненным), лимфатические узлы увеличены; вероятные симптомы синдрома иммунодефицита. От дозы отказался; девушка все равно оставила на столе пакет, содержащий около одного грамма грязного героина, предположительно произведенного в Афганистане. По всей видимости, извлекла из моего кошелька сумму, значительно превышающую стоимость наркотика; вероятно, на эту сумму и приобрела наркотики, от передозировки которыми скончалась через два дня вместе со своей партнершей. Информация, не заслуживающая внимания; удалить. Сорок три часа после последнего укола; первые признаки обезвоживания. Напился из-под крана. Судороги в мышцах. Испытываю сильные болевые ощущения во всем теле. Не могу лежать. Не могу сидеть. Хожу по комнате. Доза. Мне нужна доза. Болит. Болитболитболит провожу ножом по коже ладони порез глубокий почти до кости боль собирается в одном месте одним сгустком стекается со всего тела полыхает вытекает вместе с кровью надо промыть перевязать надо дозу мне нужна доза еще раз лезвием по руке сильнее так легче выкручивает сводит выворачивает я не могу не могу не могу Думал о выражении лица Майкрофта, когда тот поймет, что я сумел завязать - сам. Думал о словах Майка Стэмфорда. Думал о недавнем серийном убийце с восхитительно извращенной фантазией. Положительно, даже самая беспросветная скука лучше, чем это состояние. Семьдесят пять часов после последнего укола; понос, рвота. Слабость, сильное головокружение. До туалета дохожу, держась за стены. Иногда приходится ползти. Спустя семь дней поднялся с кровати, включил телефон. Тридцать восемь СМС от Лестрада, сорок шесть пропущенных звонков от Майкрофта. Лестрад предлагал дело; приняв душ, я немедленно отправился на место преступления. Предполагаю, стоило перед этим все же принять минимальное количество пищи, необходимое для удовлетворительного функционирования; выражение лица Андерсона после того, как я пришел в сознание на тротуаре возле полицейской машины, безусловно, является одним из самых малоприятных виденных мною зрелищ. Через полгода сосед умер от рака печени; я занимался очередным расследованием и возвратился на квартиру только тогда, когда трупный сок начал протекать к соседям снизу. Хозяин квартиры изъявил нежелание видеть меня среди своих жильцов, только усилившееся после обнаружения того, что один из забытых мной на плите экспериментов за эти дни прожег днище кастрюли и плиту до самого пола. Предложение от миссис Хадсон оказалось как нельзя кстати, равно как и давнее знакомство с Майком Стэмфордом. Вследствие его слов я принял окончательное решение отказаться от наркотиков, а спустя три года одним январским днем разговор с Майком принес мне соседа и... используя его собственное самообозначение... друга. Поразительная случайность, являющаяся тем не менее закономерной, как и всё в природе. Джон мне об этом не говорит, но он думает, что это была судьба. "Судьба"... всего лишь еще одно название случайности. 3. Джон Жарко, мне жутко жарко, жарче, чем в Афганистане, - так быстро мы бежали, и я бросаюсь наперерез замахнувшемуся на тебя ножом серийному убийце (твой любимый тип). Пот катится по лбу, щиплет глаза, рубашка прилипает к телу, насквозь мокрая от пота, - и распадается под лезвием, и липнет пуще прежнего, когда по ней начинает расплываться темное пятно. Царапина, Шерлок, это только царапина, не делай такие глаза, мне всего лишь наложат пару швов. Я пока тут полежу, отдохну немного, а ты иди поговори с Лестрадом - и веди себя прилично! Шерлок За окном моросит мелкий дождь (вероятность прекращения в ближайшие дни составляет 14,8%), капли негромко стучат по оконным стеклам, создавая благоприятный шумовой фон для моих размышлений, и я наклеиваю на предплечье второй никотиновый пластырь. Джон спускается из своей спальни, едва заметно морщась, - швы его беспокоят. Я нахмуриваюсь: текущее дело выглядит до отвращения простым, но скорее всего потребует от нас провести немало времени на ногах. Если Джон находится в неудовлетворительном состоянии, в расследовании может произойти отставание или задержка. Осознание этого отодвигает на второй план приятные ощущения от никотинового опьянения. Джон заваривает чай на двоих и ставит передо мной чашку, хотя знает, что я ее, скорее всего, не выпью; одна из многих его странных привычек, которые мне определенно не следует сейчас анализировать. Не могу сосредоточиться на деле; вероятная причина - отвлекающий шум дождя. Раздражение на погоду, раздражение на Джона. Джон пьет чай (мелкими глотками; температура напитка выше обычного) и смотрит на меня. Что? - Я же сказал, со мной все в порядке, - говорит он. Он думает, что я из-за него волнуюсь? Нелогично, нерационально, крайне маловероятно. Джон ставит чашку на стол и качает головой: - И все-таки ты подставился совершенно по-идиотски. Как ты только выживал, когда я еще не бегал за тобой? - Плохо, - отвечаю я. Это простая констатация факта, но по неясным причинам она вызывает у Джона эмоциональный отклик (сбой дыхания, расширившиеся зрачки, приоткрывшиеся губы). - Я без тебя тоже, - говорит Джон и улыбается (ресницы вздрагивают, возле уголков глаз собираются морщинки). Я заношу полученную информацию в базу данных, в директорию "Джон", пытаясь подавить собственный абсурдный эмоциональный отклик, и тянусь к дымящейся на столе чашке.